Такие, как я, не подражают фильмам. О таких, как я, их снимают.
Каннибал Дэвид Харкер
Дети, что набрасываются на вас с ножами, – это ваши дети. Вы сами их так научили.
В журнале «Слэйт» от 2011 года есть статья под названием «Меньше крови. Серийные убийцы исчезают». В ней Кристофер Бим процитировал автора исторических романов в жанре криминальной документалистики Гарольда Шехтера: «Похоже, „золотой век“ серийных убийц и вправду прошел» [1]. На самом деле Шехтер сказал это в шутку, подразумевая, что сейчас уже нет того сенсационного и наивного восхищения серийными убийцами, которое существовало в восьмидесятых и девяностых. В прошлом случаи серийных убийств, вроде преступлений Джека Потрошителя или волн кровопролития в Америке начала XX века, очень активно освещались в новостях, при этом каждый случай позиционировался как единичное отклонение, никак не связанное с другими случаями множественных убийств. Единого концепта «серийных убийц» как уникального, четко определяемого явления просто не существовало. В современном мире, где серийные убийцы, особенно вымышленные, все еще выступают главной темой популярных развлечений, нас меньше впечатляют и беспокоят настоящие маньяки. Эрик Хикки пришел к следующему выводу: «С 2000 по 2014 год серийные убийцы появлялись все медленнее и незаметнее. В сущности, за последние пятнадцать лет образовался „дефицит убийц“, способных попасть на первую полосу: дефицит Дамеров, Гейси, Кемперов, Рейдеров… В последние годы появилось много серийных убийц, которым уделяется мало внимания в средствах массовой информации. Отчасти причина в том, что большинство новых дел не несут в себе социальной драмы, не затрагивают конкретный социальный класс и не отличаются значительным количеством жертв, а потому и не представляют серьезный интерес для общества» [2].
Странное время – эти первые два десятилетия XXI века. Наверное, двухтысячные качественно отличаются от девяностых – так же, как шестидесятые от пятидесятых. Нет никаких сомнений в том, что 11 сентября коренным образом изменило положение дел в стране, так же как и Перл-Харбор в 1941 году, и убийство Кеннеди в 1963-м. После 11 сентября наш глубинный коллективный страх перед серийными убийцами и похитителями детей был вытеснен новым – теперь уже перед террористами.
Серийные убийцы всегда были и остаются статистически редким явлением. Кроме того, общее число убийств в США, которое всегда включало в себя и серийные, резко упало с исторического максимума в 24 760 убийств в 1993-м до рекордно низкого уровня в 13 472 к 2014 году [3].
К 2014 году необработанная статистика действительно выглядела многообещающей и оптимистичной, пока двадцатилетнее снижение числа убийств по всей стране не повернуло в 2015 году в другую сторону и не поднялось до 15 696 [4] (впоследствии скорректировано до 15 181). В предварительном Едином отчете ФБР о преступности за 2016 год, опубликованном в сентябре 2017 года, числится 16 459 убийств, что на 8,4 % больше по сравнению с 2015 годом. Самый резкий всплеск убийств произошел в городах с населением более миллиона человек: число убийств возросло на 20,3 % [5].
Похоже, недолго музыка играла.
Тем не менее, несмотря на недавний рост числа преступлений, нам хочется верить, что уровень убийств никогда не достигнет чудовищного уровня 1993 года, если, конечно, гипотеза о техногуманитарном балансе (см. главу 2) верна. На это можно надеяться. Надеяться, что мир разумен и, согласно естественному закону, постепенно должен избавляться от жестокости, пусть даже приходящей волнами и всплесками, и что это двадцатилетнее снижение числа убийств отправило многих серийных убийц на свалку истории человечества. Возможно, надежда – это новый естественный инстинкт выживания, данный лишь людям, чтобы они смогли выйти за рамки потребностей примитивной схемы четырех «П». Если мы хотим выжить, то наше «мыслящее стадо сумасшедших», доминирующее на этой планете, обязано стать более добрым видом – потому что у нас нет других врагов, угрожающих существованию человечества, кроме нас самих.
Есть и другие признаки снижения частоты серийных убийств. Недавнее исследование выявило «всего лишь» шестьдесят три задержания серийных убийц в США за период с 1997 по 2007 год, но эти шестьдесят три человека ответственны за ежегодную смерть семидесяти пяти жертв в течение всех десяти лет – конечно, не тысяч, как утверждают некоторые, но все же цифры обескураживающие. Из этих шестидесяти трех серийных убийц девятнадцать беспрепятственно убивали более десяти лет, а восемь – более пятнадцати лет, прежде чем их задержали [6].
База данных серийных убийц, созданная Рэдфордским университетом и ФУПМЗ, также демонстрирует значительное снижение числа новых серийных убийц в двухтысячных: оно упало с 614 в 1990-х до 337 человек, а в 2010-м зафиксировано всего 93 преступника [7]. Если эта новая эпоха в какой-то мере указывает на конец «золотого века» серийных убийц, то мало кто будет по нему скучать.
