1
Жизнь — это такая штука, которая все время преподносит сюрпризы, наполняет тебя либо радостью, либо разочарованием. Сегодня ты восседаешь на прекрасном коне перед грозными рядами непобедимого войска, а завтра ты скачешь на этом же коне, содрогаясь от страха, спасаясь от преследователей.
Он снова был в бегах, как тогда, когда он, будучи солдатом империи, одурманенный вином и женскими чарами, преступил нормы общепринятой в его стране морали и овладел женой знатного аристократа. Но на этот раз его не преследовали суровые представители имперского закона. Сегодня он оказался один в чужой стране, и ему снова некуда было идти. После битвы он долго гнал коня, пытаясь оторваться от погони. Но русы не преследовали его долго, и он без труда ушел от них. Иларий решил больше не возвращаться к уличам. Его отряд был разбит, и неизвестно было, как отнесутся вожди воюющих славян к чужаку, погубившему сотню их соплеменников. Хазарам бывший ромейский кентарх и вовсе не доверял.
«Те, кто попадает к ним в лапы, вскоре оказываются на невольничьих рынках Саркела», — вспомнил Иларий слова одного из своих давних приятелей-сослуживцев, который не понаслышке знал хазар и их повадки.
Поэтому Иларий не последовал на восток, где расстилались огромные просторы Дикого Поля, контролируемого Каганатом и населенного ордами его подданных. Лучше всего было бы разыскать Фотия, но для этого пришлось бы пробираться через все земли, завоеванные бесстрашными русами, а это было бы равносильно самоубийству. Так что путь на север тоже не подошел бывшему ромейскому солдату. И потерявший все надежды беглец решил пробираться на юг, к себе на родину, в надежде, что после того как прошло столько времени, он сможет затеряться среди многочисленных провинций Империи.
Но, если от русов он ушел, то с хазарами ему все же пришлось столкнуться. Иларий встретил их на второй день, после того как бежал с поля сражения. Они выехали из кущи деревьев внезапно и направились навстречу одиноко едущему всаднику. Их было трое, все из отряда Туле-Хана, такие же, как и он, чудом спасшиеся после того как отряд Илария угодил в засаду. Обычные пастухи, из черных хазар, призванные на войну собственными вождями племен и кланов. Несмотря на то что несколько дней назад они с Иларием были союзниками, эта встреча не сулила бывшему вожаку уличей ничего хорошего. Ах, если бы он заметил их первым, то непременно бы постарался не попадаться на глаза.
Двое из чужаков не понимали славянскую речь, и поэтому разговор повел третий, круглолицый крепыш с хитрыми немигающими глазками. Его речь была отрывистой, но вполне понятной. Иларий сразу заметил, как смотрят его случайные знакомцы на его коня, меч и, хотя и примитивный, но вполне сносный доспех. Эти не упустят своего случая поживиться. Круглолицый, по-видимому, сразу признал Илария, и, возможно, поэтому дивная троица и не напала на него сразу, а решила прибегнуть к переговорам. Обменявшись несколькими общими фразами, куда следует путник и какие у него планы, круглолицый попытался предложить Иларию проследовать с ними, но Иларий сразу отверг столь «заманчивое» предложение и сказал, что ему необходимо ехать в другую сторону. Здесь поблизости, дескать, находится еще один лагерь уличей. Хазары, услышав такую весть, стали тут же переговариваться на своем языке, видно было, что они сомневались в правдивости слов своего собеседника.
Иларий не стал дожидаться, когда случайно встреченные им нежелательные знакомцы примут какое-то решение. Крикнул им прощальное слово, развернул коня и помчался вскачь, подальше от нежелательных попутчиков. Жуткий холод пронизывал его до самых костей. Он слушал, слушал звуки, пытаясь при необходимости, распознать тот страшный свист, который издает стрела, пущенная вдогонку удаляющемуся врагу. А ведь он даже не закинул за спину щит, демонстрируя тем самым свою полную уверенность. Возможно, именно это, а может, и что другое в очередной раз спасло ему жизнь. Черные хазары не решились напасть.
2
После встречи с хазарами он не спал несколько дней, опасаясь преследования и все той же коварной стрелы, которую посылает матерый степняк в беззащитное тело своего врага. Но на этот раз фортуна улыбнулась ему. Степняки не пошли по его следам, и он, по-видимому, снова был в безопасности.
