«В славянских землях»
Глава первая
1
След обрывался на берегу реки. Вода еще не успела размыть прибрежный песок, и место, где стояла лодка, было отчетливо видно.
«Значит, только что они были здесь», — подумал Радмир, отодвигая концом копья закрывавшие обзор заросли тростника.
Над рекой, водная гладь которой покрылась чуть заметной рябью, плотной стеной стоял густой непроглядный туман. От воды тянуло холодом, а от речной зелени — кувшинок, лилий и густого камыша, — исходил какой-то особенный, ни на что не похожий запах утренней свежести.
— По воде ушли, — тщетно вглядываясь в туман, произнес Радмир, обращаясь к своим спутникам. — Лодка у них тут была, теперь не догнать.
— Вниз по реке они спустились, — потрогав рукой влажный буровато-зеленый мох, сказал Любим. — Видишь, на том берегу тростник не примят, не поломан. Мы сверху пришли по реке, раз их не встретили, точно вниз поплыли.
— Какой еще тростник, я того берега вообще не вижу? Туманище стоит, хоть топор вешай, — молодой рус по имени Варун зачерпнул пригоршню воды и жадно припал к живительной влаге губами.
— А ты не брюхо водой наливай, а лучше ей глазищи свои промой, может, тогда и разглядишь чего, — старый матерый полянин, озираясь вокруг, втягивал носом воздух, как идущая по следу гончая.
Варун что-то недовольно пробурчал в ответ, но не стал вслух спорить с Любимом, умению которого идти по следу зверя или человека завидовали многие.
— Значит, идем вниз по реке. Смотреть во все глаза, если кто увидит что, сразу подать сигнал условный, — и Радмир бесшумно нырнул в кусты.
Все четверо воинов, сопровождавших Радмира, последовали за своим молодым предводителем без рассуждений.
Пробираться приходилось через густые кусты, которыми зарос весь берег реки. Воины передвигались неспешно, стараясь не создавать лишнего шума. Они двигались по одному, на незначительном расстоянии друг от друга то и дело оглядываясь по сторонам, перешагивая через поваленные на землю деревца и ветки. Так они шли еще примерно час, не обнаружив ничего подозрительного.
Впереди, постоянно озираясь по сторонам, шагал Любим. Бывший охотник, исходивший в поисках зверя многие леса Приднепровья, двигался бесшумно, переступая с одного места на другое, почти не задевая кустов и переступая даже маленькие веточки, лежащие на земле. За полянином шли Радмир и Варун. Они производили гораздо больше шума, чем Любим, и этим самым вызывали неодобрение старого охотника, который, услышав очередной треск ветки под ногой кого-нибудь из своих спутников, то и дело ворчал и укоризненно качал головой. Позади первой тройки двигались еще два воина, тоже входившие в небольшой отряд, высланный на поиски нескольких уличей, обнаруженных вблизи лагеря русов. Одним из этой пары был молодой соплеменник Радмира радимич Путьша, с которым они вместе пришли в Киев и поступили на службу в услужение княжича Игоря. Самым последним шел крепкий воин из русов по имени Боримир.
Кустарник как-то внезапно закончился, и перед глазами воинов открылась широкая панорама огромного озера, цвет воды которого изменялся от желтоватого на отмелях до изумрудно-зеленого в самых глубоких местах водоема. Озеро с трех сторон было окружено густым невысоким лесом, с четвертой открывалось покрытое ярким разнотравьем широкое поле.
— Ну вот и пришли, — шепотом произнес Любим. — Вот он, стан уличей, не зря четверо суток сапоги сбивали. Теперь-то уж никуда не денутся.
Перед глазами высланных в разведку воинов предстал разбитый посреди поля лагерь врага.
2
Прошло шесть с половиной лет с тех пор, как войско киевского князя Олега выступило в поход для покорения славянских племен, заселявших территории, расположенные к югу от обширных славянских земель, завоеванных русами. Жившие на юго-западе дулебы, которых русы и покоренные ими славяне называли бужанами и волынянами по именам рек, в устьях которых проживали эти народы, не пожелали встать под знамена Киева добровольно. Подстрекаемые Византией вожди дулебов объединились и, собрав большое войско, выступили против киевского князя. Битва состоялась зимой на широком, засыпанном снегом поле, неподалеку от стольного городища бужан. Хотя войско киевлян насчитывало в два раза меньшее число воинов, чем было у их врагов, сеча закончилась полным разгромом дулебского воинства.