Эрик Хикки смотрит на данные о серийных убийцах по-другому.
В то время как за период в тридцать четыре года, с 1970 по 2004-й, в его базе данных было зарегистрировано двести тридцать четыре серийных убийцы, за последние четырнадцать лет, то есть с 2000 по 2014 год, поступили данные о двухсот семидесяти новых преступниках. «За четырнадцать лет у нас появилось больше серийных убийц, чем за предыдущие двадцать пять [1975–2000]», – утверждает Хикки [8].
Хикки считает, что рост его статистических данных объясняется введением нового определения термина «серийный убийца» на симпозиуме в Сан-Антонио в 2005 году: человек, совершивший два и более убийства независимо друг от друга и с любым мотивом. Но в то же время Хикки подчеркивает, что «одно мы знаем наверняка: число современных серийных убийц, какими их изображают СМИ, существенно снизилось» [9].
Также Эрик определил еще одно снижение в статистике по серийным убийствам: среднее число жертв. С 1970 по 1980 год на одного серийного убийцу в среднем приходилось от десяти до тринадцати жертв. Сейчас число жертв значительно меньше: в среднем не более трех-четырех человек, и в последнее время в США не было зарегистрировано ни одного случая появления серийного убийцы масштаба Теда Банди, Джона Уэйна Гейси или Гэри Риджуэя [10].
Количество серийных убийц всегда будет варьироваться в зависимости от того, как мы их определяем. Если мы будем подразумевать под серийными убийцами «оборотней» и чиновников, которые насиловали, пытали и убивали женщин, обвиняемых в колдовстве, то тогда за период с 1450 по 1650 год у нас было больше преступников, чем сейчас. Тысячи убийц-нацистов – членов вооруженных формирований – злодейски лишили жизни миллионы жертв во время Холокоста – «с периодами охлаждения между отдельно совершенными случаями», а если брать новое определение ФБР, то получится, что в сороковых число серийных убийц и жертв было больше, чем в восьмидесятых. Определение серийным убийцам всегда давали мы сами под влиянием истории, политики, общества, психологии, криминалистики, торговли, общественного порядка, власти и естественной эволюции – и все эти факторы постоянно меняются и сдвигаются, подобно тектоническим плитам. Иногда они сталкиваются друг с другом в неуловимой исторической синхронности, и тогда, как при землетрясении, на поверхность выходят ударные волны в виде серийных убийств самых разных форм.
Даже если кажется, что новые серийные убийцы появляются реже, число убийств, совершенных преступниками, у которых статус отношений с жертвой «не установлен», а также «убийств, совершенных посторонним лицом» неуклонно продолжает расти. В девяностые, когда уровень убийств достиг максимального, их доля составляла чуть больше пятидесяти процентов. К 2015 году эта цифра увеличилась до пятидесяти восьми процентов. Несколько обескураживает, хотя не следует переоценивать значение характеристики «отношения между жертвой и преступником не установлены», поскольку она указывает лишь на то, что полиция окончательно не определила характер отношений между жертвой и преступником, а не на тот факт, что преступник и жертва совершенно точно не были знакомы [11]. Именно неверное истолкование статистики по «отношениям неустановленного характера» разжигало панику во время «эпидемии» серийных убийц в восьмидесятых и способствовало истеричным заявлениям о тысячах жертв серийных убийств в год [12].
Тем не менее некоторые из убийств из категории «неустановленные отношения» могут быть связаны с серийными убийцами, которые не опознаны по сей день и все еще находятся на свободе. Например, лонг-айлендский серийный убийца (также известный, как «Убийца с Гилго-Бич» или «Потрошитель с „Крейгслиста“[28]»), подозреваемый в тринадцати недавних убийствах; «Собиратель костей», которому приписывают одиннадцать жертв женского пола, найденных в массовом захоронении в Уэст-Месе (Нью-Мексико); «Убийца с Севен-Бридж-роуд» в Северной Каролине, обвиняемый в убийстве одиннадцати чернокожих проституток; «Джефф-Дэвис – 8» в Дженнингсе (округ Джефферсон-Дэвис, Луизиана), подозреваемый в восьми убийствах; «Убийца из Дейтон-Бич» во Флориде, четыре убийства; «Убийца 9 февраля» – убил как минимум двух женщин в Солт-Лейк-Сити в одну и ту же дату в разные годы; наконец, «Истбаундский душитель-футфетишист» из пригорода Атлантик-Сити, который душил своих жертв, а после укладывал их в положении лицом к востоку, сняв обувь и носки, причем существует подозрение, что эти преступления совершил лонг-айлендский серийный убийца. На момент написания этой книги в небольшом городке Ламбертон (штат Северная Каролина) пропала и была найдена мертвыми группа женщин, что может указывать на местного серийного убийцу.
