винциальных администрациях, – горожане, крестьяне, безработные самураи. Авторы писем могли рассчитывать на один из трёх результатов: 1) написанное принималось к рассмотрению и изучалось; 2) текст признавался несостоятельным, и письмо с согласия автора уничтожалось; 3) заявление признавалось ложным, и тогда писавшего вызывали в Городской магистрат и объявляли выговор с сообщением по месту жительства.
Жалобы и предложения могли подавать не только жители Эдо, но и приезжие. Если появлялась необходимость вызвать автора в магистрат, ему выделяли деньги на дорогу. В положении о мэясубако особо подчёркивалось, что чиновник не имеет права уничтожать письмо, не сообщив об этом его автору. Если вызванный в столицу жалобщик не являлся, его письмо хранилось несколько месяцев, а затем возвращалось автору.
Ящик с письмами доставлялся непосредственно сёгуну и вскрывался его личным ключом, так что он читал их первым. Это новшество отменило давнее правило, введённое ещё Ода Нобунага и запрещавшее обращаться к правителю через голову непосредственного начальника. До Ёсимунэ некоторые даймё практиковали такой метод обратной связи в своих владениях, но на уровне правительства он был введён впервые.
Некоторые из высказанных горожанами идей были реализованы сразу же после появления новшества. Самая известная среди них – открытие бесплатной больницы для бедняков. Предложение внёс городской лекарь по имени Огава Сёсэн (1672–1760). Восьмой сёгун активно интересовался вопросами медицины и здоровья, поэтому его идею сразу поддержал, и в следующем 1722 году в Эдо открылась больница Коисикава ёдзёсё для одиноких бедняков, за которыми некому было присматривать. Семь штатных врачей из замка Эдо по очереди принимали больных, им помогали двадцать два санитара и сиделки. Для экономии средств младший персонал тоже набирали из числа одиноких пожилых горожан. Из казны бакуфу на больницу было выделено сначала семьсот, а затем восемьсот сорок рё в год; главным врачом стал автор идеи Огава Сёсэн.
Диагностика по пульсу
Для XVIII века больница была уникальной: пациентов принимали на казённое довольствие и выдавали пачку бумажных носовых платков, а в летнее время – защитную сетку от комаров. Лечение и питание предоставлялись бесплатно. Усилиями главного врача условия в стационаре постепенно улучшались, и вскоре число пациентов возросло с первоначальных сорока до ста шестидесяти человек. Сначала лечебница состояла из одного терапевтического отделения, но вскоре добавились хирургическое, глазное, женское, и больница превратилась в госпиталь. Благодаря дотациям из казны площадь плантаций, на которых выращивались лекарственные растения, была увеличена в десять раз.
Поначалу пациенты в больницу не шли. Испокон веков врачи сами приезжали к больным и лечили на дому; о том, что может быть наоборот, никто не знал. В городе распространились слухи, что в больнице не лечат, а проверяют на пациентах новые лекарства, получаемые из растений на плантациях бакуфу. Да и процедура записи на лечение была непростой: пациент должен был представить ходатайство от домоправителя или старшего городской десятидворки, заверенное квартальным старостой, в котором говорилось, что человек действительно болен и не имеет родственников.
Однако первые отзывы больных помогли преодолеть предубеждение, а организаторы провели несколько экскурсий для квартальных старост и авторитетных горожан, убедив их, что в больнице всё серьёзно и без обмана. По настоянию главного врача Городской магистрат упростил процедуру обращения – теперь с личным заявлением можно было идти сразу на осмотр, без предварительных согласований. Максимальный срок нахождения в больнице составлял невероятные по сегодняшним меркам двадцать месяцев, впоследствии его сократили до двенадцати.
Вскоре желающих попасть на лечение стало слишком много, и казна перестала справляться. А затем в ней случился очередной кризис, финансирование сократилось. В 1726 году пятидесятичетырёхлетний Огава Сёсэн передал дело своему сыну и ушёл в отставку. В дальнейшем первая в Японии бесплатная больница для бедняков жила то лучше, то хуже, тем не менее благополучно просуществовала до конца XIX века. С наступлением новых времён она закрылась, а плантация лекарственных растений была преобразована в ботанический сад Токийского императорского университета. В этом качестве она существует и сегодня при факультете естественных наук.
Первая организованная попытка помочь населению в борьбе с болезнями вызвала рост интереса к медицинским знаниям, источником которых служили китайские трактаты. Восьмой сёгун с молодых лет сам занимался приготовлением лекарств, поэтому всячески этому содействовал. После 1630 года в связи с запретом на ввоз иностранной литературы поступление в Японию новых знаний из-за рубежа резко замедлилось. Пятый сёгун Цунаёси этот запрет немного смягчил, разрешив в 1685 году ввозить трактаты по конфуцианству, но с медицинскими знаниями всё осталось по-прежнему. Перелом наступил в 1720 году, когда Ёсимунэ разрешил ввозить любую иностранную литературу, кроме христианской. Более того, распорядился начать изучение голландского языка и поручил учёным конфуцианцам Аоки Конъё и Норо Гэндзё составить первый голландско-японский словарь. Благодаря этому указу Япония сделала первый шаг к знакомству с европейскими знаниями, которые впоследствии стали называть «голландской наукой» (рангаку).