Поначалу дулебы, воодушевленные тем, что противник уступает им в численности, стали теснить ополчение, набранное Олегом из подвластных Киеву городов, но в этот момент в бой вступили пешие полки большой дружины князя. Суровые варяги-русы и грозные скандинавские наемники, составлявшие большую часть отборных киевских полков, как могучим молотом, ударили по разношерстному, плохо обученному и вооруженному чем попало дулебскому воинству. Загудели боевые трубы русского войска, сделанные из обыкновенных турьих рогов, завыли грозным воем скандинавские бойцы, подражая вечно голодным жителям лесов серым волкам, закричали во все горло пополнившие княжеское войско славяне-дружинники. Резня была страшная. Напуганные волчьим воем, плохо обученные настоящему конному бою лошадки дулебов шарахались в стороны, с испугом налетая друг на друга и сбивая с ног окружавших их пехотинцев. Кони громко ржали и валились с ног, пронзенные тяжелыми калеными стрелами. Прикрываясь огромными деревянными щитами, в считанные минуты еще больше потяжелевшими от впившихся в них стрел, варяги, ловко орудуя тяжелыми копьями, опрокинули стоящую впереди конницу дулебов. Кони падали с ног, а суровые русы рубили мечами их и их незадачливых седоков безжалостно и уверенно. Во фланг войску дулебов, которое смешалось в бесформенную людскую массу, с лихим посвистом, перенятым русами у кочевников, ударила конница, состоящая из воинов малой дружины самого князя.
Дулебы бежали, проваливаясь в глубокий снег, а русы преследовали их и вязали. Жестокие беспощадные скандинавы, предпочитавшие добивать убегающих врагов, не возились с веревками и арканами, они просто рубили бегущих дулебов мечами и топорами, упиваясь вкусом победы и видом крови.
Войско Олега с боем вошло в главный дулебский град-поселение. По приказу князя воины не жгли домов, не убивали мирных жителей, а просто согнали тупыми концами копий всех побежденных на главную площадь поселения. Сюда же стащили и всю взятую в дулебском городище добычу. Правда, вечно жадные до крови нурманы и свеи порубили мечами несколько десятков мужиков вместе с их семьями, которые по глупости похватали топоры и попытались защитить отнимаемое у них нажитое непосильным трудом добро. Но на помощь жителям пришли воины князя из малой дружины. Ловко разоружив нескольких особо ретивых скандинавов, прикрыв своими щитами баб и детишек, гридни Олега именем князя остановили любителей проливать невинную кровь. Кого-то из мародеров лишили парочки зубов, а кто-то, получив по шлему увесистый удар плоской частью варяжского меча, сразу оставил желание резать мирный люд.
Олег сам выехал на главную площадь града и обратился к жителям, стоящим на площади и переминавшимся с ноги на ногу. Многие из побежденных не успели накинуть верхнюю одежду и поэтому вскоре просто тряслись от холода. Князь в полном боевом доспехе гордо возвышался над трясущимся на морозе людом. Сидя на своем любимом боевом коне, Олег снял шлем, продемонстрировав окружающим свой светлый чуб, и обратился к толпе.
— Есть ли среди вас люди знатные, вожди да князья? А ну, покажись!
Дружинники вытолкали вперед из толпы нескольких мужей, одетых в более дорогие наряды, чем основная масса пленников. Вышедшие вперед стояли перед князем с низко опущенными головами, выражая покорность.
— Слушайте меня, вожди и мужи дулебские, да мотайте на ус. Многие из славян да других племен и народов, что сейчас в княжестве моем состоят, встали под мою руку добровольно и теперь живут в мире и согласии. Никто не смеет тронуть мирного пахаря, обрабатывающего землю во владениях киевского князя. Купцы, что киевские, что заморские, свободно возят товары по дорогам княжества моего, не боясь ни татей, ни разбойничков. Любой из славян, если у него твердая рука и отважное сердце, может прийти ко мне и стать воином дружины моей.
Посиневшие от холода дулебы слушали своего завоевателя молча, завороженные силой его голоса и смыслом сказанных им слов. Стоявшие впереди знатные дулебы подняли головы.
— Не захотели вы добром власть мою принять, так я к вам с ратью пришел, воев ваших побил, добро ваше силой взял. Теперь могу всех вас побить да град ваш спалить, а вас всех, жен да детей ваших в колодки заковать, да на рынках невольничьих продать с большой для себя выгодой.
Ропот прошел по рядам людей, стоящих перед князем.
— Неужто и вправду сожжет город да в рабство вечное продаст? — раздался чей-то шепот.
