Йенс повернулся к нему:
– Послушай меня, Альберт…
Тот отвел глаза.
– Твоя мама ранена.
Теперь на его лице отразился испуг.
– Что случилось?
– Ее ранили ножом.
– Как она себя чувствует?
– Учитывая обстоятельства – хорошо.
Тысячи мыслей.
– Кто это сделал?
– Арон Гейслер.
Удивленные глаза.
– Арон? Почему?
– Мы пока не знаем… Но это не имеет значения. За всеми нами ведется охота, Арон, мы в розыске. У тебя нет сейчас возможности заявлять о собственных желаниях. Ты должен поехать к маме – и случится именно это. Понимаешь, что я говорю?
Альберт был увлечен какой-то мыслью.
– Понимаешь, что я говорю? – повторил Йенс.
– Да.
Сейчас он стал больше похож на себя, перестал быть таким жестким.
– Если тебя это утешит, я остаюсь здесь, с Лотаром, – сказал Йенс.
– Остаешься?
– Да.
– А почему?
– Я – часть обмена. Но тебе же это неинтересно.
Альберт наклонил голову, как будто ему стало стыдно.
– Я не знаю, что сказать, – в конце концов выдавил он.
– Тебе необязательно что-то говорить и чувствовать вину. Просто так получилось. Ты ни при чем.
Когда автомобиль вырулил к военному аэродрому и выехал на поле, шел дождь. Там с гудящими двигателями стоял «Боинг-737» с эмблемой ВС Колумбии на хвосте, трап на колесах вел к заднему входу.
Еще один «Кадиллак» повернул перед ними. Йенс смотрел, как он останавливается. Видел, как из него вышел Михаил и под дождем направился к ним.
– Давай ко мне, – сказал он Альберту. – Позаботимся о том, чтобы увезти тебя отсюда.
Потом все трое двинулись к самолету.
– Что ты потом собираешься делать, Михаил? – спросил Йенс.
– Потом?
– Когда вернешься. Уедешь из Праги?
– Нет, останусь еще на какое-то время.
– Зачем?
– Много причин.
– Назови хоть одну.
Асмаров бегло взглянул на Йенса и сказал:
– Я не считаю, что Лотар должен жить в этой стране и с этими людьми. И ты тоже, Йенс. – Михаил достал листок. – Свяжешься со мной по этому адресу, – добавил он, кладя бумажку Йенсу в карман.
На трапе они вместе поднимали Альберта в коляске. Добрались до верха и поставили коляску перед дверью в самолет.
Йенс протянул руку Альберту, тот пожал ее.
– Береги себя и маму, – сказал он, развернулся, похлопал Михаила по плечу и сбежал вниз по лестнице, а потом к машине, где его ждал Альфонсо.
Михаил закатил Альберта в самолет. Задняя часть представляла собой пустое багажное отделение, впереди – семь рядов больших старых сидений из первого класса восьмидесятых годов.
Асмаров помог Альберту сесть в одно из них.
Из кокпита вышел пилот в зеленой форме ВС. Он сложил коляску Альберта.
– Мы приземлимся в Праге. Во время рулежки мы опустим мальчика в деревянный ящик в багажном отделении. Он помечен как дипломатическая почта. Ты, – он показал на Михаила, – выйдешь вместе с нами и успеешь скрыться.
Йенс наблюдал за тем, как «737-й» выруливает на взлетно-посадочную полосу. Мигающие аэронавигационные огни создавали яркое свечение за мокрым стеклом автомобиля.
Двигатели загудели, и самолет начал набирать скорость на мокрой от дождя полосе, круто взмыл ввысь и полетел в темноту, удаляясь от земли.
Альберт летит к Софии…
– Адрес гостиницы? – спросил Альфонсо, сидевший рядом с ним на заднем сиденье.
Йенсу вдруг захотелось сломать ему шею, задушить водителя, забрать Лотара и сбежать.
Но Альфонсо держал пистолет в руке, а водитель – на коленях, так что его было видно.
Нужно подождать.
Альфонсо поднялся вместе с Йенсом, наверх в гостиничный номер, пистолет болтался у него в руке.
Йенс расстегнул наручники Лотара, взял его сумку, и все трое вышли из номера.
После того как они проехали некоторое расстояние по проселочной дороге, Йенс обратился к Лотару:
– Я останусь здесь, с тобой.
Парень не сразу понял.
– Я буду работать на этих людей. Я буду много ездить, но буду возвращаться к тебе так часто, как смогу.
Лотар задумался, потом расслабился, повеселел.
– Хорошо, – прошептал он.
Их новый дом. После езды через густые джунгли перед ними вырос замок наркоторговцев.
Они увидели животных в загонах, теннисные корты, бассейны, водопады, вертолеты; вечером везде включили подсветку.
У большого дома машина не остановилась, а поехала дальше, преодолев еще один лес, и оказалась на другой грунтовой дороге.
У подножия заросшего холма стояли в ряд белые одноэтажные домики, оранжерея, еще два строения без окон, и были разбиты небольшие сады. Они выглядели как миниатюра поселка, если б не трехметровая стальная ограда вокруг с табличками, предупреждающими о высоком напряжении. В центре – решетчатая калитка, снаружи – охрана.
