— Да, похоже, — со вздохом согласился комбат, опираясь спиной о скалу. Через плечо посмотрел на радиста. — Давай связь с генералом!
Радист быстро развернул станцию и тут же протянул комбату микрофонную трубку.
— Генерал Дубик на связи, товарищ подполковник.
Бунцев коротко доложил о результатах операции, потом потянулся к планшету с картой и, внимательно слушая генерала, начал поспешно делать какие-то отметки.
Закончив разговор, Бунцев тихо сказал:
— Приказано поиск Леонова прекратить. Возвратиться на исходную позицию, там нам поставят новую задачу.
Комбат посмотрел на старшего лейтенанта Пузанова.
— Владимир, тебе придется идти замыкающим. Подумай, как и что сделать, чтобы нам по хвосту не врезали духи. Отдых — полчаса.
Ровно через полчаса батальон двинулся обратно. Подполковник Бунцев связался по радио с командиром роты царандоя и через переводчика передал им просьбу подстраховать батальон и на обратном пути. Несмотря на то, что теперь более тщательно осматривали подозрительные места, что позволило обнаружить четыре склада с оружием и боеприпасами, двигались гораздо быстрее, чем тогда, когда впервые преодолевали этот путь. Отличились десантники отделения старшего сержанта Шувалова. Им удалось обнаружить самый большой склад, который был тщательно замаскирован. Там оказалось более пятисот противотанковых и противопехотных мин.
— Да, изрядно нафаршировали эту тропу «игрушками», — ткнул одну из итальянских мин Коблик. Он взял мину, сделанную в виде детской игрушки. — Хотел бы я повстречаться с тем, кто их делает, посмотреть в глаза… Поговорить с ним по душам…
— А ну, друг-дружок, — послышался сзади голос капитана Фоменко, — положи-ка игрушку на место и не цапай, а то нечем будет любимую обнять.
Фоменко не стал дожидаться, пока солдат положит мину на место, а взял ее и осторожно положил на кучу таких же «игрушек». Громко приказал:
— Сержант Володько, сфотографируйте все это, затем взорвем. — Заглянув в глаза Коблику, спросил: — Понял, друг-дру-жо-чек?
От контузии Фоменко заикался. Солдаты привыкли к такому произношению. Попов иногда даже пытался передразнивать капитана: «Це-зарь, и-ди-ка ты ж-жрать, а не то с-сам съем».
Коблик грустно сказал:
— Знаете, товарищ капитан, кого бы я сейчас хотел обнять?
— Ясно кого, — улыбнулся капитан в пшеничные усы, маскирующие отсутствие двух передних зубов. — Свою одноклассницу или девушку-соседку. А?
— Нет, товарищ капитан, я сейчас бы обнял Антона… Антона Леонова.
Находившийся недалеко Шувалов, хромая, подошел к Коблику.
— Пошли, Коля. Пошли, нам приказано продолжать движение. Сейчас саперы устроят фейерверк.
Наконец кончился карниз, и тропа, извиваясь среди скал, пошла вниз. Прошел еще час, и батальон прибыл туда, откуда рано утром начинал свой поход. Здесь находились тылы батальона, «броня». Начальник штаба, которого комбат оставлял здесь на КП, заранее получил сообщение о приближении рот и поэтому позаботился о том, чтобы к их приходу был готов ужин.
Комбат уточнил обстановку и только после этого стал ужинать вместе с Мисником. Они сели за отдельный столик на командном пункте, на котором находилась радиостанция для связи с батальоном.
Бунцев спросил:
— Как раненые себя чувствуют, не узнавал?
— Как же. Дважды утром и днем связывался, да и генерал-лейтенант Дубик не забыл о них. У лейтенанта Макарова дела посложнее, огромная потеря крови, рядового Аркадьева вывели из шока побыстрее. Сейчас после операции оба находятся в реанимационном отделении. Врачи уверены, что жить будут.
— Погибшего сержанта когда отправят на Родину?
— Вроде бы завтра. Мне приказано выделить двух человек для сопровождения.
— Откуда он?
— Из Москвы. Хороший был солдат. Смелый, решительный, пел хорошо…
— Какая у него семья?
— Отец на заводе инженером работает. Мать — в библиотеке. Есть еще две младшие сестренки.
Бунцев отложил ложку и, глядя через бруствер в сторону гор, за гряду которых уже начинало прятаться солнце, тяжело вздохнул:
— И когда это кончится? Теряем ребят своих… Скорей бы они взялись за дело…
— Кто, афганцы?
— Конечно.
— Теперь дела пойдут побыстрее. Думаю, что те, кто хочет мира этому народу, пойдут на примирение. Да и
Наджибулла один из тех, у кого слова не расходятся- с делом.
— Да, если бы он смог повернуть партию лицом к народу, в первую очередь к беднейшим ее слоям. Чувствуется, он крепкий мужик. Помнишь, он в часть к нам приезжал?
— Конечно, помню. Я же из его рук афганский орден «За храбрость» получил.
— Писем нет?
— Есть. И тебе, и мне. По письму пришло.
— Чего же ты молчишь, Иван?! Издеваешься над командиром! Сам-то небось уже десяток раз донесение своей Галины перечитал, а меня томишь.