Врач с ящиком лекарств на вызове к больному
Вскоре после того, как Токугава Иэясу поселился в заброшенном провинциальном замке на берегу залива Эдо, стало ясно, что в географическом смысле выбор оказался не самым удачным: на город регулярно обрушивались тайфуны, извергались расположенные поблизости вулканы и время от времени происходили землетрясения. Но главной бедой всё же оставались пожары, наносившие городскому хозяйству колоссальный ущерб. По статистике, один средний по ущербу пожар происходил каждые два месяца, и эта проблема требовала постоянного внимания. В 1718 году в дополнение к пожарным патрулям, за организацию которых поочерёдно отвечали прибывавшие на службу даймё, Ёсимунэ распорядился создать постоянные отряды пожарных из горожан (матибикэси). Число пожарных станций в Эдо увеличилось до сорока восьми и продолжало расти в дальнейшем. При каждой станции был сформирован отряд огнеборцев со своим собственным обозначением в виде знака слоговой азбуки ироха и униформой, отличавшей его от других отрядов. Всем пожарным был выдан одинаковый инвентарь – лестницы, багры и сигнальные вымпелы (матои). При обнаружении огня старший отряда первым делом определял зону его дальнейшего распространения и дома, предназначенные к обрушению. После этого «лестничные» взбирались на крыши и разбивали черепицу. Следом за ними шли носильщики сигнальных вымпелов[19]. Они забирались на крышу с двадцатикилограммовым грузом (примерно столько весил один вымпел) и устанавливали его там. Этим очерчивалась зона пожаротушения и полномочий данного отряда. Затем в дело вступали «багорные» – валили стены домов, лишая пищи наступавший огонь. Новшества, введённые Ёсимунэ в противопожарном деле, получили дальнейшее развитие и продолжали совершенствоваться в последующие десятилетия.
По мере усиления борьбы с пожарами число их жертв неуклонно снижалось, но материальные потери были по-прежнему велики. После каждого крупного пожара правительство выдавало погорельцам займы на постройку жилья; эти деньги возвращались с разной скоростью. А иногда и вообще не успевали вернуться до следующего пожара. Пожирающий кварталы огонь выжигал заодно и казну, поэтому предупреждение пожаров было для бакуфу постоянной головной болью. Инициатива Ёсимунэ с подачей заявлений оказалась очень кстати: два безработных самурая внесли предложение – чтобы ограничить распространение огня, нужно создать в черте города систему площадок, свободных от застройки (хиёкэ акити). После катастрофического пожара 1657 года, уничтожившего две трети Эдо, усадьбы «трёх великих домов» (госанкэ) и дома фудай даймё были вынесены за внешнюю крепостную стену замка, и на их месте было запрещено что-либо строить. Здесь разбили сады-огороды, площадки для верховой езды и т. п. Авторы идеи предложили расширить эту практику и создать в городе полноценную сеть противопожарных пустошей для минимизации ущерба от огня. Предложение было принято и стало одной из мер профилактики пожаров наряду с заменой соломенных крыш черепичными и рытьём погребов, в которых горожане в критический момент могли сохранить хотя бы самое ценное.
Пожар. На крыше с сигнальным вымпелом
Создание противопожарных пустошей в эпоху Токугава
Источник: Оиси Синдзабуро. Бакухансэй но тэнкан // Нихон но рэкиси. Дайнидзюкан = Переломный период в развитии системы бакухан // История Японии, т. 20. Сёгакукан, 1978, с. 162.
Наибольший ущерб наносили пожары, возникавшие в зимний период, когда город насквозь продувался северо-западными муссонными ветрами. Поэтому больше всего пустошей было создано с подветренной стороны, к северо-западу от замка. Примыкавшие к крепостной стене улицы тоже были перепланированы. На территории современных районов Канда и Нихонбаси появились земляные валы, а на месте выбранной земли устроили подземные склады для хранения зерна. За годы правления восьмого сёгуна в Эдо было создано наибольшее количество противопожарных пустошей, ещё много десятилетий помогавших бороться с огнём.
Ещё один крупный правительственный проект, реализованный по предложениям горожан, был связан с освоением пустующих земель в соседних провинциях Кодзукэ и Симоцукэ. Благодаря ему доход казны увеличился на пятьдесят тысяч коку риса.
Идея Ёсимунэ о сборе предложений от населения прижилась и закрепилась. В середине XVIII века мэясубако появились в Осака, Сумпу, Нагасаки и других крупных городах. Потомки восьмого сёгуна эту практику расширили; столетие спустя правительство принимало письма горожан уже не три раза в месяц, а ежедневно. Например, в 1858 году было подано двести двадцать восемь таких заявлений и ходатайств, в среднем по девятнадцать писем в месяц (Фукаи, 2012). Введённая Ёсимунэ форма обратной связи прочно вошла в жизнь японского общества и сохранилась до наших дней: в большинстве публичных предприятий и организаций Японии и сегодня на видном месте стоит или висит небольшой ящик с надписью