Они остановились за периметром. Йенс увидел несколько человек, которые сидели на освещенной веранде одного из домиков.
Они были одеты в свободную одежду, как люди, находящиеся в отпуске; сидели за столом, возможно, играли в карты…
Альфонсо повернулся с переднего сиденья.
– Узнаёшь их? – спросил он, кивая на веранду.
Несмотря на приличное расстояние, Йенс узнал, по крайней мере, одного из них.
– Эрнст Лундваль, – ответил он.
– Верно, – сказал Альфонсо. – Двое других – Кристиан Ханке и Роланд Генц.
Сын и правая рука Ральфа Ханке.
Дон Игнасио собирал людей. Так же, как зверей в загонах. Йенс и Лотар теперь тоже стали предметами коллекции. Картина ясна. Альфонсо с доном Игнасио имели в своем распоряжении нужных людей, чтобы получить контроль над желаемыми сферами бизнеса, который вели Ханке и Гусман. Возможно, над всеми… Потому что их сыновья были у Альфонсо и Игнасио.
Йенс взглянул на Лотара. Он сидел рядом и ничем не выдавал своего отношения к происходящему.
– Вы не будете здесь жить. Вы – гости большого дома, – сказал Альфонсо.
– Что это значит? – спросил Йенс.
– Что мы начнем с лучшего. Если станешь вести себя хорошо, Йенс, и будешь сговорчив… Ну ты понял. Тогда Лотару здесь будет сносно.
66Стокгольм
Томми вез Монику в инвалидной коляске. В тот день было холодно. Она смотрела на неизменно красивую природу. Несмотря на серость и тусклость, Моника все равно любовалась тем, что видела.
Она перестала разговаривать с Томми. Он думал, что из-за болезни. Но Моника могла говорить, иногда даже очень хорошо. Однако она никогда больше не будет с ним разговаривать. Она так решила. И вот именно тогда Томми начал с ней по-настоящему общаться. Их прогулки, как эта, стали невыносимыми. Он вез ее коляску перед собой и раскрывал одну отвратительную тайну за другой. Словно от этого ему становилось легче, и в этом заключалась функция Моники. Истории были частично закамуфлированы, но она все равно понимала истинный смысл. Томми – убийца, неоднократно совершавший преступления и с искаженной прямотой, умными словами и детской психологией их оправдывавший. Все время он напоминал ей, что делал это ради нее, чтобы она выздоровела.
Он был так болен, ее Томми… Он не мог даже оказать ей маленькую услугу не говорить так, не класть на нее груз вины.
– А помнишь Данию? Это был лучший отпуск. Девочкам понравилось. Они обожали тот берег и рестораны. Вот куда мы снова поедем. Будем жить в том же месте, должно быть так же здорово.
Он говорил так убежденно, будто каждая его мысль была истиной. Моника даже не помнила Данию.
Она знала, что Томми никогда больше ни в чем ей не поможет, а уж чтобы толкнуть ее на другой берег – тем более. Самое главное ее желание, о котором она попросила супруга после целой жизни у него в подчинении. Томми будет помогать лишь самому себе, снова и снова, с силой вращения, медленно затягивающей его в центр собственной самодовольной и искаженной вселенной.
А ей ничего не остается, как молиться за него, много и долго молиться, слабо надеясь, что однажды он возьмется за ум и выстрелит себе в голову.
67Прага
Кеннет Вессман показал свой дипломатический паспорт пограничнику в аэропорту Вацлава Гавела в Праге и получил большой деревянный ящик от шведской дипломатической миссии в Колумбии.
Ящик погрузили в транспортный автомобиль.
За рулем сидел Майлз, Кеннет сел в машину. Они отъехали от таможни. Но вместо того, чтобы ехать в сторону города, они повернули за угол здания и проехали чуть-чуть, пока из темноты не показался крупный мужчина в рубашке.
Михаил дернул задние двери и залез внутрь.
– Чертовски холодно, – сказал он, дрожа.
Они быстро поехали прочь, Майлз перелез назад и помог Асмарову открыть ящик. Крышка поддалась.
В ящике сидел Альберт, поджав под себя ноги.
– Меня зовут Майлз Ингмарссон, – сказал Майлз, протягивая руку вниз в ящик.
– Меня зовут Альберт Бринкман, – сказал Альберт, пожимая ладонь Майлза.
Она лежала в кровати и слышала, как открылась дверь; слышала голос Майлза и ответы Альберта. Потом звук резиновых колес по деревянному полу квартиры. Коляска Альберта.
Он появился у нее в комнате. Они посмотрели друг на друга. Альберт был похож на себя, но что-то неуловимое в нем изменилось. Что-то во взгляде.
По щекам у нее потекли слезы. Она взяла его за руку, наклонилась к нему. И несмотря на боль от раны, смогла обнять его. Она держала его близко к себе, но он казался далеким.
– Привет, мама, – сказал Альберт.
– Привет, родной.
Две недели спустяСтокгольм / Прага
Когда Томми открыл дверь, в доме было тихо. Он прошел по коридору в гостиную. В глаза бросалась чистота, как будто кто-то сделал уборку.
– Есть кто? – осторожно окликнул он.