— Визунас, пожиратель трупов, рассек ваши тела, размозжил ваши головы, выжал и смешал вашу кровь, пробуждая тех, кто спал десять тысяч раз по десять тысяч зим.
— Именем Змея великого, — завершила выкрик Рисса, — да соединятся множество сильных в единого — непобедимого!
Жрица сорвала c груди подвеску, внутри которой застыла тварь похожая на большую муху с разбухшим красным брюшком, и провела по янтарю лезвием рунного ножа. Золотистый камень неожиданно легко распался на две половины и вместе с ним лезвие рассекло и мерзкого гнуса. Несколько капель крови упало в болотные воды и тут же ярко вспыхнуло зеленое пламя, освещая низину залитую кровью людей и гадов. Послышалось жуткое чавканье, болото пошло большими пузырями и вдруг обратилось огромным провалом. Вонь тысяч вскрытых могил наполнила воздух, земля приподнялась, будто уснувший великан вдохнул полной грудью и вдруг лопнула, высвобождая колоссальное, покрытое чешуей тело. Блеснули огромные когти, распахнулась исполинская пасть с острыми зубами и над землей пронесся оглушительный рев, которого вот уже миллионы лет как не слышал мир. Огромное чудовище с множеством широких плавников, толстой длинной шеей и пастью, полной зубов, подошло к Риссе, покорно склонив перед ней уродливую голову. Сноровисто взобравшись по гребнистой спине, жрица ухватилась рукой за острый спиной плавник и нетерпеливо ударила чудовище пяткой по чешуйчатому боку, издав громкое шипение. Тварь, развернувшись, нырнула в озеро и, вздымая огромные волны, устремилась вперед. Одновременно Волх с Тройнатом, повернув коней, направили дружины к Анграпе, куда уже подходило вражеское войско.
Уставшее от долгого перехода, войско Рандвера и Наргеса на переправе через Анграпу, оказалось застигнуто врасплох, когда из леса вылетели стрелы и копья, сходу сразившие с десяток человек. В следующий миг из тьмы вырвались вражеские всадники.
— Паттолс! Паттолс и Потримпс! — вопил Тройнат, приподнявшись в седле и рубя всех, кто попадался ему под руку. Рядом, призывая своего водного бога и Моряну-Морану, столь же ожесточенно рубился и Волх. Вслед за всадниками из леса бежали и пешие воины, также сходу врывавшиеся в жестокую схватку.
— Проклятый червяк! — Рандвер сплюнул, узнав разгромленного недавно князя. Сидевший на его плече черный кот с утробным воплем соскочил на землю и тут же поднялся огромным драугром. Приняв облик чудовищного быка, он устремился вперед, вскидывая на рога галиндов и кривичей. Волх, злобно зашипев, тоже спрыгнул с коня и, обернувшись огромным змеем, обвил восставшего из могилы своими кольцами. Одновременно прогремел гром и, из клубившихся на небе туч, хлынул проливной дождь, внеся еще большую сумятицу. С обеих сторон людям казалось, что внезапно разверзлись врата Пекла и Хеля, выпуская на волю всех таившихся в них мертвецов и чудовищ.
Впрочем, а чего еще было ждать в страшное и святое Креше, Ночь Папоротника и Воды.
Рандвер, хоть и оставшийся без скакуна на этот раз не стал отсиживаться — во главе свеев он рубился объятый яростью берсерка. Залитый своей и чужой кровью он оглушительно хохотал, когда его топор с хрустом врубался в очередной череп, мешая вражескую кровь и мозги с мутными водами Анграпы.
— Тебе, Один, Дикий Охотник! — вопил он, — тебе, о Предводитель Драугов.
И словно в ответ ему раздавался грозный рык создания Халоги, перемежаясь шипением разных чешуйчатых чудовищ, которыми оборачивался Волх. Пока два колдовских создания бились насмерть, остальные воины могли спокойно убивать друг друга без всякого чародейства — и все они с упоением предавались смертоубийству, призывая на помощь всех богов, убивая и умирая на залитых кровью берегах. Тройнат сошелся в отчаянной схватке с Кауписом: вождь куршей, спешенный броском чьей-то палицы, умудрился подсечь ногу галиндскому коню, заставив и Тройната соскочить на землю. В тот же миг Каупис обрушил меч на голову галинда, но тот успел вскинуть клинок, отбивая смертоносный удар и одновременно пнул в пах куршского вождя. Тот согнулся от дикой боли, пытаясь перевести дух, когда Тройнат одним мощным ударом снес Каупису голову. Рядом кунигас жемайтов Викинт зарубил Гердениса, вождя латгалов, но и сам пал от руки Воттеле, старейшины чуди. Княжич Радомысл, возглавивший кривичей после смерти Избора, сошелся в жестокой схватке с Намейтартасом, кунигасом земгалов и нанес тому тяжелую рану, но хлынувшие с разных сторон воины растащили вождей, не дав кривичу закончить начатое.