Он остановился, прислушиваясь к звукам, которые могли быть предвестниками опасности, но ничто не наталкивало на мысль о возможном присутствии людей. На этот раз не русы, не хазарские воины, а всего лишь маленькая, в несколько сажень шириной, речушка преграждала Иларию путь, который он наметил себе, следуя в том направлении, которое должно было вывести его к морю.
Солнце продолжало парить, причиняя страдания и всаднику, и коню, и поэтому преграда на его пути в виде речки не огорчала путника, а, напротив, сулила облегчение и возможность смыть соленый пот, который покрывал все тело. Утомленный многодневной скачкой конь возбужденно затряс головой и негромко заржал в предвкушении долгожданной живительной влаги. Иларий спешился и, выждав некоторое время, чтобы его скакун остыл, подвел коня к реке. Животное пило жадно, храпя и вздрагивая, отмахиваясь хвостом от многочисленных насекомых, которых было особенно много вблизи внезапно обнаруженного путниками водоема. Еще раз осмотревшись по сторонам, беглый ромей пустил коня пастись, а сам, скинув одежду и аккуратно сложив в теньке кустарника свое оружие, раздвинув руками плотные заросли тростника, медленно вошел в реку. Вода, в первые мгновения показавшаяся прохладной, тут же приятно освежила тело. Иларий плыл не спеша, делая привычные взмахи руками, стараясь не поднимать брызг. Он отдыхал не только телом — душа его словно растворилась в этом желанном водном потоке, мозг отдыхал от долгого, мучительного напряжения. Ничто не тревожило его разум. Заметив, что заплыл уже слишком далеко, Иларий еще раз погрузился под воду с головой и только-только собрался плыть обратно к тому месту, где он оставил свое имущество, как вдруг на другом берегу реки в кустах раздался какой-то странный шум.
Эти звуки тут же заставили пловца насторожиться, он мгновенно напрягся, и его мозг снова обрел четкость и ясность мыслей, чтобы в случае угрозы принять быстрые и правильные решения. Иларий тут же пожалел о своей беспечности. Конь и оружие находились сейчас слишком далеко, и мужчина, набрав в грудь воздуха, нырнул и, проплыв под водой, вынырнул возле растущего над водой густого кустарника. Громкие крики раздавались с берега, и Иларий рискнул высунуться из своего не слишком надежного укрытия.
То, что открылось взору византийца, вызвало у Илария вздох облегчения. Страшные звуки, которые так напугали его во время плавания, издавались вовсе не людьми, встречи с которыми он так хотел избежать. На поляне возле кустов всего лишь паслось небольшое, в дюжину голов, овечье стадо. Но если Иларий и ощутил себя в безопасности, этого было нельзя сказать о бедных животных, которые в панике метались вокруг большой старой овцы привязанной длинной веревкой к вбитому в землю колу. Неподалеку от перепуганного насмерть стада, широко расставив ноги и пригнув морду к земле, стояла поджарая волчица с мощной покатой спиной и острыми, торчащими вверх ушами. Она смотрела на свою добычу спокойно, не выражая агрессии, и выжидала. Напротив, по другую сторону от блеющего стада, стоял волк-переярок[52] и, оскалив зубы, угрожающе рычал. Парочка мелких прибылых[53] волчат, для которых и была устроена эта забава, гоняли по кругу зажатых с двух сторон более взрослыми особями овец. Волки-первогодки делали свои первые взрослые шаги, осваивая все тонкости охоты в стае. Волчица и ее старший детеныш не трогали обезумевшую от страха скотину, а молодые волки носились за овцами, стараясь вцепиться в них острыми зубами.
Вот один из прибылых волчат, изловчившись, сделал удачный бросок и ухватил за шею молодую ярку, повалив ее на землю. Второму зверёнышу повезло меньше. Выбрав в качестве добычи молодого барана, он бросился ему на спину, но промахнулся, лишь лязгнув зубами, и тут же ощутил на себе мощный удар твердых, как камень, рогов. С визгом маленький хищник отлетел в сторону. В этот момент переярок, словно молния, бросился на помощь своему меньшому собрату. Он сбил своей широкой грудью несчастного барана и в тот же момент разорвал ему горло своими крепкими, как сталь, клыками. Совершив этот акт насилия, молодой волк отскочил в сторону и взглянул на волчицу, словно ожидая от нее одобрения. Но старая самка стояла неподвижно, проигнорировав этот жест своего старшего питомца. В это время более удачливый волчонок потащил к реке пойманную им ярку, которая билась в его зубах, изо всех сил борясь за свою жизнь.
