Сыны мести
Глава 1
Всегда ненавидел Новолуния.
Время тьмы, страхов и слабости. Время, когда смерть спускается с ледяных гор, шляется по лесам и полям, заглядывает в окна и дышит в затылок. Время самых жарких молитв, великих жертв и тёмного колдовства.
Этой ночью я сам вызвался нести бдение в рощах. Я был единственным взрослым мужем на всём острове, а Новолуние и правда несло опасность, особенно для жриц. В такие ночи их колдовская сила умирала, чтобы возродиться на растущей луне.
Но в священных местах вроде нашего Свартстунна славления не должны прекращаться ни на мгновение. Поэтому я оберегал женщин и в одиночестве бродил по узким тропам рощ, читая воззвания к богам и кутаясь в подбитый мехом плащ.
Тьма была всюду. Я освещал путь факелом, но чем дальше уходил в леса, тем тревожнее становилось на душе. Это было далеко не первое Новолуние, когда мне приходилось нести стражу, но раньше все протекало куда спокойнее. Сегодня место, которое я считал своим домом, почему–то казалось мне чужим и враждебным.
— Вод Великий, отец богов и людей, услышь нашу… Ох, проклятье!
Большая тёмная птица, вроде бы ворон, сорвалась с ветки и бросилась прямо на меня. Я шарахнулся в сторону и от неожиданности уронил факел. Ворон едва не поцарапал меня, сбив с головы капюшон, и с карканьем взмыл в небо. Я быстро подхватил единственный источник света и инстинктивно потянулся к поясу. Из оружия у меня с собой был только ритуальный нож — в священных рощах мечи и топоры запрещены.
Истошно крича, ворон принялся кружить над лесом богини Хевн. Птицы носились над деревьями, орали и тревожно били крыльями. На них это было совсем непохоже: здесь пернатых не трогали. Наоборот, почитали и подкармливали, видя в них посланников богов. Что же тогда их напугало?
Я крепче перехватил факел, на всякий случай обнажил нож и пошёл на шум.
— Хевн–мстительница, услышь мои слова и прими почтение, — прошептал я, ступив на священную землю. Странности странностями, но про славления забывать нельзя.
Ели росли плотными рядами, широкие лапы нависали над тропой так, что мне приходилось пригибаться и следить, чтобы не опалить огнём деревья. Чем ближе я подбирался к алтарной поляне, тем громче становились птичьи крики. Вороны бешено носились над жертвенными камнями, деревьями и моей головой, разрезая ночную тишину громкими криками.
— Подкиииидыш! — Огромная птица рухнула на меня, выплюнув ругательство низким мужским голосом. И тут же снова взлетела к звёздам.
— Убийца! — Другой ворон пронёсся над моей макушкой, задев крылом. Я вскинул руку, чтобы отогнать его, но он приземлился на ветку ели и зашёлся заливистым женским смехом.
Ну и жуть. Умом–то я понимал, что вороны — пересмешники. Слышат слова и просто их повторяют. Но всё равно мне стало не по себе. Не ночь, а котёл дурных знаков. Неужели наши жрицы ничего не почувствовали?
— Невеждааа! — Донеслось откуда–то сверху. Обругать ворона я не мог — непочтительно. Поэтому просто поднял над головой факел и продолжил идти сквозь рощу, надеясь, что пламя отпугнёт особо наглых птиц.
Никогда на моей памяти они себя так не вели. Что же за ночь сегодня такая?
— Жерррртва! — кричали над алтарём. — Жерррртва! Жеррртва! Жеррртва!
Я отмахнулся от ещё одной птицы и ускорил шаг. Вороны теперь просто кружили надо мной, но не пытались нападать. Может поссорились из–за добычи — мы всегда оставляли жертвенное мясо на алтарных камнях. Или же исчезнувшая луна на них так повлияла. Я должен был проверить алтарь.
— Хинрик…
Я остановился. Звали меня, и этот голос не был вороньим. Мягкий, вкрадчивый женский — но незнакомый. И слышен был так отчётливо, словно шептали мне на ухо. Я обернулся — никого.
— Хинрик, иди сюда.
Я тряхнул головой. Бред какой–то. В роще не должно быть никого, кроме меня. Все жрицы наверняка уже спали. Жертвоприношения совершились на закате, здесь больше некому и незачем находиться. Кого же тогда могло принести в рощу Хевн?
Выйдя на поляну, я замер. Вороны продолжали носиться над кронами деревьев. Поднялся ветер с моря — такой сильный, что едва не сбил пламя факела. В центре вытоптанного круга у алтаря стояла женщина. Я никогда не видел её прежде — и это уже показалось странным. На Свартстунне чужих людей нет — это небольшой остров посреди моря, и здесь каждый человек наперечёт.
— Кто ты? — тихо спросил я.
Она не ответила. Женщина была хороша собой — красивое чуть суровое лицо, длинные косы трепетали на ветру, сияющие, словно звёзды, глаза. И всё же что–то в её облике меня отталкивало. Что–то неправильное, ненастоящее… Неживое. От облачённой в длинный плащ фигуры исходило слабое сияние.
— Хинрик, — позвала она. — Подойди ближе.
Я медлил. На всякий случай моргнул — наваждение никуда не делось. Женщина не улыбалась. Наоборот, при взгляде на меня по её лицу пробежала тень гнева. Только сейчас я заметил, что в руке незнакомки был длинный ритуальный нож, каким жрецы забивали жертв.
