Уже темнело, когда преследование, превратившееся в жестокую бойню, наконец, прекратилось — лишь самые кровожадные из славян, сбившись в карательные отряды, прочесывали камыши, истребляя отставших авар. Меж тем командир победителей уже сидел у костра на берегу Болотно, ожидая когда поджарятся нанизанные на вертел ощипанные утки. Сняв шлем, он оказался молодым человеком с рыжевато-каштановыми волосами и красивым, пусть и несколько жестким лицом. Напротив него сидел коренастый мужчина, средних лет, с окладистой светлой бородой и серыми глазами. Он носил доспех, принятый у лангобардов — панцирь с позолоченной змеей на груди. Третьим человеком, сидевшим у костра, был худощавый мужчина, с выбритой макушкой и живыми темными глазами. Он носил одеяние греческого монаха, на его груди висел небольшой медный крест.
— Господь подарил тебе сегодня победу, князь Ростислав, — говорил священник, — Бог поверг гордыню язычников, показав ничтожность их идолов и безумие их вождя.
— Надеюсь, Господь простит мне этот грех, — невесело усмехнулся князь, — какой-никакой, но он был моим родичем, наши матери были сестрами. К тому же я солгал ему — вернее не я, но тот, кто доставил ему ложное донесение об измене Костела и он, сам сунулся в мою ловушку.
— С него бы сталось вырезать наш город и без этой вести, — подал голос светлобородый мужчина, — аварским каганам с давних пор наш народ как кость в горле. Ты просто нанес удар первым, предупредив желание самого Илека…
— И спас тем самым своих братьев во Христе, — подхватил монах, — за это тебе зачтется у Престола Господа твоего. А если ты обратишь весь этот народ…
— За этим дело не станет, — кивнул князь Нитры, — после смерти Илека авары остались без вождя. Среди здешней знати немало славян — и многие из них согласятся пойти под мою руку — а за ними пойдут и все остальные. Очень скоро я прочерчу восточную границу по Тисе.
— А потом пойдешь на болгар? — спросил светлобородый германец.
— Нет, Аудульф, — покачал головой князь, — болгары нам пока не по зубам. Как только у меня появится аварская конница, я поведу ее на север. Там шумят богатые и многолюдные города, где тоже живут славяне — но они пребывают во тьме языческой, кланяясь идолам. Главный из тех городов — Венета, пристанище трехглавого беса, которого они чтут как верховного бога. Я возьму Венету и остальные города вендов, раздвинув границы своей державы до самого Янтарного моря, принеся свет Христа на берега Балтики.
Новые вызовы и старые союзы
Пузатый кнорр под белым парусом с синими полосами неспешно скользил по широкой глади Рейна. Около дюжины светловолосых гребцов в плотных куртках из вареной кожи, мощно налегали на весла с обоих бортов. Чуть в стороне от них держался еще один человек, стоявший у носа судна: высокий, ладно сложенный мужчина, лет тридцати, с золотистыми волосами, уложенными по ромейской моде и длинными светлыми усами. Широкий плечи прикрывал синий плащ отороченный волчьим мехом и скрепленный на горле серебренной брошью в виде дельфина. Под одеждой поблескивали стальные кольца добротной кольчуги. Правильные, можно даже сказать, красивые черты, портил жуткого вида шрам на месте левого глаза, однако правый глаз смотрел уверенно, пожалуй даже дерзко. Из украшений мужчина носил массивный золотой браслет с алыми рубинами на правом запястье, да еще и с шеи свисал оправленный в серебро зуб косатки — символ бога Ньерда. На широком поясе висел длинный скрамасакс в потертых кожаных ножнах. Во всем облике стоявшего на носу мужчины, его манере себя держать и том как он посматривал на гребцов угадывалась порода человека привыкшего командовать.
Впереди открывались причалы и строения Дорестада — столицы Фризского королевства. Самые разные суда теснились в его гавани — фризские и датские кнорры, венедские лодьи, изящные торговые галеры мавров с несколькими парусами и другие корабли. У причалов толпилось огромное множество людей, сходивших на берег или восходивших на то или иное судно. Однако даже единственный глаз стоявшего на носу мужчины сразу отметил в этой обычной для Дорестада суете несколько человек, что стояли вблизи того места, где обычно причаливал его кнорр. От остальных посетителей порта незнакомцы отличались не только богатством одежд, но полным вооружением — у каждого имелся меч, длинный нож и боевой топор. Никто из них не показал какого-либо оживления при виде кнорра и все же его одноглазый хозяин как-то сразу почувствовал, что ждут именно его.
Когда кнорр причалил к берегу, один из незнакомцев, — высокий дородный мужчина с мясистым лицом, облаченный в багровый плащ отороченный куньим мехом — шагнул вперед, поставив на нос судна ногу в высоком красном сапоге.
— Ты ли будешь Стюрмир, сын Йорни? — спросил он у одноглазого.
— Я буду, — подтвердил Стюрмир, — а кем будешь ты?
— Бюрхтнот Альфбадсон, король Фризии прислал нас сюда, — пропустив мимо ушей этот вопрос, продолжал воин, — и попросил нас сопроводить тебя в его дворец.
— Откуда он узнал, что я прибуду именно сегодня? — небрежно сказал Стюрмир, не торопясь сходить на берег.