— Вот зверюги бесовы, так ведь и все стадо порежут, — покачав головой, проворчал Иларий.
В детстве ему доводилось видеть последствия того, как волчьи стаи вырезали целые стада скота. Унося с собой лишь пару-тройку особей, жестокие хищники оставляли на месте своей охоты десятки окровавленных козьих и овечьих туш. Иларий вышел из кустов и, засунув соединенные в кольцо большой и средний пальцы правой руки, громко свистнул. Такому способу подачи звука его обучили уличи, когда он помогал им оборонять их земли от захватчиков — русов.
Увидев человека, вся стая бросилась наутек. Трое хищников в одно мгновение переплыли реку и скрылись в кустах на другом берегу. Правда, волчица немного замешкалась, поджидая своего волчонка, который сначала не выпускал из зубов свою первую добычу и пытался перенести овцу через реку. Но запутавшееся в речной траве тело ярки было слишком тяжело для него. Поэтому, услышав очередной свист, которым Иларий подхлестнул скоропостижное бегство стаи, звереныш выпустил свою жертву и вслед за матерью прыгнул в густые заросли.
— Ну, что же, придется в эту грязь залезть, — проворчал Иларий, продираясь сквозь заросли камыша и проваливаясь в глубокий ил.
Он вошел в воду в том месте, где барахталась в тине молодая овца, и, схватив ее двумя руками за длинную шерсть, вытащил на берег.
— Эта вроде бы выжила, — усмехнулся невольный спаситель, наблюдая за тем, как перепачканная кровью ярка, жалобно блея, побежала к тому месту, где ее поджидало снова собравшееся в кучу стадо.
3
Их было двое. Седой сутулый старик с куцей бороденкой и такими же невзрачными усами, которые лишь слегка прикрывали заячью губу, которой наградила его природа, и щупленький голубоглазый мальчонка лет тринадцати. Они плыли в узкой старенькой лодчонке и забрасывали в воду сети. Оба были по пояс голые, в одних портах, босиком. Они так были увлечены своим промыслом, что поначалу не заметили притаившегося в кустах Илария. К этому моменту византиец уже оделся и снова был готов к продолжению своих нелегких скитаний. Хорошенько рассмотрев обнаруженную им неподалеку от места волчьей охоты парочку рыбаков, беглец наконец-то решился. Эти двое не могли таить в себе угрозы, и Иларий окрикнул их.
— Эй! Овцы не ваши поблизости пасутся? А то проведать бы их не мешало.
Услыхав человеческую речь, старик вскочил на ноги, едва не перевернув лодку. Увидав стоявшего на берегу всадника с оружием, дедок начал искать глазами топор, который валялся на дне рыбацкого суденышка. Мальчишка тоже весь напрягся. Пару минут все трое молчали, потом, убедившись, что незнакомец один и не проявляет признаков агрессии, старик не стал хвататься за топор. Он пристально, без стеснения разглядывал Илария, который тоже разглядывал эту забавного вида парочку.
— Чего это ты, родимый, про овец-то сказывал? А то стар я, сразу и не расслышал, — тонким сиплым голоском прогундосил старик-рыбак.
— Овцы, говорю, там на лугу у лесочка пасутся, не ваши ли? Проведать их надобно.
— А чего ж их проведывать, пасутся себе — и славненько. Пусть себе пасутся, это, видать, бабки Вереи барашки, чьи ж еще могут тут быть, — обращаясь уже к пареньку, добавил старик.
Мальчик быстро закивал головой, не отрывая взгляда от незнакомца.
— Пасутся-то они пасутся, да уж пасутся не все. Волки тут у вас шалят. Одного барашка зарезали да ярку молодую потрепали. Если бы я их не пуганул, могли бы все стадо вырезать. А ярку я уж из воды вытащил, когда ее на другой берег тянули.