Наргес, стоявший в стороне от сражения, плел заклятия, стараясь как-то помочь своим воинам, когда в ночи послышался оглушительный рев и из Мамры вынырнула исполинская тварь, выглядевшая как кошмарная помесь множества разных гадов и рыб, — змеи, ящерицы, угря, акулы, — но размером чуть ли не с кита. Распахнулась исполинская пасть со множеством зубов, перекусывая пополам несостоявшегося кривайтиса. Сидевшая на спине чудовища Рисса издала торжествующий крик, перешедший в громкое шипение — и огромная белая змея с зелеными глазами, соскользнула со спины чудовища и ворвалась в схватку, впиваясь в человеческие тела наполненными ядом зубами. Меж тем и вынырнувшее из озера чудовище, вломилось в самую гущу сражения, круша и пожирая всех на своем пути. Зубастые челюсти с хрустом пожирали людей, когтистые лапы давили их, хвост с раздвоенным плавником молотил из стороны в сторону, превращая людей в кровавую грязь. Разметав куршей и земгалов, оно прорвалось туда, где все еще сражались драугр и князь-оборотень. Живой мертвец, при виде точно такой же нежити, но много больше, решил спастись бегством: обернувшись струйкой тумана, он проскользнул между лап твари, растекаясь над рекой чуть заметной дымкой. В следующий миг из воды поднялась белая змея с зелеными глазами, выдохнувшая ядовитое дыхание — и вот в реке уже стояла обнаженная жрица, заливаясь безумным смехом. В руках она держала большую корягу, исписанную начерченными углем рунами, с большим дуплом посредине, заткнутым пробкой из скатанных в комок мха и тины.
— Я вижу тебя ведьма! — раздался за ее спиной вопль, — ты, проклятая сука Локи!
Рисса обернулась — перед ней стоял Рандвер: грязный, окровавленный, едва державшийся на ногах. Свой шлем он где-то потерял, кольчуга зияла множеством прорех, спутанные волосы покрывала засохшая кровь, а через щеку тянулась кровоточащая царапина. Но глаза его все еще пылали ненавистью, а в руках он держал меч.
— Я знаю тебя, змеиная подстилка, — сплюнул он, — ты была при Бравалле, когда умер мой отец. Может, ты даже больше виновна в его смерти, чем Драговит — так умри же!
Он метнулся вперед, целя мечом в женский живот, но Рисса, обернувшись змеей, хлестнула хвостом, словно огромным бичом. От страшного удара у Рандвера перехватило дыхание, он упал на спину, ударившись головой о какую-то корягу, меч вылетел из его руки. Как в тумане он видел, как по бокам от его головы становятся босые женские ноги. Сквозь кровавое марево, застившее ему глаза, ему предстали трепещущие лепестки розово-алого цветка, истекающего прозрачной жидкостью.
— Твой отец умер как воин, — Рисса презрительно рассмеялась, бесстыдно покачивая бедрами над лицом молодого свея, — но скажет ли такое кто-нибудь это о тебе?!
Рандвер издал негодующий крик, когда пульсирующая влажная плоть, зияющая словно пасть беззубой змеи, впилась в его лицо. В висках будто застучали молоточками хихикающие похотливые цверги, лицо облепила мокрая мякоть, не дающая ему ни глотка воздуха, само сознание свея высасывала раскачивающаяся на его лице удушающая влажная тьма. Увлекаемый потоками слизи и крови, Рандвер заскользил в зияющую черную бездну сопровождаемый раздающимся где-то вверху безумным хохотом ведьмы.
Влажные губы сыто чавкнули, принимая душу конунга Упсалы.
Потянувшись всем телом, Рисса поднялась на ноги, с остывающей похотью рассматривая валявшегося перед ней бездыханного Рандвера. В груди свея еще дрожала костяная рукоятка рунного ножа — его жрица вонзила в грудь несостоявшегося мстителя, когда его беспомощное трепыхание у нее между ног довело ее до пика наслаждения.
Ленивым взглядом насытившейся хищницы, Рисса оглядела поле боя: вражеское воинство, уже бежало кто куда, некоторые бросали оружие, сдаваясь на милость победителей. В этот миг над кронами деревьев блеснул краешек восходящего солнца — и тут же чудовище, все еще стоявшее на залитом кровью берегу, окуталось гнилостно-зеленым свечением. Послышался громкий хлопок и на мгновение Анграпу затянула непроглядная тьма, а когда она рассеялась, Рисса увидела, что созданный ею монстр сгинул как еще одно наваждение Креше. Вместо него в кровавой грязи валялись окаменелые кости и черепа, принадлежащие разным, никогда и никем не виданных в этих краях, созданиям.
Кровью и плотью
— Стреляй еще! — Ростислав махнул рукой и новая туча зажженных стрел взлетела над Одрой, обрушившись на Тумский остров…и тут же погасла, с шипением вонзаясь во влажные крыши домов и хозяйственных построек. Несколько вспыхнувших тут и там огоньков быстро погасили рассеявшиеся по всему городищу сленжанские лучники. Сами же они почти не стреляли в ответ, внимательно наблюдая за топтавшимся у реки аваро-моравским войском.
— Лучше поберечь стрелы, — тархан Кандик, командующий аварской конницей, повернулся к Ростиславу, — все равно поджечь ничего не удастся. Ночью шел сильный дождь, да и местные, похоже, знают, что случилось с Опольем — и вовремя полили водой все, что могло бы гореть. Придется идти на приступ.
— Да, — Ростислав угрюмо покосился на затянутое тучами небо, потом перевел взгляд на разлившуюся после дождей Одру и кивнул, — начинайте!
Со всех сторон заревели рога и боевые трубы, заулюлюкали аварские конники, направляя хрипящих, встряхивающих гривами коней прямо в реку. Моравы же и прочие славяне, также как и кестельцы, сталкивали на воду лодки-однодеревки и большие, наспех связанные плоты, — все, что удалось отобрать в окрестных деревнях или на скорую руку соорудить самим. Начинался бой, что окончательно решал судьбу Сленжанского края — останется ли он под рукой отеческих богов или же оденет крест, подчинившись Распятому.