Участок шоссе протяженностью в 720 километров в канадской провинции Британская Колумбия получил название «Шоссе слез» из-за произошедших на нем убийств женщин, которые до сих пор не раскрыты. Полиция официально заявила о девятнадцати жертвах, из которых тринадцать – девочки-подростки и десять – женщины из числа коренного населения, хотя активисты говорят о целых сорока убийствах [13]. Пока раскрыто лишь одно из них: в его совершении обвиняется серийный убийца Коди Лежебоков.
Только в придорожных канавах и на обочинах американских автострад за последние тридцать лет было убито более пятисот человек – ни одно из преступлений не раскрыто и как минимум двадцать пять дальнобойщиков осудили за серийные убийства. В 2009 году ФБР запустило специальную Программу по серийным убийствам на шоссе, нацеленную на серийных убийц, предположительно работающих дальнобойщиками [14]. Большинство дальнобойщиков – трудолюбивые, порядочные люди, но обезличенность и одинокий образ жизни дальнобойщика, а также постоянное передвижение с места на место играют серийным убийцам на руку.
Причины очевидного снижения числа серийных убийц
Исследователь серийных убийств Энцо Яксич, недавно получивший от журнала «Бостон мэгэзин» прозвище «Профайлер 2.0», опубликовал у себя в блоге весьма убедительный перечень причин, почему серийные убийства могут так навсегда и остаться в состоянии упадка, а не просто демонстрировать спад вслед за снижением общего количества убийств. Причины приводятся самые разные: от социальных, технических и судебных до психологических, культурных и исторических [15].
Техносоциальные
С девяностых годов повсеместное использование сотовых телефонов не только повысило уровень безопасности потенциальных жертв, но и существенно помогло полицейским легче отслеживать передвижение подозреваемых лиц.
Сегодня полиция в рабочем порядке отслеживает местоположение через сотовые вышки с помощью мобильного телефона подозреваемого, сразу выявляя ложные алиби. Очевидно, что умный, высокоорганизованный серийный убийца будет принимать контрмеры или пользоваться одноразовым мобильным телефоном, но не все серийные убийцы организованы или даже изначально знают, что убьют кого-то снова. Некоторые убивают подвернувшихся жертв спонтанно, не планируя преступление заранее.
Камеры наблюдения, установленные повсеместно, позволяют фиксировать передвижения подозреваемого. Они могут даже записывать передвижения подозреваемого на регулярной основе, прежде чем преступник решит совершить убийство. Нет способа предпринять контрмеры, если не знаешь заранее, что собираешься пойти на преступление.
Пользователи социальных сетей могут становиться жертвами незнакомцев, но все же в основном у них преобладают личные контакты, а общение с посторонними сведено к минимуму – к тому же перед началом любого взаимодействия они могут навести справки о незнакомце. Кроме того, из-за мобильных телефонов, интернета и видеоигр сократилось количество уязвимых детей и подростков, играющих на свежем воздухе без присмотра. Также потенциальные преступники раскрываются через свои собственные сообщения в социальных сетях. Были случаи предотвращения террористических актов и массовых убийств: злоумышленников задерживали до того, как они совершали задуманное, благодаря тому, что они публиковали посты о своих намерениях в социальных сетях.
Операции с мобильными телефонами, текстовыми сообщениями и социальными сетями помогают полиции установить и понять, в каких отношениях находились подозреваемый и жертва, какие были между ними контакты, что очень важно для расследования любого убийства. Локальное удаление записей на мобильном телефоне или компьютере ничего не меняет, так как поставщики услуг хранят эти данные на своих удаленных серверах. Адвокат, защищающий клиента, обвиняемого в серийном убийстве, пожаловался мне, что теперь невозможно сопоставить ресурсы, доступные полиции, чтобы «прочесать» огромные объемы данных звонков, сообщений и интернет-трафика. Обычному ответчику почти невозможно проанализировать огромное количество высокотехнических данных и выстроить защиту против полицейских интерпретаций.
Помимо ресурсов правоохранительных органов, документально-криминальные реалити-шоу из серии «как в жизни», разбирающие дела в режиме реального времени, и специализированные форумы в интернете позволяют распространять информацию о случаях серийных убийств и привлекать общественность к участию в расследовании дела. Хотя бо́льшая часть информации и спекуляций бесполезна или собрана на слишком непрофессиональном уровне, полиция иногда может выделить в этом «шуме» какие-нибудь ценные зацепки. Например, в недавном деле о преступлениях лонг-айлендского серийного убийцы, интернет-форум Websleuths («Сетевые сыщики») и документальный сериал канала A&E под названием The Killing Season («Сезон убийств») помогли обнаружить зацепку, которая привела к важному опознанию останков жертвы лонг-айлендского серийного убийцы, чего не смогла сделать полиция во время собственного расследования (по крайней мере, не раскрыла этого общественности) [16]. Точно так же, как астрономы-любители вносят вклад в обнаружение космических явлений, полиция может использовать аналогичный «облачный» следственный анализ, проведенный любителями, и фильтровать важные сигналы от шума. Как сказал мне недавно один полицейский: «В расследовании дела об убийстве нет такого понятия, как „переизбыток информации“».