— Ох ты, вот так напасть, — тут же засуетился старик, — говорил я Верее, негожа скотинку так близко к лесу привязывать, зверья-то нонче мало в лесу стало, вот волчары и обнаглели. Средь бела дня скотину режут. Ой, беда, беда. Беги, сынка, к бабке, поведай про овечек, пускай уводит, а то, глядишь, вернутся зверюги за мясцом-то.
Старый рыбак ловко оттолкнулся шестом от дна и быстренько подогнал лодку к берегу. Мальчишка выскочил на землю и стремглав бросился выполнять поручение дедка.
— Сынок, что ли, твой? — с сомнением задал старику вопрос Иларий. — Молод уж больно, а тебе, судя по виду, годков-то уже немало.
— Да уж, немало. Да сколь есть, все мои, — усмехнулся старый рыбак. — А сынка-то вот боги под старость все ж дали. Младшенький он у меня, а старших аж семеро, вот.
— Ну ты даешь, дедуля, прямо бык племенной, — рассмеялся Иларий, отмечая про себя, что мир между ним и его новыми знакомыми вроде был заключен.
— А ты сам, кто ж будешь, мил человек? Судя по коню, мечу да кольчужке, вроде как вой, одет, как славянин, а лицом да говором не то на грека смахиваешь, не то на булгара.
— Все разы не ошибся ты, отец, — решил не таиться Иларий. «Была не была», — подумал он и вслух добавил:
— Сам я родом из Византии, из земель Царьградских, но последние годы жил со славянами. А доспех да меч со мной, потому как воевать мне пришлось за земли уличские с русами да их князем Олегом.
— Вон оно что, — покачал головой старик. — Значит, угадал я все. А сюда как попал? Каким же ветром занесло то тебя?
— На юг я пробираюсь. Отвоевался я здесь. Хочу к себе, в Империю то бишь, возвратится. К морю мне надобно, а там на судно какое-нибудь пристроюсь и, глядишь, я и дома.
Внимательно выслушав Илария пожилой рыбак покачал головой.
— Но, коль так, пойдем со мной, к старейшине нашему. Раз ты овечек наших спас, да с миром к нам, думаю, помочь тебе надобно. Поговоришь со старейшиной деревенским, он тебе пособит да как к морю выйти подскажет.
Старик привязал лодку к кустам, убрал весла и, взвалив на одно плечо сети, а на другое мешок с уловом, последовал по тропке, по которой недавно убежал посланный им мальчонка.
4
Старейшина — крепкий лысоватый старик — жил в грубо сколоченном, но основательном доме на самом краю деревушки. Он внимательно выслушал историю Илария, которую тот поведал, не таясь, от начала до конца. Сказал, что подумает, как помочь прибывшему путнику, а пока определил Илария на постой к той самой бабке Верее, овец которой чуть не порезали волки. Мол, оказал гость бабке услугу, так ей его и благодарить надобно, напоить, накормить да местечко для сна определить. Иларий охотно согласился, потому что после долгого пути и постоянного чувства тревоги был готов уснуть прямо в седле.
Бабке было под шестьдесят, и жила она в стареньком домишке с двумя младшими сестрами, которые тоже не особо отличались молодостью и пригожестью, по этому компания подобралась неважнецкая. Хоть старая Верея и рассыпалась в благодарностях да отвела гостю лучший угол в доме, Иларий постарался побыстрей отделаться от добродушных старушек, которые то и дело называли его спасителем и поясняли, что те овечки, которых он спас, да еще одна тощая коровенка были единственной скотинушкой их небольшой семьи. Верея отправила обеих сестер топить печь да свежевать тушку задранного волком переярком барашка, а сама стала хлопотать в огороде да попыталась рассказать ромейскому воину о своей горькой доле, но, к счастью Илария, во двор вбежал его новый знакомец, сынишка рыбака, да позвал его с собой, мол, тятя кличет.
