ий он сверлил нас немигающим взглядом единственного глаза.
— Ты связал себя с ним, — мрачно заключил он. Мне показалось, что это его разозлило. — Ты связал ваши души.
— Мне нужно было сделать его покорным, и я…
— Какой став ты чертил? — Перебил колдун. — Какую вязь создал?
— Ман, Эль, Перг, — растерянно ответил я.
— Дурак! — Гневно выплюнул Ормар. — Если ты хотел сделать его покорным, следовало чертить Ман, затем Перг, и лишь потом Эль. Но вместо этого начертал заклинание единения душ.
Я не понимал, к чему клонил колдун.
— Разве это плохо?
— Теперь ты будешь чувствовать всё, что чувствует конь.
— Разве это плохо? — повторил я.
Вместо ответа Ормар бросил мне верёвку.
— Привяжи пока его к дереву. Еду принёс?
Я вывалил снедь на вытоптанную траву перед костром.
— Сыр, хлеб, оленина.
— Хорошо. Сейчас не ешь.
— Почему?
— Поймёшь. Можешь поспать немного, но ты мне понадобишься ещё до рассвета.
Я взглянул на небо. Не так уж и много оставалось до восхода солнца. Сперва я долго ждал, пока заснут домочадцы ярла, затем пробирался во двор, утихомиривал собаку, потом возился с лошадьми… Только сейчас я осознал, что сегодня ночью впервые убил человека. Без раздумий, без колебаний. Просто зарубил. Тонкий голосок внутри меня пищал, что это было напрасно, но разум утверждал иное. И я сам себя испугался. Это была не первая смерть, которую мне приходилось наблюдать. Но я впервые лишил человека жизни. И больше всего меня пугало то, что я совсем не чувствовал вины. Я выполнил задание наставника: всех перехитрил, воспользовался рунными знаниями, не побоялся рискнуть и даже убить. Если Ормар хотел, чтобы я кое–что понял о себе, то он преуспел. Сегодня я взглянул на себя иначе и не обрадовался этому. Зато теперь у меня был Вихрь.
Я всё–таки отрезал тонкий ломоть оленины и уселся подле костра.
— Сон не идёт, кровь бурлит, — пояснил я в ответ на вопросительный взгляд наставника.
Ормар лишь покачал головой, ничего не сказал и принялся выстругивать из подобранной в лесу палки черенок высотой со свой посох.
— Что это? — спросил я, указав на шест.
— Колдовской предмет.
— И что он даёт?
— Силу.
— Для меня?
— Нет. Свой посох ты выстругаешь сам и украсишь нужными рунами. А этот, — Ормар похлопал по дереву, — отправится в Эрхелл.
Я молча дожёвывал мясо и пялился на огонь, пока начертатель достругивал посох. Отчего–то наставник всё ещё был зол на меня, но не говорил, чем же именно я ему не угодил. Я заупрямился и тоже не стал вытягивать из него признание. Захочет — сам скажет в конце–то концов. Вихрь немного пощипал траву и мирно заснул. Я запил застрявшее в горле мясо водой из меха и прислушался: лес был удивительно тихим. Возможно, Ормар окружил нашу поляну заклятием непрогляда.
Ормар покончил с палкой и поднёс её к свету огня.
— Сойдёт. — Он достал из своей сумки чашу для жертвоприношений и положил мне на колени. — Держи, пригодится. Раз ты решил не спать, сделаем работу сейчас.
Я взял миску и поднялся на ноги.
— Если постоянно будем лить кровь, у нас её скоро не останется.
— Мы льём свою кровь только тогда, когда это нужно, — отрезал начертатель. — Угодное богам не иссякнет.
Наставник достал из сумки мешок с сушёными травами и бросил несколько горстей в костёр. Поднялись клубы густого дыма. Ормар подбрасывал ещё и ещё, распевая воззвания к Воду, Гродде и Хевн. Дыма стало так много, что я почти не видел поляны. Вихрь проснулся и тревожно замотал головой, но учитель подошёл к коню, погладил его по шее, и тот немного успокоился. Я поднял чашу и вопросительно взглянул на учителя. Ормар знаком велел мне оставаться на месте.
Продолжая петь, колдун поглаживал коня по лоснящейся чёрной шее, расплёл косы на его гриве и заплёл три новых. Затем подвёл Вихря к костру. Я чувствовал тревогу моего вороного друга — огня он боялся, но дурманящий запах колдовских трав притуплял чувства и страхи. Я и сам дурел от этого дыма, но Ормар, словно желая окончательно свести нас с ума, бросил ещё несколько пригоршней трав в огонь.
Он трижды пропел воззвания к Всеотцу, Гродде Ужасной и Хевн Мстительнице, и каждый раз голос его становился всё сильнее. На третий раз мне показалось, что мощные песни Ормара звучали отовсюду. Я, сам того не желая, покачивался в ритм песни, вцепившись пальцами в чашу.
Я не сразу увидел, как наставник достал длинный ритуальный нож. А когда заметил блеск стали в клубах дыма, было поздно.
Продолжая петь и ласково обняв коня, Ормар вонзил клинок в сердце Вихря.
Глава 11
Я взвыл. Острая боль пронзила мою грудь, я рухнул на землю и согнулся, не в силах дышать. Скреб непослушными пальцами землю, пока сердце сдавливала невыносимая мука. Из глаз покатились слезы — и я не сразу понял, что рыдал вместо Вихря. Конь повалился на траву, вывалил язык и жалобно на меня взглянул. Я почувствовал, что из него выходила душа и закричал, корчась от ледяной хватки смерти.