Достижения судебной медицины
Правоохранительные органы сейчас более опытны и лучше подготовлены к работе с патологическими серийными убийствами, чем тридцать пять лет назад, когда термина «серийный убийца» еще даже не существовало в лексиконе и сознании общества. В восьмидесятых, когда ФБР впервые разрабатывало свою систему профилирования, оно основывалось на данных, собранных только по двадцати девяти серийным убийцам и семи однократным сексуальным убийцам. Ее подвергли критике из-за недостаточной для каких-либо выводов выборки данных. Самое последнее исследование ФБР от 2014 года основывается на четырехстах восьмидесяти случаях сексуальных серийных убийств с участием девяноста двух мужчин-преступников [17]. К сожалению, ФБР закрыло доступ к необработанным данным и личностям серийных убийц для сторонних специалистов по расследованию убийств.
Патология серийных убийц стала настолько привычной для следователей, что зачастую маньяков удается задержать после одного-двух убийств, оборвав будущую «карьеру» и лишив известности. Как заметили исследователи Энцо Яксич, Линдси де Спирито и Саша Рид: термины вроде «начинающий», «потенциальный», «зарождающийся», «одержимый», «обучающийся» и «возможный» часто используются в сочетании с фразой «серийный убийца» для описания преступников, которые либо признаются, что обладают серийными «наклонностями», либо внешне проявляют желание убить большее количество людей при поимке за их первую попытку или совершенное преступление [18].
Внедрение криминалистического ДНК-анализа, недоступного на протяжении большей части эпидемии «золотого века», значительно изменило и продолжает изменять ход игры. В настоящее время ведущим в новой стратегии расследования считается далеко не общепризнанный метод, когда родственники подозреваемого сдают анализ ДНК для определения его причастности к преступлению. Он особенно полезен при раскрытии глухих дел, когда подозреваемый давно мертв. Противники метода утверждают, что он подвергает незаконному обследованию ни в чем не повинных членов семьи, если это делается без их разрешения.
Метод географического профилирования, о котором говорилось в главе 10, неуклонно повышает собственную точность и способность все эффективнее сужать «якорную зону» подозреваемого до участка в 125 квадратных метров. Возможно, технология сканирования мозга подарит нам новое поколение детекторов лжи, которые смогут определить, какой участок мозга задействуется у подозреваемого во время допроса: ответственный за память или же за воображение и ложь.
Пусть базы данных вроде ViCAP и коммуникационные сети и не являются идеальными средствами, но у них получилось снизить частотность слепоты связей, которая в прошлом мешала признавать некоторые убийства серийными. Случаев слепоты связей в отношении убийств, совершенных в разных частях США, также стало меньше.
Сейчас полицейские следователи лучше разбираются в методах допроса подозреваемых в патологических преступлениях и лучше обучены тому, как допрашивать обманчиво-бесчувственного психопата. И, конечно, полиция в целом стала более открытой на начальных этапах расследования и легче допускает возможность причастности к делу серийного убийцы, чем в 1980-х, когда такие преступники считались крайне редким и экзотическим феноменом. Такое отношение может способствовать скорейшему задержанию преступника по делу о серийном убийстве. Кроме того, некоторые полицейские отделения, особенно на уровне штатов, нанимают криминальных аналитиков для сбора данных, необходимых для выявления серийных преступлений, и отбирают сотрудников для прохождения дополнительной подготовки или получения высшего образования в области психопатологии или психологического и географического профилирования.
Культурно-психологические
Хоть до полного завершения миссии еще как до Луны пешком, американцы мужского пола с шестидесятых все же постоянно социализируются, окультуриваются и проявляют больше внимания к правам и проблемам женщин. Обложки журналов с садистскими изнасилованиями, о которых я писал, в семидесятых еще популярные и востребованные, с девяностых годов уже казались чем-то немыслимым, и сейчас их не найти нигде, кроме интернета.
Мизогиния все еще живет в более древних, тайных уголках мозга парней-студентов, которые, по-видимому, до сих пор фантазируют об изнасилованиях, если «им это сойдет с рук» [19]. От одного кандидата на пост президента на шоу «Доступ в Голливуд», когда он думал, что микрофон выключен, все же прозвучало женоненавистническое замечание, но теперь подобное гораздо реже оправдывается, спускается с рук и превращается в шутку, чем, скажем, двадцать или тридцать лет назад (хотя и не может повлиять на результат выборов).
Люди также испытывают меньше психологического давления в отношении нетрадиционных сексуальных желаний, которые когда-то считались греховными, болезненными или постыдными. Теперь значительно снизилась мотивация тайно воплощать эти желания в жизнь с применением силы или через убийство. В наше время фетиш Джерри Брудоса на женскую обувь вряд ли был бы постыдным настолько, что побудил бы его убивать женщин. Травма и экзистенциальный кризис, которые у студента колледжа вызвал один-единственный акт орального секса, описываемые Филипом Ротом в книге «Возмущение», действие которой происходит в 1951 году, были бы немыслимы уже двадцать лет спустя – в 1971-м.