Жилье рыбака, которого, как позже выяснилось, звали Берестом, располагался как раз рядом с домом Вереи, так что только-только выйдя из одного двора, Иларий тут же оказался в другом. Кроме хозяина да его младшего сынишки, гостя встретили четверо старших сынков Береста, которые все как один были похожи друг на друга, худые и русоволосые, с растрепанными бородками и хмурыми лицами. Отличались они, по-видимому, лишь возрастом. Как предположил Иларий, мужикам было где-то от двадцати пяти до сорока лет. Где были еще три сына, про которых упомянул Берест при первом знакомстве, гость расспрашивать не стал, постеснялся. Как постеснялся он отказаться и от предложенного Берестом удовольствия, а именно баньки по-черному, которую к моменту прихода гостя как раз истопили.
— Нечего тебе с бабами лясы точить, от них тоска одна. А вот с мужиками баньку перед трапезой посетить — дело верное, — проговорил своим скрипучим голосом старый рыбак.
После его слов вся компания, оснастившись вениками да мочалками, проследовала через огороды к невысокому закопченному строению, из которого валили черные клубы дыма. Иларий шел с мужиками, поглядывая то на своих спутников, то на покосившийся от времени тын, которым был окружен огород, а еще на весь поросший травой небольшой деревенский пруд, расположенный за ветхим забором. В этом пруду, издавая громкие крики, плавало десятка два гусей, мирно поедая обильно растущую в воде зелень.
Еще там, у себя на родине, Иларий любил попариться в общественных банях, построенных из камня по типу римских терм, но здешние бани мало чем походили на те роскошные купальни, к которым он привык. Живя у уличей, Иларий просто мылся разогретой водой из огромной бочки и не решался войти в славянскую баню — это напоминающее адское пекло, покрытое копотью и сажей помещение. Но здесь воин-ромей не решился отказать гостеприимным хозяевам.
— Ты украшенье-то свое сыми, а то раскалится от жару, — указав на висевший на шее византийского воина серебряный православный крест, произнес Берест, по всей видимости, никогда не слыхавший про этот священный для каждого христианина божественный символ.
«Язычники все равно остаются язычниками», — про себя подумал Иларий, но крест снял и передал его с остальными вещами, которые младший берестов сынишка отнес к Верее для стирки и штопки.
Сама баня представляла собой наполовину врытый в землю деревянный сруб с низкой покосившейся дверью да очень высоким порожком, который не позволял пару выходить раньше времени наружу. Все щели меж бревнами были законопачены засохшим древесным мхом, и лишь прорубленное в одной стене узкое оконце позволяла дневному свету проникать внутрь.
То, что было потом, Иларий вспоминал с содроганием. Сначала они вошли внутрь, потом кидали щипцами в волу раскаленные докрасна камни, затем плескали на каменку-печь ковши с водой и в клубах раскаленного пара хлестали друг друга вениками. Когда его окатили из ведра ледяной колодезной водой, Иларий думал, что потеряет сознание. Но этого не произошло, и потом он уже сам вместе со всеми выскакивал на улицу и прыгал в расположенный поблизости пруд, пугая облюбовавших водоем гусей, которые тут же выражали свое возмущение громким гоготом, а потом снова и снова вбегал в баню, которая поначалу показалась ему дьявольским пеклом. Потом пустили по кругу братину с холодным ядреным кваском, приятно щекочущим внутренности и горло. Кровь потекла по жилам ровней. Тело обрело легкость и тепло, которое снова и снова согревало его израненную одинокую душу. Этот одновременно кошмарный и прекрасный языческий ритуал очищения он запомнил на всю жизнь.
5
Он сидел в доме Береста в чистой домотканой рубахе, выданной ему после купания заботливой Вереей, по правую руку от хозяина и поглощал стоящую на столе снедь. Помимо густой и жирной бараньей похлебки с овощами и крупами, был хлебушек и моченые яблочки да грибочки, запеченная в печи рыба и пареная репа. Верея с сестрами да несколько баб из Берестова дома обслуживали пирующих.
— Ты уж сам пойми, негожа тебя было у Вереи-то потчевать. Что они, бабы, живут бедно, а тут тебе и банька, и пирок, — шепча на ухо гостю, говаривал старый Берест. — Вот только ночевать туда иди, чтобы хозяйку старую совсем не обидеть, поскольку она уж место тебе отвела да приготовила.
Сыновья хозяина ели, в основном, молча, изредка в полголоса переговариваясь друг с другом да отвечая на отцовские вопросы.
