Деймон, прикрыв глаза, замолчал. Его темные, отливающие синевой волосы спадали на лоб, а лицо блестело от пота.
– А что случилось дальше, ты знаешь, – прошептал он, посмотрев на Эвадну. – Все разрушилось, и я жалею, что позволил своему брату принять эту миссию.
– Это не твоя вина, Деймон, – отозвалась Эвадна. От услышанного у нее кружилась голова. – И моя сестра невиновна. – Мгновение она колебалась. – Ты сказал, что тебе нужен писец для возвращения короны. Теперь он у тебя есть, и я отправлюсь с тобой.
Деймон встретился с ней взглядом. Его глаза были полны печали.
– Ты даже не спросила, где находится корона, Эвадна.
– Где она?
Он промолчал, и она почувствовала его смятение. Страх.
– Корона Аканты висит на двери в Подземный мир. В самом сердце горы Эвфимия.
18. Хальцион
– Фелис… Я думаю, меня отравляют, – прошептала Хальцион, пока они сидели в столовой и ели утреннюю кашу. Десять дней минуло с тех пор, как она прибыла на каменоломню. И за эти десять дней Макарий больше ее не вызывал. Это наполняло Хальцион невыразимым ужасом. Неужели он отыскал в ее памяти то, что хотел? Прежде чем она ускользнула из его хватки?
Должно быть, пока он копошился в мыслях, она непреднамеренно выдала что-то существенно важное.
– Что заставляет тебя так думать, Хальцион? – осведомился Фелис так же тихо, продолжая потягивать кашу из своей миски.
– С каждым днем я слабею все больше и больше. С трудом просыпаюсь. Чувствую себя… нездоровой.
Она встретила мягкий и понимающий взгляд Фелиса.
– Такое случается в первые недели здесь.
– Нет, Фелис. Работа в карьере не пугает меня. Это нечто другое. – Девушка уставилась на свою нетронутую кашу. – Я думаю, Макарий приказал подмешивать в мою еду яд. Последние несколько дней я, подходя к раздаче, замечаю, что стражник не накладывает мне порцию из общего котла. Внизу на полке уже ждет наполненная миска.
Ее желудок урчал и дрожал от голода. Ей так сильно хотелось есть. Но во рту у нее пересохло, а в голове стоял туман. Контролировать свои движения становилось все сложнее. С ней творилось нечто неладное, и если она съест то, что дали ей стражники, станет только хуже.
В поле зрения Хальцион что-то шевельнулось, и, подняв глаза, девушка заметила приближающегося к их столу Кассиана. Охотника за реликвиями, что в первый день плюнул в ее еду.
– Госпожа Безволосая сегодня слишком хороша для своей каши? – усмехнулся Кассиан, наклонившись к ней с другой стороны стола. – Или, быть может, тебе снова нужна особая приправа от меня?
– Почему тебя так волнует, нравится мне каша или нет? – спросила Хальцион. – Я съем ее, когда захочу. Возвращайся за свой стол.
Кассиан с ухмылкой сделал именно то, на что она надеялась: схватил ее миску и понес к своему столу, где сидели его скалящиеся и посмеивающиеся дружки.
Хальцион и Фелис вместе наблюдали за тем, как Кассиан, не поделившись со своими друзьями, выхлебал кашу сам.
– Ладно, – сказал Фелис, приподняв бровь. – Полагаю, это один из способов проверить твою кашу на наличие яда.
Хальцион захотелось улыбнуться. Улыбка практически застыла на ее губах.
– Да. На то и был расчет.
– Вот, – сказал Фелис, придвигая к ней свою миску. – Съешь половину моей.
И она хотела бы отказаться, настоять на том, что ему нужна вся его порция, но Хальцион была так голодна, так отчаянно хотела облегчить свои терзания и дать своему телу хоть немного сил. Она сделала всего несколько глотков и попыталась вернуть миску, но Фелис уже, поднявшись из-за стола, направлялся к надзирателю.
В тот день они работали на тропе номер тридцать два. Небо над ними было ярким, их волосы припекало солнцем. Они вырубали, кололи, лили воду и слушали, как трещит мрамор. Движения Хальцион были замедленными, руки едва ли поднимались. Она находилась словно в тумане, и ее голова раскалывалась от боли. Девушка вбивала деревянные клинья в щели, но каждый раз клинья множились пред глазами, и она не знала точно, какой из них был настоящим, а какой – миражом. Приблизившись к краю дорожки, она пошатнулась. Фелис, выронив свое долото, схватил ее за руку прежде, чем она потеряла бы равновесие и рухнула бы в карьер, минуя оградительный канат навстречу своей смерти.
Посмотрев на него, она быстро заморгала: перед ней стояли два схвативших ее за руку Фелиса. Их лица были бледными, а глаза широко распахнуты.
– Хальцион? – Его голос прозвучал словно издалека.
– Я же говорила тебе, – сказала она. – Меня травят.
Он отвел ее подальше от веревок, заставив опереться на мрамор.
– Вот. Выпей.
Фелис открыл кувшин с водой и, оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто из стражников не наблюдает, дал ей попить.
Вода омыла ее внутренности, облегчая симптомы отравления. Когда она снова взглянула на мужчину, он перестал двоиться в ее глазах, но вид у него был встревоженный.
– Я в порядке. Мне просто… нужна была минутка.