— Кто ты? — повторил я и опустил факел. Вороны прекратили орать.
— Время пришло, Хинрик, — мягко сказала странная гостья и подняла нож. — Пришло время для истины. Правда здесь, на острове.
Я непонимающе уставился на неё.
— О чём ты говоришь?
Незнакомка словно не слышала. Лишь сверлила меня странными блестящими глазами.
— Выполни долг! — крикнула она, и сотня воронов снова принялась с карканьем носиться над нами. — Уплати!
— Долг!
— Плата!
— Кррровь! — орали они.
— Что за долг? — громко спросил я, перекрикивая птиц и ветер.
И вновь женщина не ответила. Лишь печально улыбнулась. Отгоняя воронов, я шагнул к ней, но она вскинула руку в предупреждающем жесте. А в следующий миг пронзила себя ножом.
— Ох ты ж!
Я бросился к ней, но вороны обратились против меня. Кружили, клевали, били крыльями и царапали когтями, стремясь мне помешать.
— Пошли прочь!
Взревев, я выхватил нож и прокладывал себе путь, размахивая им во все стороны, словно и сам заразился их безумием.
Наконец птицы отступили, взмыли ввысь, и я добежал до незнакомки. Она лежала неподвижно у подножия алтаря и улыбалась. Странное свечение вокруг её тела пропало. Лишь глаза по–прежнему сияли.
— Дура! Что ты наделала?
Я опустился на колени и протянул руку, чтобы осмотреть её рану. Я знал руны — пусть не все, но жрицы даровали мне пару исцеляющих заклятий, и у меня отлично получалось. Может, я ещё успею ей помочь. Может…
— Не прикасайся ко мне, Хинрик. — Она прикрыла глаза и улыбнулась ласково, как мать при взгляде на родное дитя. — Тебе ещё… рано.
— Лежи смирно, — приказал я и потянулся к её плащу.
— Оставь. Всё уже давно свершилось. Всё предначертано. Выполни долг, Хинрик.
Я не знал, кем она была и зачем сделала это. Но мог попробовать спасти ее. Хотя кого я обманывал? Эта безумная только что воткнула нож себе в грудь. Странно, что она всё ещё дышала и могла говорить.
Незнакомка покачала головой и закрыла глаза. Она выглядела безмятежной, словно совсем не чувствовала ранения. Я прикоснулся к ней, и тут же перед моим лицом взорвалась яркая вспышка. Глаза чуть не лопнули от внезапной острой боли.
— Ааа!
Сияние ослепило меня, я почувствовал, что ноги оторвались от земли. Я выронил факел, повис в воздухе и куда–то полетел, яростно болтая руками и ногами.
Удар. Боль пронзила спину и шею. Всё перед глазами резко потемнело. Я оглох и ничего не видел.
А затем пришла тьма.
Глава 2
— Хинрик! — Низкий рык воительницы Вигдис сотряс лес. — Где ты, лисье отродье?
Мгновенно очнувшись, я подпрыгнул, точно напуганный кот.
И тут же пожалел об этом: спина и голова болели так, что впору было молить о быстрой смерти. Но боль отступила, когда я с ужасом вспомнил события прошлой ночи. Та безумная женщина! Она же наверняка лежит у жертвенного камня, мёртвая. И мне придётся как–то объяснять остальным, откуда она взялась в лесу Хевн.
Я осторожно поднялся и, пошатываясь, напраился к алтарю. Под утро явно прошёл дождь, вся одежда промокла. Плащ стал тяжёлым, меня бил озноб. Но сейчас, судя по всему, это было меньшей из моих проблем.
При свете солнца роща выглядела всё такой же зловещей, но привычной. Жрицы огородили тропу шестами с черепами, к ветвям деревьев привязали множество красных лент. Плоский валун, служивший алтарным камнем, был покрыт следами засохшей крови, остатками мяса и птичьим дерьмом.
Женщина будто испарилась. Словно и не было здесь никого прошлой ночью — ни незнакомок, ни стаи воронов. Отпечатки ног, если они и остались, занесло песком с берега и прибило дождём. Мой потухший факел валялся неподалёку. Я похлопал себя по поясу — ритуальный нож был со мной. Повезло, что не потерял, иначе нарвался бы на ругань.
Хорошие вести — не придётся объяснять, откуда взялась зарезанная женщина. Плохие — я вконец перестал понимать, что видел ночью.
И кроме того, теперь я оброс целой гроздью проблем.
Во–первых, ночное бдение я испортил и не довёл до конца. Это быстро выяснится, и мне влетит. Провинность очень серьёзная.
Во–вторых, что бы я ни видел ночью, но ударился я наяву, и причём сильно. Словно и правда рухнул на спину с большой высоты. И вряд ли смогу выдержать тренировочный бой. Ходить–то мог с трудом, не то что драться. К тому же, судя по положению солнца, на учёбу я давно опоздал.
В-третьих… У меня не получится внятно объяснить, что случилось ночью. Одно дело, когда женщины Свартстунна проводили обряды, чтобы увидеть видения — там всё было понятно: колдовство, вороньи ягоды, особые песни. Но меня к подобным ритуалам не подпускали, ибо я родился мужчиной. А значит, вороньих снов увидеть не мог. Тогда что это было? Вряд ли боги снизошли до меня и дали знак. Получается, я помешался. Видимо, не стоит рассказывать о произошедшем. В лучшем случае засмеют.
— Хинрик!