Кто-то из баб запричитал в полный голос, услышав последние слова князя. Бабский плач подхватили маленькие дети. Князь снова умолк, давая всем пленникам время ощутить весь ужас своего положения.
— Но если вы, вожди племен, да родов, знатные мужи земель дулебских, клятву мне принесете, не воевать против меня, дань мне платить станете на прокорм войска, которое вас от ворогов беречь станет, да на построение градов, крепостей да застав пограничных, не велю вас трогать и города ваши грабить дружине своей не дам. А коли не встанете под мою руку, или того хуже, слова своего не сдержите, пеняйте на себя, приду с воинами, пролью кровь вашу, никого не пожалею.
Над площадью стояла мертвая тишина. Бабы примолкли, даже деток малых замолчать заставили. Весь люд на первые ряды смотрел, смотрел, да потихоньку ворчать начал. Бабы стоящих в переднем ряду уж в спины пихать стали.
— Ну чего молчите, будто рыбы, не смогли род свой отстоять с мечом в руках, так хоть теперь не губите. Клянитесь князю, авось, помилует да простит, что воевали супротив его. Ну же, детишек хоть пожалейте, больше часа уж на морозе стоят.
Из первого ряда вышел вперед длиннобородый чернявый старец с густыми нависающими на глаза бровями. Он обернулся назад, посмотрел на ждущих его решения сородичей, словно прося их одобрения молвить слово, снова провернулся к Олегу и громко произнес:
— Князя нашего, что градом этим правил, твои вои в бою порубили, так что, похоже, я теперь тут за главного, — говоривший снова глянул на толпу.
Все, кто стоял поблизости, согласно закивали.
— Зовут меня Гораздом, старейшина я, князем нашим погибшим над градом этим поставленный с одобрения народного, — старец заметно нервничал, но говорил уверенно, с убеждением. — Нелегко нам свободу терять, да уж коли случилось так, то деваться некуда. Клянемся тебе богами нашими бед тебе впредь не учинять, воле твоей княжьей покорными быть. Ну, а дань, какую назовешь, соберем и впредь платить станем.
Толпа одобрительно загудела. Олег был доволен. Только часть княжьего воинства, в основном, ополченцы-вои, побурчали что-то по поводу того, что неплохо бы городишко пограбить как следует, воевали, мол, так подай за то награду.
— Да еще бы, баб да девок дулебских неплохо было бы пощупать. Вон сколько красавиц на площади стоит, лица в платки пуховые прячут, — бурчал себе под нос недовольный исходом переговоров лохматый ополченец-древлянин с мясистым, покрасневшим от мороза носом.
— Так ты им словцо ласковое шепни да пряничек подари. Глядишь, они сами тебя на сеновал и потащат, — посмеиваясь, подначивал говорившего его сосед, высокий гридь из младшей дружины Олега. — Только на твоем месте я бы тоже свой нос платком прикрыл, а то он у тебя, как свекла, красный. Как бы ты им всех баб-то не перепугал, а то и мы из-за твоего носа без ласок да утех останемся.
Все окружающие громко захохотали, а обиженный вой, пробурчав что-то в ответ, с позором удалился, не рискнув вступать в спор с рослым красавцем-дружинником.
Остальные поселения и городища дулебов и их соседей, белых хорватов, приняли власть киевского князя добровольно. По-другому пришлось завоевывать тиверцев и уличей, населявших земли, лежащие к югу и к юго-западу от вновь присоединенных к Киевскому княжеству территорий. Уличи не приняли послов Олега.
3
Олег сидел на простом дубовом стуле в просторной комнате с высокими потолками и деревянными стенами, увешанными оружием. За те годы, в течение которых он вел новую завоевательную войну против уличей и тиверцев, на его суровом лице заметно прибавилось морщин, но до старости ему было, конечно же, еще далеко. Князь, как и раньше, был силен и быстр и в такие дни, как сегодня, он был очень грозен и крут на расправу.
Уличи не вели обширной торговли с другими народами и не были заинтересованы в присоединении своих земель к разраставшемуся за счет соседей-славян Киевскому княжеству. Поэтому они оказали завоевателям сопротивление, сумевшее остановить доселе непобедимую русскую рать. Учтя опыт дулебов и других покоренных народов, они не решились вести войну в открытом поле, где их войско непременно было бы разбито, грозными варяжскими полками, а скрылись в лесах и заперлись в наиболее укрепленных градах, где можно было бы выдержать длительную осаду и вести активную оборону. Воины киевского князя сумели взять штурмом несколько городков, и на этом их воинские успехи, казалось бы, окончились. Столицу уличских земель — град Пересечень, расположенный в южном течении Днепра, Олег осадил, так как штурмом взять не смог. Простояв под стенами всю зиму, киевский князь вынужден был отступить.