К ним приближался стражник, чьи сандалии громко стучали по дереву. Фелис быстро подхватил свое долото и возобновил работу. Хальцион принялась выливать воду на клинья, хотя ей не хотелось тратить ее впустую – она хотела выпить все сама.
– Почему Макарий хочет отравить тебя, Хальцион? – поинтересовался Фелис, когда стражник прошел мимо них.
Хальцион промолчала. Она не могла рассказать Фелису правду и потому, в конце концов, ответила:
– Потому что я ему не нравлюсь.
Фелис ничего не ответил. Это разозлило ее, и Хальцион решительно спросила:
– Ты не веришь мне, не так ли, Фелис?
– Мне хотелось бы верить тебе, – быстро отозвался он. – Но Макарий не стал бы рисковать из-за пустяка. Нет. У него на все есть причина.
Фелис изучал ее. Она не отрывала затуманенного взгляда от мрамора, стараясь, чтобы ее лицо оставалось нечитаемым.
– Если он отравляет тебя, – продолжил тихо и настойчиво Фелис, – значит, пытается ослабить тебя. А раз он пытается ослабить тебя… ему от тебя что-то нужно. Возможно, ты что-то знаешь?
Она прониклась настойчивостью Фелиса. Ее глаза встретили его беспокойный взгляд.
– Что он может хотеть от меня? – отмахнулась она, но Фелиса это не убедило. Нет, своими темными и проницательными глазами он как будто видел девушку насквозь. Это заставило ее содрогнуться, пусть Фелис больше и не обладал способностью проникать в разум. Хальцион отвернулась от него, но он продолжил: – Он причинил тебе вред, Хальцион?
– Я справлюсь.
– Посмотри на меня.
Хальцион ощетинилась, но повернулась и посмотрела на мужчину. Только тогда она все поняла, прочла это по его испещренному морщинами лбу.
– Ты знавал Макария раньше. Вот почему ты не удивлен, что он пробрался на каменоломню, что он настроен против меня.
Фелис молчал, но его сожаление было очевидным.
– Я был одним из его учителей в Дестри.
– Он уже тогда представлял угрозу?
– Когда-то он был хорошим учеником. Одним из лучших в моем классе. Но он легко поддавался влиянию, склонить его на свою сторону было проще простого. Со временем он присоединился к группе товарищей, которые наставили его на мрачный путь.
Хальцион подумала о скрытых в тени противниках королевы Нерины, стремящихся свергнуть ее. Она знала, что Макарий был одним из них. Болиголовом, марионеткой Селены.
И чем дольше Хальцион смотрела на Фелиса, тем отчетливее понимала, что в нем тоже скрывается нечто большее.
Никто здесь не был таким, каким казался на первый взгляд.
Ей хотелось расспросить его о Макарии, но над ними, на одной из верхних троп, внезапно раздался глухой удар, а затем стон.
Фелис и Хальцион, подняв глаза, увидели стоящего на коленях Кассиана, которого рвало прямо в карьер.
– Думаю, ты доказала свою теорию, Хальцион, – сказал Фелис нерадостно, как будто не хотел в это верить.
– И что мне с этим делать?
Она почувствовала, как ее собственный желудок сжался от издаваемых Кассианом звуков недомогания. Хальцион отвернулась и сделала еще один глоток воды из кувшина.
– Я пока не знаю, – прошептал Фелис, возвращаясь к работе. – Но мы что-нибудь придумаем.
План Фелиса состоял в том, чтобы Хальцион забирала у стражника свою миску с отравленной кашей, а по пути к столу как можно больше выплескивала через край: это должно было создать видимость, что она поела. После она ставила свою миску и принималась ждать, пока один из охотников за реликвиями не придет отнять ее. Как они поступали каждый раз. Даже когда они замечали, что Фелис выпивает лишь половину своей каши, а другую отдает Хальцион. Даже когда тех, кто забирал кашу, через несколько часов начинало тошнить.
План продержался целых два дня, пока стражник не обратил на это внимание.
На двенадцатое утро в каменоломне Хальцион проснулась и стала ждать, когда откроется камера. Она слышала, как с лязгом открываются клетки других заключенных. Видела, как те проходят мимо, направляясь в столовую. Но дверь ее камеры оставалась запертой на засов.
В конце концов, подошел стражник и подсунул ей под дверь миску с кашей.
Она молча уставилась на нее. Последние два дня, в течение которых яд не проникал в ее тело, она чувствовала, как к ней медленно, но неумолимо возвращаются силы. Но теперь она, похоже, оказалась в тупике. Ей придется либо съесть отраву, либо остаться голодной.
– Я останусь здесь и буду смотреть, пока ты не проглотишь каждую каплю этой каши, – сообщил стражник.
Хальцион не ответила. Она села на свою койку и сняла сандалии.
Стражник простоял весь день, изредка косясь на нее. У Хальцион не было ни еды, ни питья. Она легла на живот и закрыла глаза, стараясь погрузиться в свои мысли, чтобы набраться решимости. Когда заключенные вернулись в камеры на ночь, стражник покинул свой пост. Но вскоре он вернулся, прихватив еще четырех мужчин, и они вихрем ворвались в камеру Хальцион.
Чтобы удержать ее, потребовались силы троих. Четвертый открыл ей рот, и они насильно влили в нее кашу.