Не дожидаясь ответа, она закрыла за собой дверь. Сквозь толщу облаков пробивалось солнце, над черным блестящим асфальтом поднимался пар. Марта вышла во влажную жару.
Маркус смотрел в бинокль. Он увидел женщину. Она быстрым шагом прошла в гараж, завела старый «гольф», на котором они приехали, и выехала. Крыша на машине была по-прежнему опущена. Женщина двигалась так быстро, что ему не удалось как следует поймать ее в фокус, но ему показалось, что она плачет.
Потом он снова направил бинокль на окно кухни и приблизил изображение. Сын стоял и смотрел ей вслед. Руки его были переплетены, челюсти крепко сжаты, а на висках проступили вены, как будто он испытывал боль. И в следующий миг Маркус понял почему. Сын вытянул руки вперед, раскрыл ладони и прижал их к стеклу. Блестящие солнечные лучи отражались от поверхности. В каждой ладони торчало по сережке, и к запястьям стекали два тонких ручейка крови.
Глава 24
В офисном помещении стоял полумрак. Кто-то выключил свет, подумав, что уходит последним, и Симон не стал его включать: летние вечера все еще были достаточно светлыми. К тому же ему выдали новую клавиатуру со светящимися клавишами, так что ему даже не приходилось включать настольную лампу. Один только их этаж офисного здания потреблял около четверти миллиона киловатт-часов в год. Если им удастся снизить это число до двухсот тысяч, они сэкономят средства, которых хватит на покупку двух дополнительных патрульных автомобилей.
Симон продолжил путешествие по сайту клиники Хауэлла, не похожему на сайты многих других частных американских больниц, которые на фотографиях казались пятизвездочными отелями с улыбающимися пациентами. Их сайты пестрели восторженными откликами, а хирурги выглядели как нечто среднее между кинозвездой и пилотом. На сайте этой клиники было всего несколько фотографий, краткая информация о квалификации персонала, отчеты о деятельности, профильные статьи и ссылки на номинатов на Нобелевскую премию. И что важнее всего, процент успешных операций по профилю, требовавшемуся Эльсе. Процент этот был намного выше пятидесяти, но все же не настолько высоким, как надеялся Симон. С другой стороны, он был настолько низким, что Симон в него поверил. На сайте не указывались расценки. Но он их не забыл. Настолько высокие, что он в них поверил.
В темноте он уловил чье-то движение. Это оказалась Кари.
– Пыталась дозвониться до вас дома. Жена сказала, что вы здесь.
– Да.
– Почему вы работаете так поздно?
Симон пожал плечами:
– Когда не можешь прийти домой с хорошими новостями, случается, откладываешь возвращение до последнего.
– Что вы хотите сказать?
Симон отмахнулся:
– Что у тебя?
– Я сделала, как вы просили, перевернула все камни в поисках всех возможных и невозможных связей между убийством Иверсен и тройным убийством. И ничего не нашла.
– Ты, естественно, понимаешь, что это не исключает наличия таких связей, – произнес Симон, продолжая стучать по клавишам.
Кари выдвинула стул и села.
– Мне, во всяком случае, не удалось обнаружить эти связи. А я искала хорошо. И потом я подумала…
– Думать – это нам нравится.
– Может быть, перед нами просто грабитель, увидевший две хорошие возможности: дом Иверсенов и место хранения наркотиков и денег. И во время первого ограбления он усвоил, что, прежде чем убивать, надо заставить человека выдать код от сейфового замка.
Симон оторвался от компьютера:
– Грабитель, застреливший двоих и израсходовавший полкило супербоя рыночной стоимостью в полмиллиона только для того, чтобы убить свою третью жертву?
– Бьёрнстад считает, что это разборка между бандами, способ передать послание конкурентам.
– Банды передают послания, не клея на конверты марки стоимостью в полмиллиона, инспектор Адель.
Кари откинула голову назад и вздохнула:
– Во всяком случае, Агнете Иверсен не имела никакого отношения к наркоторговле и типам вроде Калле Фаррисена, – это, я думаю, можно утверждать с полной уверенностью.
– Но связь есть, – возразил Симон. – Вот чего я не понимаю: мы установили, что он пытается скрыть факт какой-то связи, но мы все равно не можем выяснить, что это за связь. Если эта связь настолько хорошо спрятана, то зачем ему прилагать столько усилий для того, чтобы скрыть, что за обоими преступлениями стоит один и тот же человек?
– Возможно, камуфляж предназначен не для нас, – сказала Кари, зевая.
Она закрыла рот, когда заметила, что Симон смотрит на нее расширенными глазами.
– Ну конечно. Ты права.
– Да?
Симон вскочил и снова сел. Ударил по столу ладонью:
– Он боится не того, что полиция встревожится и обнаружит его. Он боится кого-то другого.
– Потому что думает, что эти другие могут его поймать?
– Да. Или, возможно, он боится, что они насторожатся. Но в то же время… – Симон взялся рукой за подбородок и беззвучно выругался.
– В то же время что?
– Все немного сложнее. Он не пытается скрыться полностью. Убивая Калле таким способом, он, по-видимому, передает послание.
Симон раздраженно откинулся назад, так что спинка стула закачалась. Они сидели и молчали, а темнота вокруг них незаметно сгущалась. Симон первым нарушил тишину:
– Я думал о том, что Калле лишили жизни так же, как он, будучи наркоторговцем, убивал других. Отказ дыхания вследствие передозировки. Как будто убийца – ангел мести. Это не наводит тебя на какие-нибудь мысли?