Помимо князя в комнате сидели шестеро суровых искушенных в ратном деле мужей, возглавлявших собственные дружины и рати, входившие в состав единого княжеского войска. Вельмуд — огромный седоволосый варяг с квадратным подбородком, воевода младшей дружины, сидел по правую руку от своего князя и исподлобья поглядывал на остальных членов княжьей Думы. Рядом с ним восседал приземистый и плотный боярин Стемид из знатных бодричей. Напротив варягов сидели предводители скандинавских дружин, повзрослевший и возмужавший Свенельд и одноглазый нурман Фрейлаф со шрамом на левой щеке. Вожаки ополчения, собранного в основном из киевлян и новгородцев, Сновит и Глоба, сидели спиной к входу в комнату напротив недовольного итогами завоевательного похода и от этого хмурого киевского князя.
— Ну, что скажете мне, воеводы да бояре, сколько нам в стенах этих еще сидеть, бока наращивать? — в голосе Олега чувствовалась нескрываемая злоба. — Вот вам и уличи, лесовики-лапотники, всем вам, великим ратникам, носы утерли, да и мне вместе с вами. Что скажешь, Вельмуд, есть мыслишки какие аль дар речи потерял?
— С речью-то все в порядке, великий князь, да и слова твои, что бока наращиваем, тоже неверные, ты и тут малость ошибаешься, — даже в минуты княжьего гнева воевода младшей дружины не боялся говорить Олегу правду в глаза. — Два обоза для войска, что из земель дулебских к нам шли, уличи-то захватили. Запасы кончаются. Как бы вскорости конину жрать не пришлось, туговато у нас с провизией.
— То, что о людях заботу проявляешь, это правильно, — слегка смягчился Олег. — Вот только нам сейчас не о харчах думать нужно, а о том, как врага одолеть. А что провизия кончается, так сам же знаешь, еще один обоз к нам идет под охраной усиленной, так что животы будет, чем набить.
— Надо бы нам людишек местных как следует попытать, попрятали, небось, припасы на черный день. Если взяться за них, они и расколятся. Никакой обоз с провизией ждать не придется, — прорычал сквозь зубы здоровяк Фрейлаф. Дозволь, князь, мои хирдманы[42] местным уличам быстро языки развяжут.
— Вы мне тут уж поразвязывали языки, когда всю деревню у тиверцев перерезали, — в голосе князя снова по явились стальные нотки. — Твои нурманы — воины, конечно, хорошие, но зачем же люд мирный резать, как скотину бездушную? Когда тиверцев примучивали, твои воины земледельцев простых порезали, баб да девок всех посильничали, да ладно бы просто блуд свой потешили, так еще и потом головы им порубили, как курам, несколько хат спалили, добро какое-то искали.
— Так ведь нашли же запас припрятанный, — самодовольно возразил бывший нурманский ярл.
— А что толку, шкур стопка, зерна несколько мешков да три бочки меда — и весь твой клад найденный, а проблем-то теперь из-за того не расхлебать. Чтобы ложку из березы вырезать, необязательно все древо валить, одного сучка достаточно да ножика малого, а твои хирдманы только топорами рубить и умеют, как лес, народец валят. Глядишь, не было бы у нас такой славы, людишки местные и не воевали бы против нас так рьяно. Вон, половина народов покоренных добровольно в княжество наше влилась, а теперь что? Вы не с виком на эти земли пришли, нам княжество растить да ширить надобно, чтобы земли эти нашими стали, пути торговые в страны заморские открытыми были. К морю выход нам нужен, тогда богатства к нам рекой потекут, серебро да золото, а не те шкуры драные, что вы в деревне откопали. Вперед смотреть надобно, а не баб топтать да кровь людскую напрасно лить.
Фрейлаф только пожал плечами и отвернулся.
— Вон Свенельд тоже из вас, из скандинавов, так его дружина без боя несколько городков взяла, и добыча у них, и грады покоренные, — продолжал Олег, указывая на сурового светловолосого свея с гордо поднятой головой, молча сидевшего на своем месте.
— А что делать-то будем, если обоз с провиантом вовремя не придет? — поворачиваясь к князю правым боком, громко произнес Сновит. — Ропщут мужики-то.