Как я писал в третьей главе, психиатрия дестигматизировала и вычеркнула из своего списка «хорошие» парафилии – навязчивые идеи, которые не приводят к причинению вреда себе или другим. Культура сегодня более терпима, открыта, менее репрессивна и субъективна во всех сферах жизни и основывается на философском принципе «живи сам и дай жить другим», тем самым помогая людям принимать не только других, но и, что более важно, самих себя. Такая снисходительность повышает шансы страдающих сексуальными парафилиями найти партнеров, согласных по доброй воле разделить их парафилии, а интернет еще лучше помогает отыскать себе подобных (хотя интернет, конечно, также расширяет возможности коварного серийного убийцы, позволяя провоцировать жертв, преследовать и ловить их) [20].
Да, я знаю, что пишу в новую политическую эпоху, которая прощупывает границы прогрессивности и инклюзивности американской общественной мысли, и что существует множество приверженцев фанатизма, расизма и сексизма, но с шестидесятых, несмотря на протесты некоторых религиозно-политических организаций, эти приверженцы неуклонно сдают свои позиции. В наши дни ты, даже если отличаешься от своих сверстников, испытываешь куда меньше травм, стыда и чувства одиночества и, следовательно, меньше потребности в фантазиях о мести и контроле, которые иногда прорываются наружу в облике серийных убийств.
Сегодня серийный убийца уже не тот мятежный антигерой, каким считался в разгар «золотого века», и серийные убийства уже не являются легким способом оказаться у всех на устах, как водилось вплоть до девяностых. Несогласные, бунтующие, патологические антигерои сегодня чаще самовыражаются через эпизоды массовых убийств с последующим суицидом и, в последнее время, через акты радикального терроризма – такова новая «карьера» для одиноких, изолированных и затравленных неудачников.
Кроме того, психиатрические учреждения, независимо от того, насколько плохо они финансируются, и несмотря на все страшилки о том, как они упускают из виду потенциально опасных пациентов, сейчас, как правило, лучше оснащены, а специалисты – лучше обучены распознавать симптомы у начинающих серийных преступников-насильников.
Доступность порнографических материалов
До сих пор нет единого мнения относительно того, может ли порнография стимулировать, формировать или поощрять неподобающее поведение, или же она действует как «защитный клапан» – альтернатива претворению фантазии в жизнь. С появлением интернета в 1990-х порнография стала более доступной, и зачастую посмотреть ее можно бесплатно. Интернет также значительно расширил спектр парафилийных предпочтений. Порно в онлайн-формате может предлагать широкий выбор конкретных узких парафильных жанров и оставаться рентабельным, в отличие от аналоговой продукции, рознично продаваемой на материальных носителях. Более того, тем, кто вынужден потреблять порнографию, – и часто имеет от нее зависимость, неразрывно связанную со стыдом, – больше не нужно рисковать и выходить в люди, чтобы приобрести ее в магазине. Порнографию можно легко и втайне от всех приобрести через интернет.
Исследование статистики сексуальных преступлений в четырех странах – США, Дании, Швеции и Западной Германии – за двадцатилетний период с 1964 по 1984 год, когда наблюдался значительный рост доступности порнографии «от крайней нехватки до относительного изобилия», включая жесткую порнографию, показало, что роста сексуальных преступлений, превышающего рост несексуальных насильственных преступлений, не наблюдается, а в некоторых случаях замечено даже фактическое снижение числа сексуальных преступлений [21]. Более современное исследование, проведенное в 2009 году, пришло к следующему выводу:
«Доказательства причинно-следственной связи между воздействием порнографии и сексуальной агрессией несущественны и могут в определенные моменты преувеличиваться политиками, группами давления и некоторыми социологами. Некоторые дискуссии сосредоточены на насильственной порнографии, но доказательства каких-либо негативных последствий не обоснованы… Уровень виктимизации при изнасилованиях в США демонстрирует обратную зависимость между потреблением порнографии и показателями изнасилований. Данные других стран свидетельствуют об аналогичных результатах… Пора отбросить гипотезу о том, что порнография способствует росту сексуального насилия» [22].
Как правило, есть и новые исследования, которые утверждают обратное: «Воздействие порнографии способствует поддержанию у молодых людей сексистских и нездоровых представлений о сексе и отношениях. Потребление подобного контента, особенно среди мальчиков и молодых мужчин, которые являются частыми потребителями порнографии, в том числе более жестоких материалов, укрепляет позицию, одобряющую сексуальное принуждение, и увеличивает вероятность совершения ими нападений» [23].
Следует отметить, что набор образов изнасилования, популярных в американских приключенческих и детективных мужских журналах, описанный в предыдущей главе, не был порнографическим. Там все было гораздо хуже.
