бакуфу, наоборот, попросил отложить подписание на шесть месяцев, чтобы за это время добиться согласия императора, но американский посол согласился подождать только девяносто дней, до 27 июля. Однако уже 13 июня, на середине оговорённого срока, Гаррис вновь появился в Иокогаме и настоятельно посоветовал бакуфу ускорить подписание договора, сославшись на то, что Великобритания и Франция, только что одержавшие победу во Второй опиумной войне в Китае, в ближайшее время могут прислать свои корабли в Японию, и тогда только союз с США может избавить её от военного вторжения. Ии Наосукэ встал перед трудным выбором: отложить на неопределённое время подписание договора, поставив на карту судьбу страны, или подписать его вопреки воле императора и навлечь на себя огонь критики. Не желая ни того, ни другого, он отправил к Гаррису советников Иноуэ Киёнао и Мацудайра Тадаката с предельно расплывчатой установкой «уважать волю императора» и сделать всё возможное, чтобы отложить подписание договора. На уточняющий вопрос Иноуэ «А что делать в безвыходной ситуации?» последовал столь же неконкретный ответ: «Приложить все усилия, чтобы этого не случилось» (Исии, 2010). Это означало, что если деваться будет некуда, то придётся подписать. Собственно говоря, курс на выполнение требований США был взят ещё в январе, когда после пятнадцати раундов переговоров стороны детально обсудили все пункты договора и пришли к согласию. Под угрозой военной интервенции подписание договора рассматривалось как единственная возможность её избежать, так что устные указания главы бакуфу уже не имели большого значения. Советник Мацудайра Тадаката был известен как активный сторонник открытия страны, так что его отправка в американское посольство уже сама по себе о многом говорила.
Подписание японо-американского договора о дружбе и торговле (нитибэй сюко цусё дзёяку) состоялось 19 июня 1858 года в порту Симода. Многие японские историки считают, что Ии Наосукэ не входил в число сторонников открытия страны, но был вынужден подписать договор под давлением обстоятельств. Он стал первым в серии неравноправных соглашений с иностранными государствами, как их называют в Японии. Неравноправными они считаются по двум причинам. Во-первых, из-за невозможности самостоятельно определять пошлины на ввозимые в Японию товары. Однако следует отметить, что установленные в соглашении пошлины в целом соответствовали тогдашним нормам, принятым в европейских странах; в частности, ввозимые в Японию продукты питания, рыболовные снасти и строительные материалы облагались сравнительно низкой пятипроцентной пошлиной, но за все остальные ввозимые товары надлежало платить довольно высокий налог в двадцать процентов, а за сакэ – тридцать пять процентов (Ватанабэ, 2011). Вторая причина неравноправия заключалась в праве экстерриториальности: американцев, совершивших преступления против местных жителей, должен был судить не японский суд, а посол США по законам своей страны; преступления же японцев против американцев рассматривались в японском суде.
Таунсенд Гаррис
Состоявший из четырнадцати пунктов японо-американский договор содержал много нового и непривычного для японцев. Им было предоставлено право открывать торговые представительства в любом городе США и свободно передвигаться по стране. Япония, в свою очередь, обязалась через несколько лет открыть в дополнение к Хакодатэ и Симода ещё шесть портов, в том числе Эдо, и разрешить перенести сюда посольство США. Однако и после этого американцам не было обещано свободного перемещения по стране; они могли жить и работать только в центральной части этих восьми городов, в радиусе не более сорока километров от центра. В этих специальных зонах им разрешалось покупать и арендовать землю, помещения, заниматься строительством и торговлей. Все хозяйственно-экономические споры и претензии должны были решаться путём гражданского разбирательства, без вмешательства чиновников и власти с обеих сторон. Бакуфу пообещало, что через год после подписания договора разрешит хождение в стране американской валюты наравне с японской и её свободный провоз через границу. В обмен на эти привилегии США взяли на себя обязательство обеспечивать безопасность мореплавания японских судов, снабжать Японию всеми необходимыми ей товарами и материалами, выступить посредником в случае угрозы со стороны третьих стран и т. д. В области религии стороны гарантировали друг другу свободу вероисповедания, уважение к ритуалу и религиозным учреждениям; единственное ограничение касалось изображений распятого Христа, которым ранее широко пользовались в Японии европейские миссионеры, – они остались под запретом.
Договор, подписанный в июне 1858 года, должен был вступить в силу через двенадцать месяцев, в июле 1859 года. Для США это был не более чем ещё один типовой документ, подписанный с отсталой азиатской страной, но Япония, около тысячи лет пребывавшая в почти полной изоляции и знакомая лишь с китайской цивилизацией, вошла в новую для себя эпоху, полную революционных изменений в представлениях и укладе жизни. Священная японская земля, созданная в древности небесными богами и прежде недоступная длинноносым иностранным варварам, теперь должна была им открыться и наверняка погибнуть под их тлетворным влиянием. Страну ожидало крушение вековых традиций, разрушение привычной картины мира и новые, доселе неизвестные беды и трудности. Примерно так рассуждали многие в императорском дворце, крупнейших аристократических домах и замках удельных князей в провинциях.