— Он и не знал, — пожал плечами мужчина, — мы уже десятый день кряду по его приказу приходим сюда, чтобы не пропустить твое возвращение. Я Геркон, сын Альдгисла, королевский гезит и я очень рад, что нам больше не придется торчать здесь каждый день.
— Видать, королю и вправду не терпится увидеться со мной, — усмехнулся Стюрмир, — что же, не таким как я заставлять ждать потомка Водена. Можешь идти к своему хозяину, сын Альдгисла и передать, что скоро я приду по его зову. А сопровождать меня не надо — дорогу во дворец я неплохо знаю и сам.
Лицо Геркона вспыхнуло красным, губы дрогнули, будто он хотел что-то сказать, однако он сдержался и, развернувшись, быстрыми шагами сошел с причала. Вслед за ним пристань покинули и его спутники. Стюрмир усмехнулся им вслед и, обернувшись к своим людям, прошелся по палубе кнорра, громко отдавая приказания.
В большом зале королевского дворца — по сути большой усадьбы отличавшейся от остальных домов знати лишь обширностью и богатством убранства, — стоял искусно расписанный стол, уставленный разными яствами. Среди них особенно выделялся зажаренный целиком кабанчик, с яблоком во рту, политый ягодным соусом и обложенный жареными перепелками. Рабы сновавшие вокруг стола то и дело разливали пиво и эль по золотым и серебряным кубкам, из которых пили король Фризии и его гость. Сам Бюрхтнот слегка раздался в талии, с тех пор как Стюрмир видел его в последний раз, но в целом изменился он мало: высокий мужчина с длинными светлыми волосами и окладистой бородой, одетый в добротную, но неброскую одежду из фризского сукна. Не в пример иным владыкам берегов Северного и Балтийского морей, владыка богатой Фризии почти не носил украшений если не считать висевшей на шее серебряной подвески в виде женщины с корзиной яблок — символ богини Идунн-Нехаленнии, покровительницы Дорестада.
— Теперь я вижу, что и впрямь самые успешные купцы получаются из воинов, — Бюрхтнот не спеша пригубил эль, — мало кто из наших торговцев забирался так далеко как ты. А для тебя это уже второе такое путешествие, с тех пор как вы, вместе с моим братом добрались до самого Миклагарда. Видел ли ты его в этот раз? Как он поживает?
— Херульв жив-здоров и по-прежнему правит Мореей, — ответил Стюрмир, отставляя пустой кубок, — он один из лучших полководцев басилевса Константина. Мы виделись с ним на Сицилии, где он вместе с ромеями разбил сарацинских пиратов. Херульв шлет тебе свой поклон и свои дары — ткани, ромейское вино, сарацинские клинки и многое другое.
— Пусть боги будут благосклонны к нему и его дому, — король фризов снова пригубил из золотого кубка, — ты ведь был и в иных местах, насколько я знаю. Как сейчас идут дела у мавров?
— Торговля в Кордобе шла не очень хорошо, — признался Стюрмир, — в землях халифа сейчас не спокойно. Альфонсо, конунг Астурии, вместе с Гийомом Аквитанским, отбил у сарацин земли аж до самого Дуэро. Многие города разорены, неспокойно и на море.
— Да, христиане наступают везде, — кивнул Бюртхнот, — и от этого немало страдает наша торговля — и не только с халифатом. Ты ведь был в Британии, когда мы вмешались в тамошнюю свару за титул бретвальды?
Стюрмир кивнул: чуть ли не сразу после возвращения из похода в Миклагард он ворвался в новую битву — на сей раз в Британии. Тогда там умер сильнейший из конунгов англов, король Мерсии, бретвальда Оффа и все остальные владыки тут же сцепились в жестокой схватке. Фризы, в союзе с Арнвальдом, королем Вихтвары — последнего языческого короля англосаксов, — захватили немало земель в восточной Британии. Тогда же Бюртхнот взял заложников у тамошних королей — сына короля Кента и дочь короля Сассекса, сделав этих властителей зависимыми от себя. С тех пор Фризия прочно закрепилась на обеих берегах Пролива, замкнув на себя здешние торговые потоки.
— С тех пор в Британии многое изменилось, — угрюмо сказал Бюрхтнот, — ты должен был это слышать, если останавливался в Вихтваре.
— Я не был в Вихтваре и вообще в Британии, — покачал головой Стюрмир, — мы шли домой вдоль франкского берега, да и там старались не задерживаться.
— И правильно делали, — хмыкнул король, — в землях франков теперь не сильно рады фризам. Да и в Британии тоже: с тех пор как Эгберт, король Уэссекса, выдал свою дочь за Варнахара, короля Нейстрии и, заручился поддержкой франков, он захватил Кент, Сассекс и Эссекс. Вихтвара пока держится, но, если дело пойдет так и дальше — падет и она.
— Скверно, — искренне сказал Стюрмир, хорошо знавший, как важна Вихтвара для фризской торговли в Англии и франкских землях.
— Скверно, — повторил Бюрхтнот, — и для нас тоже. Пока франки в союзе с Уэссексом, мы тоже не можем чувствовать себя в безопасности. Варнахар честолюбив — он хочет объединить франков под своим началом, а уж затем настанет черед и Фризии. Франки все еще жаждут отмщения за разгром Пипина королем Ратбодом, все еще хотят снести все храмы наших богов и насадить поклонение Распятому. Чтобы не допустить этого, нам нужны союзники — наши старые друзья с востока.