За толпой солдат, за их копьями и высокими колпаками теснился народ, подавленный страхом и горем. Но вот толпа колыхнулась, раздалась, послышался плач… Солдаты вели на костер пленников.
Впереди шел Крез. Лязг цепей отмечал каждый его шаг. Седая голова была низко опущена.
Молча, с невидящими глазами и сжатым ртом шли за ним его жены, его последний сын, его родственники… И гордой, твердой походкой, как и подобает благородным воинам, шли на смерть молодые лидяне.
Они прошли мимо, не взглянув на Кира. Крез первым взошел на высокий костер, и тотчас по углам костра вспыхнуло рыжее пламя. День был жаркий, дрова сухие, и огонь быстро побежал по сучьям.
Услышав треск огня и увидев бегущее пламя, Крез вдруг поднял голову.
Глядя куда-то вдаль, выше всех голов, он простонал в глубоком отчаянии:
– О Солон! Солон! Солон!
Кир встрепенулся:
– Кого это он зовет?
Переводчики приступили с вопросами к Крезу. Но Крез не отвечал им. И лишь тогда, когда переводчики стали с угрозами требовать у него ответа, Крез сказал:
– Много бы я дал, чтобы тот, чье имя мною было названо, поговорил со всеми владыками!
Киру этот ответ был неясен.
И переводчики снова стали допрашивать Креза: кого он звал? О ком он говорит?
И тогда Крез, стоя на костре, рассказал, как некогда пришел к нему афинянин и, осмотрев его сокровища, ни во что их не поставил.
– Солон предсказал мне все, что со мной случилось. И не только ко мне это относилось, а вообще ко всем людям, которые считают себя счастливыми…
Кир, услышав эти слова, смутился. Он опустил глаза, и брови его сошлись в одну черную черту.
«Я, человек, предаю пламени другого человека… А ведь он считал себя таким же счастливым, как я сейчас считаю себя. Разве не может случиться того же со мною?»
– Потушите костер! – крикнул он, вскочив. – Сейчас же потушите костер! Освободите Креза! Освободите их всех!
Солдаты бросились гасить костер. Но пламя уже полыхало, и потушить костер было невозможно.
Тогда Крез стал с плачем громко упрекать Аполлона. Ведь столько жертв он принес в его святилище! Пусть теперь и Аполлон поможет Крезу и погасит разбушевавшийся костер.
Вдруг, словно по призыву Креза, неожиданно из-за горы надвинулась туча, разразилась гроза, хлынул ливень…
Костер погас.
«Это – знамение богов!» – со страхом подумал Кир.
И велел позвать к себе Креза.
Когда Крез, звеня цепями, сошел с костра и, несчастный пленник, с поникшей головой встал перед Киром, Кир спросил его:
– Кто же, Крез, внушил тебе мысль идти войной на мои владения и стать моим врагом, а не другом?
– Я сделал это, царь, на счастье тебе и на горе себе, – ответил Крез. – А виновато в этом эллинское божество, подвигнувшее меня на войну. Какой же разумный человек предпочтет войну миру? Ведь во время мира сыновья хоронят своих отцов, а во время войны – отцы хоронят сыновей.
Слова Креза заставили Кира глубоко задуматься. Он велел снять с Креза оковы и посадил его рядом с собой. Но, к его удивлению и к удивлению всех окружающих, Креза это не обрадовало. Он оставался печальным и задумчивым.
Отвернувшись от Кира, он смотрел, как персы разоряют его любимые Сарды.
– Могу ли я тебе сказать, царь, – наконец спросил он, – или я должен молчать?
– Говори все, что желаешь, – ответил Кир.
Крез спросил:
– Эти солдаты – что они делают с таким рвением?
– Грабят твой город! – ответил Кир.
– Нет! – Крез покачал головой. – Не мой город разоряют они и не мои сокровища расхищают. У меня больше нет ничего. Расхищают они твое достояние.
Кира поразили его слова. Он удалил всех присутствующих, оставил лишь Креза и переводчика, чтобы они могли понимать друг друга.
– Что дурного находишь ты в том, что происходит? – сказал Кир. – Ведь так было всегда – победители берут то, что завоевали.
– Боги сделали меня твоим рабом, – ответил Крез, – поэтому я считаю своим долгом объяснить тебе то, что постигаю лучше, чем другие люди. Персы – народ бедный. Если теперь ты позволишь им грабить и присваивать себе чужие богатства, то отсюда могут быть тяжелые последствия: захвативший наибольшие богатства восстанет потом против тебя. Поступи теперь так, как я скажу, если тебе угодно: поставь копьеносцев у всех ворот, пускай они отбирают сокровища у тех, кто будет выносить их. И пусть копьеносцы говорят им, что десятую часть всех богатств необходимо посвятить богу. Так ты не будешь отнимать у них награбленное силой и не восстановишь их против себя. Наоборот, они будут убеждены, что ты действуешь справедливо, и охотно отдадут взятое.
Кир внимательно выслушал Креза и приказал сделать все по его совету.
– Я вижу: ты, Крез, царственный муж, – сказал Кир, очень довольный. – Ты готов сделать и посоветовать доброе. За это проси у меня чего хочешь. Я сейчас же выполню твою просьбу!