Бунцева и Мисника связывала давнишняя дружба. Вместе учились в воздушно-десантном училище, даже в одном взводе были. Да и женились на подружках. Бунцев на Ане, а Мисник на Гале. Девчата жили на одной улице. И сейчас они продолжали дружить. Поэтому комбат и начальник штаба часто делились между собой домашними новостями. У обоих были семилетние дочери, которые через полтора месяца должны пойти в школу. Но на этом, пожалуй, все общее в их семьях кончалось. У Мисника в семье все было хорошо, семейная жизнь складывалась счастливо. У Бунцева все было иначе. Если по службе ему повезло несколько больше, чем другу: он — подполковник, командир батальона, а Мисник — майор, начальник штаба, то в личной жизни все шло наперекосяк. Жена все чаще сетовала на свою судьбу. Даже раньше, когда они были вместе, любая, пусть краткосрочная отлучка мужа по служебным делам вызывала у нее недовольство и раздражение. На этой почве были ссоры и скандалы. Ревность, недоверие и неудовлетворенность все больше чувствовали себя хозяйками в их семье. Бунцев стоически переносил все это, надеясь, что время возьмет свое и все уладится. Иногда в письмах жены Бунцев читал добрые и даже нежные слова, и тогда на душе становилось тепло и светло, даже в бою чувствовал себя спокойнее: его ждала не только доченька, но и жена.
Бунцев взял протянутый другом конверт и, выйдя из КП, сел на первый же валун, достал исписанный крупным почерком листок. Уже по первым строкам понял: письмо хорошее.
«Здравствуй, мой милый! — писала Аня. — Пришла с работы, и такая грусть меня за душу схватила, что решила сначала сесть за письмо, а затем за ужин браться. У нас все по-старому. Леночка готовится к школе. Сейчас находится у моих родителей. Вот напишу тебе, покушаю и пойду к ним. Возможно, останусь там и ночевать. Ты же ведь хорошо знаешь, как я не люблю быть одна. На работе у меня все по-прежнему. Сегодня уже новый кавалер объявился. Прибыл к нам из Томска один инженеришка, получает сто тридцать, а хорохорится, словно зарплата у него — пятьсот. Вчера предлагал мне в театр пойти, а сегодня уже решил, что я для большего созрела, приглашал в ресторан сходить. Отшила его. По-моему, на этом его ухаживания закончатся…»
Бунцев продолжал сидеть на камне и держать письмо на ладони, словно взвешивая. Двоякое чувство было у него. С одной стороны, слова вроде хорошие, но в то же время он уловил какое-то отчуждение в словах жены. «Зачем она мне пишет об этих ухажорах? Неужели не ясно, что к молодой, симпатичной женщине, у которой муж далеко, будут цепляться разные ловеласы? Нет, постой, комбат, ты уже начинаешь придираться к жене. Тебе здесь нелегко, но и ей не сладко: и работа, и дочь, и заботы по дому. Надо ей написать обстоятельное письмо. В прошлом она намекала, что мне далеко не скучно и что постоянно развлекаюсь в обществе дам. — Подполковник грустно улыбнулся, глядя на стоявшую боевую машину пехоты. — Вот моя дама. Пожалуй, Аня права, если имеет ее в виду».
Бунцев вернулся на командный пункт. Мисник как раз получал по закрытой радиосвязи задание.
— На Саланг бросают.
— Веселое местечко. — Бунцев склонился над картой. — Ну-с, чего от нас хотят?
— Западнее перевала появилась большая банда, по имеющимся данным до пятисот человек. Духи обложили перевал и тоннель под ним с двух сторон. Движение транспорта приостановлено. Нам приказано десантироваться туда. Броня пойдет своим ходом. Министр внутренних дел выделил для совместных действий два батальона оперативного полка царандоя. На подходе к Салангу находится и батальон афганской армии. Кроме того, обещана авиационная поддержка. Задача: оказать помощь афганским подразделениям в восстановлении движения через перевал и разгроме противника.
— Ясно. Ну а как быть с розыском Леонова?
— Этим будут заниматься компетентные афганские и советские органы. Организация этой работы возложена на подполковника Джалала. Он и будет, как только что сказал генерал Дубик, координировать свою работу с нами и разведуправлением министерства обороны Афганистана.
— Джалал — толковый мужик… — Бунцев задумался. — Конечно, генерал прав: гоняться за призраком по горам, не зная, где его искать, пустое дело. Если афганским товарищам удастся установить хотя бы приблизительно район, где может находиться Леонов, тогда можно и нас подключать… Связывайся с нашими подразделениями, которые находятся в районе Саланга, с афганскими товарищами и садись за планирование операции. Десантирование начнем завтра в пять тридцать утра.
Подполковник Бунцев решил: пока штаб будет готовить окончательный план, утрясать все вопросы с летчиками и афганскими товарищами, он сможет уделить тридцать — сорок минут себе, переодеть белье, побриться, собраться в путь.
Он вышел из штабной палатки и с удовольствием полной грудью вдохнул уже остывший, свежий воздух. Была только половина восьмого вечера, а уже стояла глубокая ночь.
В этот момент его кто-то окликнул:
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
Бунцев обернулся. Перед ним стоял старший сержант
Шувалов. Несмотря на темноту, подполковник узнал его.
— Слушаю вас, товарищ старший сержант.