Усиление тревоги и беспокойства перед надвигающимся будущим, как и пять лет назад, совпало по времени с ухудшением состояния и приближением кончины сёгуна. К середине июня 1858 года его здоровье стало внушать серьёзные опасения, и дискуссия вокруг кандидатуры преемника вновь активизировалась. Она закончилась 25 июня, когда сёгун Иэсада, к разочарованию сторонников Хитоцубаси Ёсинобу, объявил своим преемником двенадцатилетнего Токугава Ёситоми из княжества Кисю. Новый глава бакуфу Ии Наосукэ также поддержал это решение, чем окончательно противопоставил себя княжеству Мито и его сторонникам.
Несмотря на усилия штатных лекарей, состояние сёгуна Иэсада продолжало ухудшаться. Видя бессилие традиционной медицины, правительство отменило запрет на европейские методы лечения и пригласило в замок четырёх японских врачей, изучавших голландскую медицину, – Ито Гэмбаку, Тоцука Сэйкай, Такэноути Гэндо и Хаяси Докай. Они были зачислены в штат и приступили к лечению, но единственное, что успели сделать, – это ознакомиться с симптомами и историей болезни. Через три дня после назначения, 6 июля 1858 года, тринадцатый сёгун Иэсада скончался на тридцать пятом году жизни. Официальное сообщение о его смерти появилось лишь месяц спустя, 7 августа, а ещё через одиннадцать дней он был похоронен в храме Канъэй. Со смертью Иэсада прервалась прямая линия наследования в четырёх поколениях, начавшаяся на десятом сёгуне и закончившаяся на тринадцатом. Причина его смерти точно неизвестна; наиболее вероятной считается сердечная недостаточность на фоне полиневрита. Болезни сёгуна сопутствовало ещё одно обстоятельство: как раз в июне 1858 года эпидемия холеры, возникшая ранее в Нагасаки, достигла Эдо и унесла более тридцати тысяч жизней горожан. Не исключено, что холерная палочка, попав в ослабленный организм Иэсада, ускорила его кончину.
На женской половине замка активно обсуждались слухи о том, что тринадцатому сёгуну помогли уйти из жизни его родственники из княжеств Мито, Овари, Хитоцубаси и Фукуи. Основанием для подозрений стали общеизвестные расхождения в вопросе о преемнике. Эти слухи попали в личную переписку служивших в замке дам и получили некоторое распространение в городе, однако никаких свидетельств злого умысла обнаружено не было.
Четырнадцатый сёгун Иэмоти(1846–1866, правление 1858–1866)
Четырнадцатый сёгун Токугава родился 24 мая 1846 года. Никто из имевших отношение к его рождению не предполагал, что через двенадцать лет мальчик окажется на вершине власти и что его недолгое правление станет одним из самых драматичных в истории династии. Мать будущего сёгуна, одна из наложниц князя Кисю Токугава Нариюки (1801–1846) по имени Мисэ, родила его в столичной усадьбе княжества. Последние двадцать два года отец мальчика возглавлял сразу два родственных дома Токугава – Кисю и Симидзу, – но до сорока четырёх лет оставался бездетным. Судьба наградила его первенцем в самом конце жизни, да и то лишь для того, чтобы подразнить: отец умер за две недели до его рождения, так и не узнав, что у него будет сын.
Несмотря на то что мальчик рос без отца, ему предстояло возглавить семью и княжество, поэтому он очень рано – в пять лет – прошёл обряд совершеннолетия и получил взрослое имя Ёситоми, в котором первый элемент указывал на родство с правившим в тот момент десятым сёгуном Иэёси. После нескольких лет правления болезненного и бездетного Иэсада родственные Токугава семьи начали борьбу за право выдвинуть своего кандидата в преемники. Наибольшие шансы имели Ёсинобу из Мито, отданный на воспитание в дом Хитоцубаси, и Ёситоми из Кисю.
В пользу выбора Ёсинобу говорили три фактора: 1) оптимальный возраст (семнадцать лет); 2) хорошее здоровье и здравый ум; 3) энергичный и политически активный отец, князь Мито Токугава Нариаки (1800–1860). Восьмилетний Ёситоми из Кисю проигрывал конкуренту по всем этим параметрам, но был ближе к сёгуну Иэсада по степени родства и пользовался его личной благосклонностью.
В условиях политического кризиса середины 1850-х годов выбор в пользу Хитоцубаси Ёсинобу был бы вполне разумным и рациональным шагом; по мнению его сторонников, именно такой правитель и нужен был стране в тот момент. Но его назначение могло быть опасным для руководства бакуфу, поскольку усиливало стоявших за Ёсинобу консерваторов во главе с его отцом Нариаки. Они требовали от правительства: 1) дать отпор иностранному давлению и 2) повысить роль воинской элиты и императорского дома в управлении страной. Выбор же в пользу малолетнего Ёситоми означал, что по крайней мере на ближайшие десять лет ситуация в руководстве страной останется неизменной и перераспределения властных полномочий не будет.