«Да, старших тут почитают, — мысленно в очередной раз сделал вывод Иларий. — А может, остаться тут навсегда и жить, просто жить, ловить рыбу, охотиться, как когда-то давно, обрабатывать землю, одним словом, жить простым и мирным трудом».
Но он тут же отбросил эти мысли. Пожалуй, как только его тело отдохнет, восстановится, эта жизнь покажется ему скучной и бесполезной. Он любил свою землю, свой народ и почему-то именно сейчас ему снова вдруг стало тоскливо. В этот момент Иларий услышал, как Берест что-то растолковывает своему младшенькому сынку. Нетрудно было понять, что поздний ребеночек, появившийся на свет у престарелых родителей, был в семействе общим любимцем. Он стал для отца с матерью настоящим чудом, посланным богами, даже имечко ему дали в честь этого, назвав Нежданом.
— Так я не понял, тятя, для чего ты каждый раз, после того как из баньки выходишь, на лавку чистый веник кладешь да жбан с водицей около него ставишь да перед тем, как дверь прикрыть, еще парку поддаешь? — снова дернув чем-то отвлекшегося отца за рукав, расспрашивал Береста маленький Неждан.
— Так я ж тебе и говорю, не для чего, а для кого, — терпеливо разъяснял отец сыну. — Дух это банный, старичок такой маленький с бородкой до пояса, сам ростом с пенек, а силой обладает невиданной, может раскаленный камень на куски расколоть, чтобы эти куски в человека полетели да кожу ему сожгли, или просто кипятком ошпарить.
— Так он такой же, как и домовой? — не унимался с расспросами разговорившийся паренёк. — Помнишь, ты нам про него рассказывал, он ещё в доме под печкой живет.
— Домовой, он из всех божков самый добрый будет, он да Дворовой. А вот другие пострашнее, Леший да Водяной, да девица Полудница, что в час, когда солнце в зенит восходит, может человека жаром поразить, что тот сознание теряет. А Банник тоже злым может статься. Потому что нечистым его считают, вот он в бане и живет, на самом отшибе, подальше от людских домов, поэтому и злится он по любому поводу, но если поддать ему парку, воды чистой налить да свежий веничек оставить, он подобреет и только радость приносить будет.
— А ты сам-то его видел, старичка того? — снова пристал к Бересту Неждан.
— Видать-то всего его не видел, а вот как-то раз угар меня на полоке накрыл, видел я, как Банник тот бороденку свою плесневую из щели высунул да сразу скрылся. Я потом еле-еле в себя пришел, насилу отдышался. Потому-то каждый раз с того момента задобрить его, Банника то бишь, стараюсь.
Иларий с интересом слушал наивные россказни старика о его крохотных языческих божествах и их привычках. Придет ли время, когда познают эти наивные и добрые люди истинного бога, в которого верил он сам? При этих мыслях он нащупал рукой снова надетый на шею маленький серебряный крест. Посидев еще немного, он с разрешения хозяина покинул дом и отправился в соседний двор, где, уже в доме Вереи, на полатях у печи проспал до самого утра безмятежным сном.
6
Неждан бежал впереди идущего медленным шагом коня, указывая дорогу. Всего три дня провел Иларий в деревне, где его приняли как дорогого гостя и снабдили провизией в путь-дорогу.
— Вон она, деревенька та, дядя Илар, — забавно коверкая ромейское имя, произнес Неждан своим звонким голоском. — По этой тропке езжай, не заблудишься, а я назад побегу, а то мне еще отцу с сетями помочь бы надобно, — с важностью добавил сынок рыбака. — Засветло, думаю, доберешься.
С высоты холма почти на горизонте Иларий рассмотрел крыши домов маленькой деревушки.
— Ну, спасибо тебе, друг, поблагодари отца с братьями еще раз за все, — произнес путник, прощаясь со своим проводником.
Так он пробирался от деревни к деревне, от городка к городку, пока не добрался до того места, где великий Днепр сливался с морем. Тут он наконец-то увидел огромное поселение, расположенное на самом берегу великой реки.