Изнасилование не было явным: оно подразумевалось за кадром. Смотрящему предлагалось самому дорисовать происходящее в своем воображении, в эволюционно развитой коре головного мозга, под которой скрывается рептильный мужской мозг. В отличие от откровенных образов, воздействие осуществлялось на совсем другую область мозга. Более того, в 1950–1980 гг. подобные издания одобрялись массовой потребительской культурой, потому что они продавались повсюду: от продуктовых магазинов до газетных киосков.
В наши дни существует множество откровенной порнографии с изнасилованиями и даже доступно несколько видео, на которых серийные убийцы, а также их подражатели показывают свои убийства. Зрителю уже не щекочут нервы и не предлагают достраивать фантазию самому, как это делали обложки приключенческих журналов. Вместо этого ему разом вываливают прямо в лицо всю мерзость и жестокость. В то время как неявные образы изнасилования стимулируют область мужского мозга, отвечающую за нереализованные фантазии, явные образы обрабатываются перцептивной областью и, по-видимому, работают по-другому.
Кто-то может возразить, что откровенное порно с изнасилованиями и связываниями или с настоящими убийствами может иметь тот же эффект, о котором говорят серийные убийцы, когда рассказывают, как испытали разочарование или подавленность после воплощения в жизнь фантазии, которую долго вынашивали. Реальность всегда менее привлекательна и управляема, в отличие от фантазий, – серийные убийцы часто на это жалуются, и их пристрастие к убийству до некоторого «выгорания» коренится в многократных попытках сократить разрыв между воображаемым и реальным. Однако кто-то скажет, что просмотр чрезмерно жестокого порно делает преступников более безразличными и через навязчивые фантазии побуждает перейти от порно к реальности.
В восьмидесятых и девяностых с полок магазинов исчезли популярные журналы со связанными девушками, но уничтожило их не столько изменение ценностей и общественного сознания, сколько непомерные финансовые затраты на ежемесячный тираж бумажного издания в сравнении с интернетом. Двадцать лет спустя ряд статистических данных свидетельствует о том, что число серийных убийств сократилось. Курица или яйцо?
Да, садистский контент перекочевал из продуктовых магазинов в интернет, где его найти гораздо легче, а жанры стали до ужаса более откровенными. Очевидно, кое-что все равно изменилось: материал из садистских «сальных» журналов про пытки и изнасилования из супермаркетов и парикмахерских, где они стояли рядом с обычными журналами и покупались наравне с ними, теперь в интернете попадает в однозначную категорию аморального. Более того, его необходимо целенаправленно искать в разделе для взрослых, и каждый знает, для чего используется этот сектор интернета, а вот наткнуться на такой журнал в парикмахерской, запрятанный среди изданий про рыбалку и охоту, – проще простого.
Несмотря на множество отдельных случаев, когда зрители, насмотревшись порнографических материалов или роликов о насилии, пытались претворить увиденное в жизнь, мы, к сожалению, до сих пор не установили наверняка, как связаны между собой просмотр и воплощение, а также выступает ли порнография разрядкой и снижает уровень сексуальной агрессии или же порождает и стимулирует ее. Мы этого просто не знаем.
Серийным убийцам все легче сходит с рук
Добавим ложку дегтя в бочку меда: существует вероятность, что меньше убийств сейчас регистрируется по простой причине – серийные убийцы лучше скрывают свои преступления. Многие маньяки, особенно организованные, всегда знали о методах расследования и о том, что́ ищет полиция. По мере того как прогресс в следственной криминалистике начинает замедляться, серийные убийцы принимают контрмеры с более длительным сроком эффективной службы. Например, преступники, изучающие географическое профилирование, могут двигаться по контринтуитивным траекториям и выбирать неожиданные места для совершения преступления и сокрытия тела, чтобы помешать следователям обнаружить связи, свидетельствующие о хищническом поведении.
Вооружившись маркером, серийные убийцы внимательно читают и изучают руководства ФБР, научные статьи и узкоспециализированную судебно-медицинскую литературу по психологии, патологиям и расследованиям серийных убийств. Ради удовольствия они читают популярные рассказы о серийных убийствах. Серийное убийство – это одновременно и навязчивая тяга, и процесс обучения.
Деннис Рейдер, Убийца СПУ, купил мою первую книгу об истории серийных убийц почти сразу же после ее выхода в октябре 2004 года. Когда пять месяцев спустя, в феврале 2005 года, Рейдера арестовали, страницы уже были оклеены радугой закладок [24]. Как отмечает специалист по убийствам Вернон Дж. Геберт: «Не мы одни смотрим сериалы типа „Медицинского детектива“, „C. S. I.: Место преступления“, „Новых детективов“, канал „Дискавери“ и другие программы, посвященные уголовным расследованиям» [25].