Кари покачала головой:
– Только на те, что Агнете Иверсен вряд ли убили, следуя тому же принципу. Насколько мне известно, она никого не застрелила в грудь из пистолета.
Симон поднялся, подошел к окну и уставился на освещенную улицу. По асфальту прошуршали колеса двух скейтбордов. Проехали двое мальчишек, оба в куртках с капюшонами.
– Ой, вот что я забыла, – сказала Кари. – На самом деле я нашла другую связь. Между Пером Волланом и Калле Фаррисеном.
– Вот как?
– Да. Я поговорила с одним из информаторов наркоотдела. Ему показалось странным, что два человека, прекрасно знавшие друг друга, умерли один за другим.
– Воллан знал Фаррисена?
– Причем хорошо. Слишком хорошо, по мнению моего информатора. И еще кое-что.
– Да?
– Я проверила досье Калле. Его привлекали в качестве свидетеля по одному делу об убийстве несколько лет назад, даже в КПЗ сажали. Жертву звали Джейн Доу.
– Не опознана?
– Нам известно только, что она была молодой азиатской девушкой. Экспертиза зубов показала, что ей шестнадцать лет. Один свидетель видел, как на заднем дворе какой-то мужчина делал ей укол, а на опознании указал на Калле.
– Да что ты?
– Да. Но Калле отпустили, потому что другой человек сознался.
– Как ему повезло.
– Да. И кстати, сознался тот самый парень, что сбежал из Гостюрьмы.
Кари посмотрела на неподвижную спину Симона. Ей было любопытно, слышал ли он, что она сказала, и она уже собиралась повторить все сначала, когда от окна раздался его грубоватый, спокойный старческий голос:
– Кари…
– Да?
– Я хочу, чтобы ты покопалась в жизни Агнете Иверсен. Не происходило ли в ее окружении чего-нибудь похожего на пистолетный выстрел. Чего угодно, ты понимаешь?
– Ну да. О чем вы сейчас думаете?
– Я думаю, – спокойствие исчезло из старческого голоса, – что если… если… то…
– То?
– То все только начинается.
Глава 25
Маркус выключил свет в комнате. Какое удивительное ощущение – видеть другого человека и знать, что он тебя не видит. И все же его бросало в дрожь всякий раз, когда Сын подходил к окну и смотрел прямо в его бинокль. Как будто знал, что за ним кто-то наблюдает. Сейчас он находился в спальне родителей, сидел на расписанном розами сундуке, в котором – Маркус знал – не лежало ничего, кроме пары пододеяльников и простыней. В комнате не было занавесок, освещалась она люстрой с четырьмя лампочками, поэтому видно было хорошо. А поскольку желтый дом располагался ниже по склону, чем его собственный, а Маркус вдобавок ко всему уселся на верхний ярус двухэтажной кровати, которую он придвинул к окну, ему было прекрасно видно, чем занимается Сын. Ничем особенным. Он уже целую вечность сидел, вставив в уши наушники от телефона, и что-то слушал. Наверное, какую-то веселую песенку, потому что каждые три минуты он нажимал на телефон, как будто раз за разом прокручивал одну и ту же песню. И каждый раз он улыбался в одном и том же месте, хотя наверняка был расстроен случившимся с той девушкой. Они целовались, а потом она просто умчалась на бешеной скорости. Бедняга. Может быть, Маркусу стоит пойти постучать в дверь и пригласить его к ним на ужин. Мама, конечно, скажет, что это замечательная идея. Но Сын казался таким расстроенным, и вполне возможно, что сейчас ему не хочется общаться с другими людьми. Это может подождать до завтра. Завтра Маркус встанет пораньше, подойдет к его дому и позвонит в дверь, держа в руках свежие булочки. Да, так и надо поступить. Маркус зевнул. В голове он тоже прокручивал одну песенку. Даже не песенку, а всего одно слово. Но он повторял его с тех пор, как тот дурак из Тосена спросил Сына, не отцом ли он приходится Маркусу: «Возможно».
Возможно. Хо-хо!
Маркус зевнул. Пора спать. Завтра ему рано вставать и печь булочки. Но только он собрался отойти от бинокля, как там что-то произошло. Сын поднялся. Маркус снова приник к биноклю. Сын откинул ковер и поднял одну незакрепленную половицу. Тайник. Он что-то убрал туда. Красную спортивную сумку. Он открыл ее и вынул пакет с белым порошком. Маркус прекрасно знал, что это, он видел такие пакеты по телевизору. Наркотики. А потом Сын внезапно вскинул голову. Казалось, он прислушивается, навострив уши, прямо как антилопы у водопоя на канале «Энимал плэнет».
Теперь Маркус тоже услышал звук. Отдаленный шум мотора. Автомобиль. Так поздно летним вечером на их улице машин бывало не много. Сын словно окаменел. Маркус увидел, как автомобильные фары осветили асфальт. Большая черная машина из тех, что называют внедорожниками, остановилась под уличным фонарем между домами. Из нее вышли двое мужчин. Маркус рассмотрел их в бинокль. Оба были одеты в черные костюмы. Люди в черном. Один из них выглядел круто. А у низкого были белокурые волосы, и это совсем неправильно. Хотя волосы великана были черными и кудрявыми, совсем как у Уилла Смита, но у него имелась огромная лысина, а кожа была белой как мел.