Жизнь здесь шла полным ходом, и поэтому въехавший в городишко одинокий всадник практически ни у кого не вызвал особого интереса. Только парочка вояк, по-видимому, представители городской стражи, при въезде в город искоса поглядели на него да и продолжили неоконченный разговор. Иларий ехал по широким улицам городища, изредка поглядывая на снующий вокруг него живой люд. Кто-то грузил имущество на телеги и повозки, кто-то просто без дела слонялся по улицам, заглядывая в понатыканные на каждом углу торговые лавки и склады с товарами. Вокруг слышалась разноязыкая речь. Иларий даже увидел парочку темнокожих арабских купцов, которые нахваливали толстому рыжебородому купчине в дорогой, расшитой золотыми нитями рубахе привезенных ими чистокровных длинноногих лошадок, стоявших неподалеку. На одном из постоялых дворов он договорился о временном месте для ночлега и тут же прямо с владельцем заведения решил вопрос о продаже коня вместе со сбруей и седлом. Иларий понимал, что предприимчивый хозяин дал ему лишь половину стоимости, которую можно было бы получить за выторгованный товар, но особо спорить не стал. Утомленному долгой дорогой скитальцу не терпелось поскорее попасть на пристань. Наконец покинув постоялый двор, он вышел на набережную и стал рассматривать покачивающиеся на воде у причалов разномастные суда. Ладьи, струги, баржи всех цветов и размеров предстали перед ромейским воином, прошедшим столь далекий путь. Даже прокопченный и воняющий прогорклым китовым жиром боевой драккар, принадлежащий какому-то датскому ярлу, предстал перед путешественником во всем своем гордом величии, а его страшная драконья голова, украшавшая нос корабля, словно бы поглядывала на Илария с высоты своего огромного роста.
— Ну вот наконец то, что мне нужно, — прошептал негромко Иларий, заметив среди множества кораблей и лодок византийское торговое судно.
Эта посудина представляла собой одномачтовый малый латинский парусник. Они, в отличие от огромных многовесельных военных кораблей Империи — дромонов — имели всего лишь два весла, выполнявших роль румпеля, и именно на них на протяжении последних двухсот лет предприимчивые византийские купцы бороздили просторы бескрайних водных просторов. Именно к этому кораблю решительно направился наш путник в надежде оказаться на его борту и вернуться на нем к себе на родину.
Капитан и команда судна оказались понтийскими греками[54], а корабль должен был выйти в море через три дня. Несчастный беглец в первый момент не поверил в такую удачу, но вскоре пришел в себя и начал переговоры с капитаном. Поначалу вожак матросской команды не слишком обрадовался перспективе иметь на борту такого странного пассажира, но узнав в выряженном в славянскую одежду незнакомце Византийского подданного, оттаял и согласился доставить Илария во Фракию. Правда, за столь весомую услугу Иларию пришлось выложить почти всю свою наличность, причем половину денег он тут же отдал в виде задатка, но эти мелочи вовсе не волновали его. Скоро он будет дома. Через три дня корабль с беглецом на борту точно так, как и планировалось, отчалил от славянских берегов.
7
— Так ты говоришь, что до того как попасть к славянам, ты жил во Фракии? — невысокий крепыш с густыми черными усами, упершись ногами в отполированное морской водой днище корабля, что было сил, тянул на себя толстый канат, крепя колышущийся на ветру парус.
С этим жизнерадостным и добродушным понтийцем Иларий познакомился еще до того, как судно вышло в море. Маленький грек с первых дней пути проникся симпатией к новому спутнику и вел с Иларием частые беседы.
— Мне пришлось побывать в разных частях страны, — уклончиво ответил Иларий, который по понятным причинам, не особенно любил распространяться о своем прошлом.
— Понятно, понятно, но сейчас-то ты плывешь именно во Фракию, — продолжал болтать добродушный моряк, не обращая внимания на то, что его собеседник избегает разговоров на эту тему. — Приходилось мне бывать во Фракии, там, говорят, самые лучшие в Империи кони. Это правда?
Иларий в ответ только пожал плечами. В свое время он служил в пехоте, поэтому о Фракийских конях знал немного. Только сражаясь за славян-уличей, он воевал, сидя в седле.
