Но когда мы уже уходили, она торопливо приблизилась к нам и улыбнулась Джо:
— Да, я смогу быть у вас в среду. Заезжайте за мной, Руперт, в три часа.
— Хорошо, — ответил он.
Мне хотелось задать Руперту множество вопросов.
— Правда, у Нины очень элегантный вид? — спросила Джо у мужа, когда машина тронулась.
— Ничуть, — кратко возразил Руперт. — Ничего элегантного я в ней не заметил.
— Где твои глаза? Ручаюсь, что она купила этот костюм в Париже или в Лондоне.
Но Руперт не пожелал больше говорить на эту тему.
Мы с Рупертом разделили наши обязанности, грубо говоря, так: я занимался всем, что касалось постройки судов, а он — сделкой на нефть. Поэтому я и отправился к эксперту по судостроению, приехавшему с советской торговой делегацией.
Борис Крылов встретил меня в вестибюле и провел в большую, пустую гостиную, которая, по-видимому, служила чем-то вроде клуба. Мы уселись. Крылов, как многие русские, был невысокого роста и очень широк в плечах. Во время обороны Ленинграда он служил моряком на Ладоге и потерял ногу. Говорил он с американским акцентом. Когда я рассказал ему, что проплавал десять лет, в основном простым матросом, на старых грузовых пароходах, он почему-то обрадовался, воскликнул: „Молодчина!“ — и послал за водкой и стаканами.
Фредди снабдил меня примерными ценами на каждое из судов, которые мы брались построить, а также предварительными данными о сроках. Я передал эти данные Крылову, который, сложив бумаги, небрежно сунул их во внутренний карман и спросил меня: может ли фирма Ройсов построить для Советского Союза лесовозы водоизмещением в триста тонн или для нас это слишком маленькие суда?
— Почему слишком маленькие? — удивился я.
— Нам может понадобиться штук пятьдесят таких судов, — добавил он. — Для нас они выгоднее, потому что осадка у них меньше и они смогут заходить во все английские порты, расположенные в мелководных устьях рек.
— А как насчет судов, которые мы готовы для вас построить? — спросил я. — Данные на них вы как раз положили к себе в карман. Разве два плавучих холодильника вам уже не нужны?
— Конечно, нужны, — спокойно возразил он, — но стоит ли ими заниматься, раз вы не берете нашу нефть? Мистер Бенсон из торговой палаты вчера заявил, что нефти вы у нас не возьмете.
Я знал, что рано или поздно речь зайдет о нефти, но не думал, что так быстро. Я сказал мистеру Крылову, что хлопоты о нефти взял на себя Руперт и что они, как мы надеемся, увенчаются успехом.
Мистер Крылов недоверчиво пожал плечами.
— Хорошо, — сказал он. — Дайте мне знать, как у вас подвигается дело.
Я снова попытался завести разговор о холодильниках, разговор явно бесцельный — это я уже сам понимал. Мы выпили еще водки, и мой собеседник сообщил мне, что русские издают книгу о Руперте и Водопьянове.
Руперт не удивился, выслушав мой рассказ, хотя и был огорчен, а я, чтобы поднять его настроение, рассказал ему, что русские собираются выпустить книгу о нем и Водопьянове.
— Это будет книга друзей о друге, — добавил я.
— Я бы предпочел, чтобы они дали кануть всей этой истории в Лету, — ответил Руперт.
Вчера, по его словам, он ходил к Парку, адвокату фирмы Ройсов, по поводу другой книги, выпускаемой в Англии (я тоже знал Парка: мы встречались с этим типом в очках с толстыми стеклами у Фредди, по его громкой, развязной речи я бы принял его за шофера такси).
— Глэдмен готов переделать главы о нашем ледовом походе, если я пообещаю рассказать, как русские меня обрабатывали. Когда я это сделаю, мне пойдут навстречу и книгу переименуют, она будет называться „За что русские наградили Руперта Ройса“.
— Как любезно с их стороны. И вы согласны на это предложение?
— Какая чепуха.
Я засмеялся.
— А мне, Джек, не до смеха, — заметил он.
— Но ведь вы можете привлечь их за клевету?
— Об этом я и спросил Парка. Он уверяет, что иск я, возможно, выиграю, но репутация моя и доброе имя будут навсегда опорочены.
— И все-таки подавайте в суд! — воинственно настаивал я.
Он покачал головой:
— Джо с ума сойдет.
— Но ведь это же грязная выдумка! Их надо привлечь за клевету! — возмущался я.
Холодные голубые глаза Руперта испытующе смотрели на меня, он даже не улыбнулся.
— Пусть издают свою книгу, — угрюмо произнес он.
— А как отнесется к этому Джо?
— Как-нибудь переживет.
█
Я постарался, чтобы и меня в среду пригласили к Руперту на обед. Хэмпстедский дом никогда еще не выглядел таким нарядным, никогда еще не дышал таким теплом и комфортом. Что может быть уютнее в зимние дни, чем старый лондонский особняк, о котором хозяева проявляют заботу! Толстый ворс новых дорожек на лестнице пружинил под ногой; старинная мебель была красивой, удобной и, казалось, вечной; оконные стекла сияли чистотой, огонь в камине пылал, на стенах яркими красками горели картины современных художников (в последнее время Руперт незаметно для себя пристрастился к модной живописи), а недавно купленные Джо элегантные люстры и бра лили мягкий, приятный свет, и горка с фамильным фарфором, стоившим целое состояние, придавала комнате богатый, изящный вид. На столе стоял наготове дорогой чайный сервиз, блюдо с тонкими, как бумага, сандвичами, вазы со швейцарским шоколадом, пирамида южноафриканских фруктов, персиков, винограда и букеты цветов — словом, все вокруг было богато, прочно, сделано со вкусом и носило неистребимую печать старой Англии.