Левое ухо, срубленное боевым топором, воевода-кривич потерял в схватке с ятвягами[43], поэтому был слегка глуховат.
— Ой, накличет беду этот глухиня, чтоб ему, — прошептал сидящему рядом Вельмуду боярин Стемид.
— Ну, а ты, Глоба, чего молчишь, как воды в рот набрал? — обратился к предводителю новгородского ополчения князь. — Город твой Великим зовут, а толку? Дружину в свое время не дали, помощь обещали, а где она теперь, помощь та?
— Не в ответе я за город Новгород, княже, мне бы воинство свое удержать в повиновении, недовольны вои, — Глоба тут же пожалел о сказанном.
С самого начала похода Олег очень уж зол был на новгородцев за то, что ратников городских ему для похода не дали. А сейчас, услыхав о том, что предводитель новгородцев управу на них теряет, совсем осерчал, разгневался.
— Что?! — уже не говорил, а кричал князь на перепуганного новгородского воеводу, — Вы что же, думали, мечи взяли, шеломы на головы дурные напялили, вот вам тут и добыча, и слава? Нет уж, дело ратное — оно дело трудное, не легче любой другой работы, только тут еще кровушку лить нужно, частенько не только вражью, но и свою собственную!
В этот момент раздался стук в дверь, и через мгновение запыхавшийся и возбужденный Горик влетел в комнату, вызвав у всех сидящих неодобрительные взгляды.
— Не серчай, княже. Вести срочные, недобрые. Вой раненый в лагерь пришел. Говорит, обоз к нам шел с припасами. Вороги наши, уличи, тот обоз перехватили, охрану побили, ну, в общем… — вбежавший в комнату гридь не договорил до конца свою фразу.
Все сидевшие в комнате встали со своих мест.
4
После того как Горик сообщил князю и его воеводам дурную весть и удалился, Олег быстро указал всем своим военачальникам, что кому из них нужно делать, не вдаваясь в рассуждения, и отослал их к своим воинам. Закончив с этим, князь призвал к себе своего верного сотника, и остался с ним в комнате наедине.
— Верно про тебя говорят, что ты ведун, — удивленный Горик смотрел на князя с нескрываемым восхищением. — Как прознал, что говорить с тобой я хотел с глазу на глаз, без свидетелей.
— Тут не надо ведуном быть, а просто голову на плечах иметь, — князь выглядел очень усталым и опустошенным. — Ну, говори, что сказать хотел, не томи.
— А то и хотел, что воин тот, что обоз сопровождал, на руках у меня помер, кровушкой истек, но сказал главное, — в глазах Горика была тревога. — Ждали тот обоз уличи, точно ждали. Тот вой, что весть дурную принес, из русов был, воин опытный. Так вот он поведал, что засада была по всем правилам организована, охрану побили в считанные мгновения. Вывод какой? Кто-то из своих им о том обозе донес, где и когда пойдут, каким числом.
Горик смотрел на князя и ждал его ответных слов. Олег молчал, обдумывая услышанное.
— Была у меня такая мысль еще когда первые два нападения были, да не хотел верить, что кто-то свой предал, а теперь и ты вот туда же. Но кто? — Олег размышлял вслух.
Горик стоял и смотрел на князя.
— Все у тебя иль еще чего сказать хочешь? — посмотрев на варяга, спросил князь.
— Воин тот погибший сказать успел, что те людишки, что на обоз напали, не просто уличи-лапотники. Старший у них странный какой-то, сразу в нем опытный вое вода чувствуется, не из простых мужиков воин — умелый да мудрый. Наверняка византиец или хазарин знатный.
— Откуда здесь хазарину быть? — с недоумением посмотрел на Горика князь.
— Так слух есть, что уличи с Каганатом союз заключили, да и в нападавших на обозы степная повадка чувствуется. Ловко нападают, исподтишка. Побьют народец стрелами и исчезнут с добычей.
Олег нахмурил брови — вести были действительно недобрые. Он размышлял долго, Горик все это время молчал.
— Ладно, — Олег словно очнулся ото сна. — Про то, о чем мы тут говорили, никому не сказывай, а обоз мне ищите и людей тех, что его захватили. Ты мне их из-под земли достать должен вместе с вожаком тем загадочным. Понял?
— Понял, княже, как не понять. Ищем уже. Я тут в леса Радмира послал, со дня на день вестей от него жду. Вроде бы взяли они след тех разбойничков.