Теперь, когда у нас есть термин «серийный убийца», новое поколение серийных убийц, выросшее с ним, как Декстер из одноименного сериала, может быть не только более образованным и способным избежать ареста, но и более осведомленным о том, кто они такие, действовать увереннее и испытывать меньше противоречий относительно своей сущности. Возможно, в рамках современной либеральной культуры психиатрии серийные убийцы маскируются под «хороших парафиликов».
Пока некоторые утверждают, что правоохранительные органы стали лучше противостоять серийным убийствам, другие утверждают обратное: сегодня правоохранительные органы недостаточно финансируются, уделяют мало внимания делам о «незначительных» жертвах из городских районов и в первую очередь, особенно в федеральном секторе, сосредоточены на угрозе терроризма.
Заключение: синдром Пого
Когда мы задаемся вопросом, почему некоторые дети, вырастая, становятся серийными убийцами, мы формулируем его неправильно. Нужно спрашивать, почему дети не становятся серийными убийцами чаще.
Принимая во внимание то, какими эволюционными средствами снабдила нас мать-природа, я могу утверждать, что большинство из нас – по крайней мере, мужчины – являются прирожденными серийными убийцами, но освобождены от наших инстинктов, или, иначе говоря, социализированы благодаря необходимым эволюционным техногуманитарным уравновешивающим импульсам. Как говорят мегаисторики, люди – «это мыслящее стадо сумасшедших» [26].
Сумасшедшая часть этого циклического самореферентного процесса – глубинное миметическое принуждение, из-за которого появляющиеся патологические убийцы, включая серийных, фантазируют и имитируют не только реальность прошлых убийств, но и воображаемые трактовки этой реальности в культурной и развлекательной индустрии, отражаемые множеством зеркал СМИ.
Когда психиатр спросил у убийцы-каннибала Дэвида Харкера, который в 1998 году убил, обезглавил и расчленил женщину, а куски плоти затем приготовил и съел с макаронами и сыром, вдохновлялся ли тот вымышленным серийным убийцей-каннибалом Ганнибалом Лектером из фильма «Молчание ягнят», Харкер ответил: «Такие, как я, не подражают фильмам. О таких, как я, их снимают» [27].
Синдром Пого заключается в следующем: враг – это мы сами. Мы сами как организованный вид натравливаем серийных убийц на себя.
Вероятно, лучшая аналогия для описания культурно-исторической среды серийных убийств, о которой я рассказываю, – это наш текущий кризис саморадикализации в терроризме. Двадцать лет назад мысль о том, что какой-нибудь молодой американец или даже недавно прибывший в Нью-Йорк, Детройт, Лос-Анджелес, Майами или Бостон иммигрант решит совершить массовое убийство во имя какой-нибудь заграничной нехристианской радикальной религиозной программы, была бы невообразимой. Существование джихадистских террористических группировок, интернета, радикальной исламской пропаганды, иностранных военных вмешательств, отчуждения и маргинализации в семье, психических заболеваний и доступного огнестрельного оружия – каждый из этих элементов сам по себе не создавал существующее явление саморадикализованных террористов, терзающих западное общество. Только когда девятый вал из всех этих вещей смешался с некой темной энергией исторического синхронизма, diabolus in cultura, его волны захлестнули цивилизованное общество.
Саморадикализованные, массово убивающие террористы наших дней происходят оттуда же, откуда и буйствующие почтовые работники в 1980-х (с 1983 по 1993 год в одиннадцати перестрелках в почтовых отделениях было убито тридцать пять человек) [28] и затравленные инициаторы массового убийства в школе «Колумбайн» 1999 года Эрик Харрис и Дилан Клиболд.
Если бы Харрис и Клиболд жили в наше время, то вместо затравленных псевдоготов-неудачников они стали бы затравленными псевдосаморадикализованными неудачниками, приняли бы ислам и завербовались в ИГИЛ. И одежда у них была бы подходящая. Наше новое поколение массовых убийц-зомби – лишь нетерпеливые подражатели, которые жадно пытаются совершить все и сразу одним махом и не имеют терпения на последовательное убийство по одной жертве зараз.
То же самое можно сказать и о серийных убийцах, которые в некотором смысле являются саморадикализированными, эволюционно-патологическими социальными террористами, питающимися своими личными несчастьями и травмами, а также уязвимостью и маргинализацией своих жертв в среде, которая прославляет и превозносит их как контркультурных знаменитостей-монстров, а совершаемые ими жестокие убийства и сексуальное насилие – как основные продукты индустрии развлечений и культурное выражение мужской доблести и силы.
Посчитайте, сколько современных детей впитывают все это еще с молоком матери, и через двадцать лет лучше пригнитесь и спрячьтесь в укрытие.
Со времен Джека Потрошителя и вплоть до появления Джеффри Дамера огромное количество документально-криминалистической литературы, театр, кино и телевидение создали сложный и обширный жанр серийных убийств, привлекающий серийных убийц, которые иногда подражают его героям и учатся на их примере. Но серийные убийцы не главные потребители этого жанра – если бы данной формой медиаразвлечения пользовались только маньяки, он не был бы финансово жизнеспособным. О притягательности этих мрачных сюжетов и их культурной значимости свидетельствует огромная аудитория из людей, не склонных к совершению убийств, вроде нас с вами. Правдивые истории ужасов – такие же знакомые, как сказки братьев Гримм.