Ормар закончил петь и забрал оброненную мной чашу, затем вскрыл горло коню и подставил сосуд, ловя капли жертвенной крови. Набрав достаточно, он бережно уложил голову коня на траву, чтобы остатки напитали землю. Сам он сел у костра, принялся высекать на палке руны и окрашивать их кровью Вихря.
Конь был мертв. По моему телу пробежала последняя судорога и, застонав, я с трудом перекатился на другой бок подальше от огня. Одну бровь мне, кажется, опалило, но я не чувствовал этой боли.
— Вот почему я разозлился, когда узнал, что ты связал ваши души. — Закончив красить руны, Ормар поставил палку высыхать и достал топор. — Ты чувствовал всю его боль. Я этого не хотел. Но теперь ты усвоил урок. Одна руна, начертанная не в том порядке — и заклинание получится другим. Впредь ты должен быть внимательнее, Хинрик.
Я слушал начертателя, но едва ли его понимал. В горле пересохло. Трясущимися руками я откупорил мех и жадно допил остатки воды.
— Так ты послал меня украсть коня ярла, чтобы принести его в жертву? — тихо спросил я.
Ормар кивнул.
— Халлвард заказал мне сделать нитсшест для Свейна, — пояснил он. — Это очень сложный и опустошающий ритуал. Для нитсшеста мало вырезать посох с проклятьем, нужна жертва. И потребуется не просто изловить и убить зайца, здесь придется поднести по–настоящему сильную и ценную жертву. Вроде Вихря.
Я бессильно развалился на земле. Тело бил озноб, словно я действительно на долю мгновения побывал в царстве смерти.
— Почему ты мне не сказал? — проглотив ком в горле, прохрипел я. — Почему?
Ормар повернул ко мне зрячий глаз. Я увидел, что белок был залит кровью — видимо, что–то лопнуло от напряжения. Морщины на уставшем лице прочертились резче, глаза запали. Колдун отдал ритуалу почти все силы.
— Потому что ты не был готов к этому ритуалу и мог мне помешать, — ответил наставник. — Но теперь ты знаешь цену такого колдовства. И я разрешаю тебе вырезать руну Бран. Ты познал путь обмана и его последствия.
Я ничего не сказал, просто дополз до расстеленного у костра плаща и сел. Ормар несколькими ударами отсек голову Вихря от тела и насадил на резную палку.
— Что там за руны? — спросил я. — Какое проклятье ты приготовил для ярла?
— Вязь из нескольких Грод, Нит, Хев, Ман, Гульг.
— Покажи, — попросил я.
Ормар аккуратно передал мне нитсшест, и я поднес его ближе к огню, рассматривая сложную рунную вязь.
— На смерть, — понял я.
— Да.
— Значит, Халлвард попросил тебя сделать это. И чем он тебе заплатил за такую услугу?
— Серебром, — ответил Ормар, забрав у меня из рук нитсшест. — Но Халлвард еще не знает, что боги однажды спросят с него за это проклятье. Я предупредил его, но он забудет. Они всегда забывают, что плату боги берут не только серебром.
До сегодняшней ночи я толком ничего не знал о сотворении нитсшестов. Мне было известно, что их делают, когда желают кого–либо проклясть, и что создать его может только сильный колдун. Но я не знал, насколько страшен этот ритуал. Интересно, когда мятежный Халлвард поймет, что даже после свершения проклятия для него все не закончится?
— Почему ты согласился это сделать? — обреченно спросил я. Грудь все еще болела, а стоны Вихря не шли из головы.
Ормар прибрался на поляне и наконец занялся едой. Ел он жадно, словно его не кормили несколько дней.
— Ярл Свейн заслуживает наказания, — прожевав мясо, сказал наставник. — Я знаю это. Не думал же ты, что я соглашусь на такую работу, сперва не бросив руны? С Халлвардом и правда поступили нечестно, но наш мятежный друг готов слишком далеко зайти ради власти и мести. Он еще сам не знает, что ему предстоит совершить. И, быть может, однажды тот, с кем Халлвард поступит несправедливо, закажет мне нитсшест и для него самого.
Я потянулся за мясом, затем еще раз взглянул на обезглавленного Вихря и вывернул желудок наизнанку.
— Вот поэтому я и говорил тебе не есть, — сказал Ормар, взял пустой мех и вздохнул. — Ну вот, мне ничего не оставил.
Я вытер рот травой и вернулся к костру.
— А есть способ снять такое проклятье?
— Есть. Но он опасен и ненадежен.
— Расскажи, наставник.
— Такое проклятие вступает в силу не сразу. Можно сказать, оно зависает над проклятым и выискивает в его полотне судьбы тонкое место. Поэтому порой приходится ждать свершения довольно долго, особенно если проклятый человек ведет спокойную и мирную жизнь. Но мирных людей нитсшестом обычно не проклинают. И пока колдовство не начало работать, его можно снять.
— Как?
— Убив того, кто его совершил.
— То есть ярл сможет избавиться от колдовства, если убьет тебя. Но не Халлварда?
— Халлвард изъявил волю, но сделал все я. Впрочем, мало кто рискнет посягнуть на жизнь начертателя.
— Почему?
— Я спросил разрешения богов, и они дали мне его. Всегда перед любыми обрядами стоит спрашивать их дозволения. Если бы руны оказались другими, я бы не согласился на просьбу Халлварда. И люди знают это. Знают, что мы ничего не делаем просто так. Многие считают, что, убив начертателя, прогневают богов.