Нина позвонила, что задержится на совещании по аэронавигации и поэтому Руперту не стоит за ней заезжать, она возьмет такси. Но привезли ее на машине русского посольства; мы с Рупертом увидели это из окна верхнего этажа, где пили коктейли.
█
Мне трудно последовательно описать, что происходило в тот вечер, но Джо явно решила поразить гостью великолепием западного мира.
Когда мы сидели у камина, дожидаясь дам, Руперт грустно произнес, глядя в потолок:
— Огромные спальни, в ванной стена зеркальная, а на полочках — целая выставка ароматических солей для купанья, духов, пудры…
Я засмеялся, а он только вздохнул.
Вошла Нина, весело помахала Руперту, словно стараясь заглушить в себе чувство, предательски светившееся в ее глазах. Но держалась она, благодаря врожденному самообладанию, превосходно — обратясь к Руперту, она любезно похвалила его красивое английское жилье.
— Ну, это все благодаря Джо, — довольно пренебрежительно отозвался он. — Это ведь ее дом.
В комнату влетела Тэсс со спаниелем Фиджем.
— Тэ-эсс! — воскликнула Нина.
Тэсс постепенно внушали правила хорошего тона, но она тут же о них забывала. Она подбежала к Нине, словно рассталась с ней пять минут назад.
— Фидж совсем спятил, — сообщила она. — Сделал пис-пис на новый Анджелинин стул…
Как раз в эту минуту Анджелина входила в комнату, держа в руках большой серебряный поднос с чаем; грохнув его на стол, она бросилась наверх.
— Quel porco di сапе![12] — донесся до гостей ее вопль.
Хозяйка сердито окликнула ее, а потом сама устремилась следом. Суматоха длилась добрых пять минут. Перекрывая шум какой-то возни, сверху доносился громкий голос Джо; она властным тоном отдавала приказания, которых, по-видимому, ни собака, ни Анджелина не желали выполнять. Даже я стал немножко нервничать. А Нина, как я заметил, совсем растерялась из-за всей этой неразберихи со служанкой, собакой и ребенком.
Руперт, наконец, нашелся и спросил Нину, как поживает Алексей.
— То есть как его здоровье? — быстро пояснил он.
— Гораздо лучше, — ответила Нина, — хотя сгибать ноги он еще не может и походка у него нескладная. Однако он опять летает.
Нина держала Тэсс за руки и ласково в нее вглядывалась. Она сказала девочке, что привезла ей подарок: отдать его сразу или когда Роланд придет из школы?
— Лучше потом, — сказала Тэсс. — А то Роланд будет завидовать. Что ты мне подаришь?
— Это секрет, — ответила Нина. — Если хочешь, я могу отдать тебе подарок сейчас?
— Нет, я подожду, — решительно заявила Тэсс.
Роланд приехал из школы на автобусе. Мы услышали, как он в кухне швырнул на пол школьную сумку и громко воскликнул: „А вот и я!“ Возглас был адресован не нам, а Анджелине, которая должна была накормить его обедом.
Роланд уже носил длинные брюки и, несмотря на природную скромность, любил иногда покрасоваться. Войдя в комнату, где сидели взрослые, он церемонно протянул Нине руку, в легком поклоне склонил голову — ни дать ни взять французский дипломат — и с достоинством произнес:
— Как поживаете, тетя Нина?
— Здравствуй, Роланд. А ты как живешь?
— Очень хорошо, спасибо, — вежливо ответил он.
Нина открыла свою черную сумочку.
— Теперь я могу отдать вам обоим подарки. Можно, Джо?
— Пожалуйста.
Она вручила каждому из детей по небольшому свертку. Тэсс получила украшенный узорной эмалью ящичек, который открывался с четырех сторон и при этом играл четыре разные мелодии из балетов, а Роланду — золотые часы с календарем. Мальчик торжествующе поглядел на мать.
Но я знал, что Джо на чем-нибудь отыграется.
Мать велела Тэсс поцеловать Нину. А Роланд, крепко пожав гостье руку, признался, что он мечтал о русских часах-календаре. „Огромное спасибо!“ — добавил он.
Нина спросила Роланда, не забыл ли он русский язык. Мальчик ответил, что не только не забыл, но учит его теперь в лицее. Однако не успел он договорить, как Джо решила показать свои материнские права: она отослала обоих детей, приказав Тэсс отправиться в ванную, а Роланду сесть за уроки. Словом, Джо отыгралась.
Она повела свое наступление против гостьи по всем правилам, а Нина ничем не могла ей ответить, хотя Джо вела себя вызывающе. Нина оказалась безоружной против чисто женской атаки Джо, она все больше и больше замыкалась в себе, боясь унизить свое достоинство какой-либо женской колкостью или проявить недостаток воспитания. Пока что она не допустила ни одной оплошности — только по русскому обычаю оставила ложечку в чашке, но тут же спохватилась и вынула ее, как принято в Англии.