— Радмиру-то своему доверяешь? А то всякое может быть, да и молод он еще, — усмехнулся князь. — Неровен час, опять дел каких наделает, не расхлебаем.
— Не наделает, будь уверен. Как за себя ручаюсь.
— Ну, коли так, ступай. Да про молчание не забывай. А того, кто дело наше предает, я сам поищу, а найду, так не пощажу! — и князь со всей силы грохнул по столу огромным кулаком.
5
За все годы, пока войско князя вело войну со славянскими племенами, Радмир возмужал, заматерел и, как и многие воины киевского князя, потерял счет врагам, которых сразила его рука. В землях дулебов и хорватов, в боях с тиверцами и уличами молодому дружиннику пригодилось все то, чему обучили его сначала в младшей дружине княжича Игоря, а затем и в гриднях у самого князя русов — Олега. Теперь он, простой славянский юноша, стал даже не просто воином-дружинником, теперь под его началом был десяток гридней, которых молодой воин водил в бой. В этот поход Радмир взял лишь половину своего небольшого отряда, и сейчас четверо воинов, несколько дней преследовавшие врага по труднопроходимым лесам, ждали решения своего вожака.
— Ну что, пожалуй, вот они, те уличи, что на наших нападали, — сказал Радмир смывая пот с лица. — Теперь вы двое, — обратился молодой вожак к Путьше и Варуну, — вернетесь в наш лагерь. Скажите Горику, что мы нашли тех, кого искали. Пусть просит у князя сотню воинов, или сколько сам решит отправить, и двигается сюда. Если уличи покинут эти места, идите по нашему следу.
Оба молодых гридня только кивнули и, подхватив свое оружие, скрылись в густых зарослях.
— Ну а нам нужно узнать как можно больше о наших врагах, мы остаемся здесь.
— Я один к ним проберусь, разведаю, а то от вас уж больно шуму много, — пробормотал Любим, в очередной раз не позабывший попрекнуть своих более молодых и неопытных по его меркам спутников.
Оба дружинника только переглянулись, скрывая усмешки. Любил поворчать старый воин, хоть на самом деле и был довольно беззлобным.
— Ничем его не сморить. Столько дней в пути, а старый ворчун будто бы и не устал вовсе, — со вздохом произнес Боримир, развалившись на мягкой влажной траве, после того как Любим исчез из виду. — У меня вон все ноги от ходьбы распухли, а ему хоть бы что.
Огромное озеро разделяло притаившихся в кустах дружинников от обнаруженного ими лагеря уличей. Любим отсутствовал несколько часов, и молодые гридни уже начали беспокоиться, но старый следопыт вскоре появился, бесшумно выйдя из кустов и направившись к ожидавшим его воинам.
— Обоз они пригнали с провизией, который к нам в лагерь шел. Те самые это вои, — произнес полушепотом полянин. — Только чудные они какие-то, сборище непонятно кого. Половина, похоже, степняки, половина — уличи, а главный у них — чернявый такой, увидел бы я его в Киеве, так решил бы, что византиец он, вылитый грек.
— Если грек ими командует, то понятно, почему они так ловко на отряды наши нападают да на обозы с провизией. Греки — воины славные, трудно нам будет их побить, когда наши придут, прольется кровь, — покачав головой, озабоченно произнес Радмир.
— А откуда ж степняки в их воинстве? — с недоумением спросил Боримир, обращаясь к обоим своим спутникам.
— Может, уличи с Каганатом союз заключили, а может, с булгарами, — пожал плечами вернувшийся с разведки старый полянин. — Больно уж их вои на хазар похожи и одежкой, и повадками.
— С хазарами у меня счеты старые, давно за родичей своих с ними поквитаться хочу, а то ни разу еще не приходилось с тех самых пор, как они селение наше сожгли, — посмотрев в сторону вражеского лагеря, произнес Радмир.
— Если Путьша с Варуном не заплутают в лесах, то подойдут наши через несколько деньков, вот тогда и поквитаешься, а сейчас я бы в их лагерь больше не совался. Часовые у них кругом выставлены, лучше пока их не тревожить понапрасну.
Через четыре дня сотня конных воинов во главе с Гориком подошла к большому озеру, возле которого был разбит лагерь уличей. Но поквитаться с врагом не получилось. Накануне ночью уличи скрытно покинули свой стан и ушли в болота. Преследовать врага по незнакомым топям Горик не решился. Кто-то снова предупредил загадочного вождя непокорных славян, и наградой для подошедших к озеру дружинников князя стал лишь брошенный беглецами обоз с провизией.