Почему вы – да, именно вы – дочитали книгу до этого момента? Как уж тут разобраться! Но ведь вы читаете, вот поэтому-то я и почувствовал желание ее написать.
Возможно, про тех из нас, кто не относится к убийцам, еще 2350 лет назад все пояснил Платон, когда описал древнегреческую трагедию как «удовольствие, рыдания и тоску, примешанные к страданиям». Вот почему люди сбавляют шаг, проходя мимо места преступления или дорожной аварии, – ими движет своего рода примитивный рефлекс, выражаемый профанно-сладострастной формулировкой: «Слава богу, это было не со мной» или же более близкой сакрально-любовному полюсу: «Пронесло, милостью Божией».
Мы любим и убиваем, сочетая жертвенно-сакральное с эгоистично-профанным, – эта парафилийная двойственность неотступно сопровождает существование человека западной цивилизации.
Существует тревожная, зловещая, зеркальная синхронность – diabolus in cultura – между ростом числа убийц-оборотней, зарождающимися разногласиями между представителями элиты западноевропейского общества во время Великой охоты на ведьм с 1450 по 1650 год и религиозными войнами; между эпохой индустриальной революции, когда царил хаос и поколения людей лишались собственности, и тем, что именно в этот период заявили о себе серийные убийцы вроде Мартина Дюмойяра и Джека Потрошителя; между гедонистическим богатством и алчностью 1920-х, между социальными катаклизмами, последовавшими за Великой депрессией 30-х годов, между жестокостью войны, на которую наших предков призвали сражаться в 1940-х, между сорвавшейся попыткой ухватиться за иллюзию нормальной жизни в 1950-х, с последующими небывалыми революционными, культурными и политическими преобразованиями в шестидесятые годы, вместе с возрождением гедонизма – и зародившимся в 1970-х и 1980-х вирусным всплеском серийных убийств: «золотым веком» серийных убийц.
Оглядываясь назад из второго десятилетия нового тысячелетия, я вижу, что за нами, подобно клубам дыма от работающего двигателя, тянутся вновь появившаяся алчность и быстрорастущее изобилие «нормальности» нового мирового порядка 1990-х, установившегося по завершении холодной войны, шока и трепета 11 сентября, разрухи в социальной сфере после финансового кризиса 2008 года и жестокости нового врага, с которым теперь призывают сражаться не только отцов, но и матерей Америки, вовлекая их во все еще пылающую катастрофическую войну против терроризма – апокалиптическое «столкновение цивилизаций», предсказанное Сэмюэлем Хантингтоном еще в 1993 году [29].
История действительно повторяется, но не так, как утверждал Карл Маркс – «первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса». Нет, повторяется одно: наша неспособность представить, насколько все будет плохо и как чертовски быстро это случится. Примерно с той же скоростью, с какой в американской политической системе внезапно появился опасный раскол не только среди своего народа, но и среди элиты. Примерно так же быстро, как мы начнем задумываться о том, не выжечь ли дотла население Северной Кореи, – возможно, уже к моменту выхода этой книги.
Где и как скоро мы разобьемся? Если история нас чему-то и научила, так это тому, что, как бы ни было нам плохо, может стать еще хуже. Я беспокоюсь о том, что́ наше недавнее поколение солдат принесло домой детям, которые сейчас воспитываются во вновь травмированном и расколотом западном обществе. Если моя гипотеза «Вторая мировая война + 20 лет» хоть сколько-нибудь годится для объяснения эпидемии убийств с 1970 по 1990 год, то, учитывая недавние события, если мы не будем лучше воспитывать наших детей сейчас, можем легко столкнуться с еще одной вирусной эпидемией серийных убийств.
Во время суда в 1970 году Чарли Мэнсон сказал: «Дети, что набрасываются на вас с ножами, – это ваши дети. Вы сами их так научили. Я не учил. Просто помог им постоять за себя».
Кто-то однажды сказал, что Мэнсон, конечно, умел брать правду и творить из нее ложь. Он никому не помогал «постоять за себя», а лишь обращал в злобных убийц своей секты. Но тем не менее его слова, вероятно, лучше всего характеризуют силы, стоящие за штормовым девятым валом серийных убийц, и это сказал Мэнсон – тот, кто действительно знал, как вырастить ребенка убийцей, а не каким-нибудь книжным тепличным червем вроде меня.
Неуловимый решающий фактор, стоящий между нами и серийными убийцами будущего, – это обучение детей, в том числе тому, как за себя постоять. И это правда.
Мы должны позаботиться о детях уже сейчас – прежде, чем они занесут нож у нас над головами.
Потому что монстры – это мы сами, и нас нужно остановить – или остановиться самим.