— Да, я ведь моряк и в лошадях тоже смыслю мало. Но и кроме того, Фракийская фема известна в стране. Кто в наше время не слыхал о тамошнем правителе? Он, по слухам, в большом почете у самого Императора Льва. После того как арабы изрядно потрепали нашу эскадру у Мессины[55], только Фракийский стратиг приносит Империи новые победы. А то совсем уж теснят нас со всех сторон, то болгары, то арабы, да и с севера, я слышал, идет новая опасность. Эти варвары-русы, они тоже вроде бы сегодня угрожают Византии.
Услыхав о том, что стратиг Фракии поднялся при дворе, Иларий весь напрягся.
— Ты говоришь, что Симеон Полиник приносит славу Империи? Этот толстый бездельник и пьяница, да быть того не может! — в голосе Илария прозвучало неподдельное удивление.
— Да нет же, — рассмеялся маленький понтиец. — Я имею в виду стратига Фоку — героя Испанских войн.
— Фока? Ты говоришь о Никифоре Фоке, он стал префектом Фракии? — удивлению Илария не было предела.
Известный военачальник и полководец — Никифор Фока, тот самый, при котором Иларий начинал свою службу еще простым скутатом, с которым побывал во многих походах и боях. Это же его судьба, его шанс.
— Ну да, конечно же, он, и уже давно, — увидав, что его слова приятны собеседнику, продолжил черноусый моряк.
— А куда же тогда подевался Симеон Полиник, предшественник Фоки?
— Я точно не знаю. Но там была какая-то странная история, связанная с женщиной, не то наложницей, не то женой…
— Бывший префект приказал долго жить, — встрял в беседу седовласый кучерявый матрос, который в это же время крепил по соседству другую снасть и поэтому слышал весь разговор. — Мне довелось услышать об этом от одного знакомого фракийского моряка. Говорят, толстяка прикончила его красавица-супруга. В тот момент, когда муж застукал ее с очередным любовником, эта стерва вонзила стратигу в брюхо кинжал и поспешно скрылась от правосудия, прихватив с собой парочку верных ей одной слуг и большую сумму денег. Только почему-то дело то замяли. По-видимому, и те, кто был должен расследовать это дело, тоже были чем-то с ней связаны.
— Так, значит, Симеон Полиник был убит собственной женой? — теперь в голосе Илария слышалось откровенное облегчение.
Его враг, вынудивший его бежать из страны, мертв, и неважно, как он погиб, важно, что ему, Иларию, не придется теперь скрываться в собственной стране. Ведь обвинения, выдвинутые ревнивым мужем против бывшего кентарха, были ничем не обоснованы и теперь…
— Так вот жена того префекта, говорят, была еще та развратница, и то, что случилось, никого не удивило, — продолжал, усмехаясь, седовласый. — Тот моряк — фракиец мне поведал, что эта аристократка — Стефания — падала чуть ли не под всех мужчин, которые ее окружали. Хвастал по секрету, что и ему удалось отведать этого пирога, — и моряк сделал непристойный жест изображающий соитие. — Правда, я не особо ему верю, разговор-то был во время попойки.
Но эти слова не удивили Илария. Сам-то он прекрасно знал, кто такая Стефания и на что она способна. Ведь именно из-за этой её страсти к мужскому полу он — бывший кентарх скутатов, бывший солдат Империи — вынужден был столько лет скитаться по чужим землям, проливать кровь за чужие интересы.
Его судьба вновь преподнесла ему сюрприз, на этот раз приятный. На этот раз он не упустит свою удачу, а будет крепко держать ее в своих руках. Иларий не знал, для чего он был рожден, не знал, во имя чего он был готов умереть, но сейчас он понял, во имя чего стоит жить. Сражаясь в далеких славянских землях за чью-то правду, чью-то независимость, чью-то власть, он просто тратил самого себя, беспощадно и неразумно. Сейчас он вернется на родину, в те края, где он вырос, и начнет другую жизнь. Он пойдет к фракийскому стратигу Фоке и попытается наняться на службу. Он воин, и если ему суждено сражаться, то он будет воевать за свою землю, за свой народ. Довольно с него чужих войн. Арабы так арабы, болгары так болгары, русы так русы.
Над головой кружили чайки, ветер наполнял паруса, заставляя мачты гнуться и скрипеть, а свежий морской воздух — воздух родных земель, — сладостно щекотал ноздри, заставляя душу петь. Скоро он будет дома.