Крез горько усмехнулся.
– Ты доставишь мне величайшее удовольствие, Кир, – сказал он, – если позволишь послать эти цепи божеству эллинов, которое я чтил больше всех божеств, и спросить его: таково ли его правило – обманывать тех, которые сделали ему столько благодеяний?!
– И это получишь от меня, Крез! И все, чего бы и когда бы ни пожелал!
И Кир тотчас отправил послов-лидян в Дельфы. Он велел положить на пороге храма цепи Креза и спросить: «Не стыдно ли божеству, что оно подвигнуло своими советами Креза на войну с персами, обещая разрушение царства Кирова?»
И, указав на цепи Креза, спросить также: «Может быть, неблагодарность – вообще закон для эллинских богов?»
Но напрасно Крез думал смутить этим Дельфийских оракулов. Они ведь недаром давали уклончивые и двусмысленные ответы.
– Упреки Креза несправедливы, – ответила пифия лидянам, – все случилось так, как было предсказано: «Если Крез пойдет войной на персов, то разрушит обширное царство». Если бы Крез был осторожен, он бы еще раз спросил: о его ли царстве говорит оракул или о Кировом? Но Крез не понял изречения оракула, а теперь пусть винит самого себя.
…Так рассказал Геродот историю царя Креза, его величия и его падения.
Не все понятно нам в этом рассказе. Геродот повествует о встрече Креза с афинским законодателем Солоном. Но мы знаем, что этого не могло быть: когда Солон путешествовал, то Крез в эти годы был еще ребенком и никак не мог принимать Солона в своем дворце.
Может, случилось и так, что приходил к царю Крезу какой-нибудь странствующий эллин, который хорошо знал высказывания Солона и глубоко почитал его. Может быть, он и приводил эти высказывания в ответ на хвастливые речи Креза. И так как слова Солона были глубоки и мудры и словно предсказали судьбу царя, то не будет удивительным, если Крез вспомнил Солона на костре, перед лицом смерти.
В греческих городах на азиатском берегу Эгейского моря наступило смятение. Крез побежден, и они остались беззащитными перед лицом грозного персидского царя. Теперь они горько сожалели, что не согласились перейти на сторону Кира, когда он предлагал им это, и завидовали Милету, принявшему персидское подданство. Милет согласился платить дань Киру так же, как платил Крезу. Милету не грозили ни война, ни разорение. Но и война, и разорение грозили теперь всем остальным эллинским городам.
Делать нечего. Придется принять предложение Кира, которое они в свое время отвергли, и поступить так, как поступил Милет.
– Царь, нас прислал к тебе Панионийский союз, – так сказали Киру послы ионийских колоний. – Мы согласны быть у тебя в подданстве на том же положении, как были у Креза.
Кир усмехнулся. Но глаза его были недобрыми.
– В ответ на это я расскажу вам басню, – сказал Кир. – Один флейтист увидел рыб в море и начал играть на флейте. Он ждал, что рыбы выйдут к нему на сушу плясать. Но его ожидания оказались напрасными. Тогда он взял сети, закинул их в море и вытащил множество рыб. Рыбы стали биться и подпрыгивать на берегу. Тогда флейтист сказал: «Перестаньте плясать! Когда я играл вам на флейте, вы плясать не хотели!»
Последние слова царь произнес уже в гневе.
Весть о том, как ответил Кир посланцам ионян, тотчас облетела все города Панионийского союза.
На северной стороне гористого мыса Микале, против острова Самос, у ионийцев было свое святилище, которое называлось Панионий. Сюда они собирались на праздники, чествуя бога Посейдона, которому было посвящено это место. Сюда же собрались они и на совет после гневной отповеди Кира.
Положение сложилось такое.
Милету уже нечего бояться Кира. Островитянам-эллинам, живущим на ближайших островах, Кир тоже не страшен – у персов тогда еще не было кораблей.
Но зато над всеми остальными городами эллинских колоний нависла страшная туча Кирова гнева: война, рабство, казни… Где защита? Кто может помочь им?
Тогда их речи и помыслы обратились к родине. Родина защитит ионян. И они решили послать туда своих глашатаев с мольбой о помощи. Но не в Афины, откуда пришли ионяне, а в Спарту – спартанцы сильнее и опытнее в боях.
Эоляне и фокеяне, эллинские племена, жившие на том же берегу, присоединились к решению ионян. Испуганные, встревоженные, они поспешно снарядили послов и отправили их в Спарту. А сами бросились сооружать защитные стены вокруг своих городов.
Послы торопились. Но на пути лежало море, которое надо было переплыть. Достигнув берегов Пелопоннеса, они долго пробирались через горы и болотистые долины, пока наконец не ступили в тень мрачного, в снежной шапке, хребта Тайгета. Изнеженным на своем ласковом побережье ионийцам здешние края казались суровыми и неприветливыми.
Перед тем как войти в Спарту, послы выбрали оратором фокеянина Пиферма.
Пиферм красноречив, он сумеет убедить спартанцев выступить против Кира и защитить их города.
Пиферм надел пурпурный плащ, чтобы спартанцы сразу обратили на него внимание. И лишь после этого послы вошли в многолюдный город Лаконики – Спарту.