— Да, Костас назвал их посольствами других миров.
— Понимаете, что случилось? Я не хотел допустить прихода одних чужаков к нам, считая, что еще рано, мы не готовы и не справимся, что нас подомнут под себя, а в итоге уничтожат или поработят. Так вот, стараясь избежать появления одних, я привел взамен четверых других.
Я не знал, что на это ответить. Встретив живьем подселенца, а позже побывав, пусть недолго, в его родном мире, я стал с опаской относиться ко всему чужому. А тут, прав Кречетов, сразу четыре посольства, четыре дорожки к чужим мирам, и никто не знает, куда они в итоге приведут.
— И наконец, главный мой работодатель — его высокопреосвященство. Именно он благословил меня на дальнюю дорогу. Именно ему я отчитывался. И только ему служил.
— Дело в том, — пояснил кардинал, — что Дитмар Васильевич пришел ко мне однажды в трудный для себя час. Пришел, чтобы исповедаться, но взамен получил новую цель в жизни. А человек без цели — это, как известно, только полчеловека. Ведь сам смысл существования — служение. Иначе теряется вкус к жизни, пропадает искра божья, и жизнь угасает. Кто-то служит Богу, другие — себе, а Дитмар Васильевич служит Родине.
Вступать в теологические споры я не собирался, но не мог не заметить:
— А убийство Карла Александровича вы тоже одобрили заранее, ваше высокопреосвященство? Или это был неудачный экспромт слуги?
— Поймите, Кирилл Бенедиктович, — мягко сказал Дунстан, — иногда светская власть берет на себя слишком много. И только церковь может стать той самой организацией, которая остановит правителя на гибельном для страны пути. А жизнь одного человека — ничто по сравнению с судьбой империи. Вот Дитмар Васильевич упомянул о дубликатах — копиях человека, которых выращивают искусственно. Это ли не грех?
— Насколько я знаю, дубликаты — вотчина «Механикс», а наш бедный император, мир его праху, не имел к ним никакого отношения.
— А как вы думаете, заинтересовался бы он этой технологией, попади она в его руки? И не воспользовался бы ею, чтобы создать армию солдат? А ведь создание человека — это прерогатива одного лишь Господа нашего, и никого более. В «Механикс» знали, чем заинтересовать Карла. Дубликаты были своего рода приманкой для того, чтобы вступить с ним в диалог. А дальше было бы больше. И гораздо больше, поверьте. Хотя Дитмару Васильевичу так и не удалось выяснить, с кем именно сотрудничала Организация — так они себя называют, — но совершенно очевидно, что за ней стоял кто-то из новых чужаков, и вовсе не «подселенцы». Технологии разнятся коренным образом. Возможно, кое-кто из тех, кто прячется сейчас в посольствах, уже давно нашел ход в наш мир и потихоньку подготавливал себе плацдарм для будущих операций. К счастью, инициализация прошла совсем не так, как было задумано. Все посольства появились сразу, и все у нас, во Фридрихсграде. Поверьте, скоро именно наш город станет столицей империи. Да что там, всего мира. Такой шанс нельзя упускать!
— Вы только что говорили, что чужаки — это зло. Вы сами себе противоречите.
— Молодой человек, если вы не можете остановить процесс, возглавьте его. Нам предстоят трудные дни, но именно церковь — единственная структура, способная в столь сложный момент руководить происходящим, направлять и подсказывать, помогать.
— Чьими же руками?
— Руками князя, если он останется жив, руками его сына, вашими руками, наконец! Поймите, сейчас решается будущее страны, и ни один истинный патриот не может оставаться в стороне. Если мы упустим момент, нас опередят другие, и тогда все, конец…
Кардинал говорил яростно, веря в свои слова и передавая свою убежденность остальным. Но у меня было столько вопросов, что я слушал его скептически.
— А вы знаете, что Костас — не совсем человек?
— Знаем. И это даже хорошо. У нас появляется возможность если не завербовать себе агента чужаков, то как минимум изучить их психологию, их повадки.
— Не боитесь так высоко пускать подселенцев? Если великий князь выживет, то Костас станет вторым лицом империи… а если скончается, то первым!
— Поверьте, Кирилл Бенедиктович, мы сможем его контролировать. Явного зла он не причинит. В нем больше человеческого, чем чужеродного. Он сумел взять свой разум под контроль.
Тут я был с ним не согласен. Сидя в башне, невозможно видеть все, даже если весь город у тебя как на ладони. Кардинал не был на дирижабле «Возрождение», не видел каюту с мертвыми людьми, убитыми с невероятной злобой и ненавистью, и при этом безо всякой особой необходимости. Кардинал не видел мир чужаков с его непонятной иерархией и прочими странностями. Пусть Костас и сумел обуздать в себе чужака, но кто мог дать гарантию, что рано или поздно тот вновь не вырвется на свободу? Нет, кардинал рассуждал, как теоретик, а тут нужен трезвый взгляд практика, видевшего все своими глазами, только так можно было понять, как поступить правильно.
Дунстан понял мои сомнения:
— Вы мне не верите? Думаете, я могу лишь кидаться громкими словами, сидя в кресле? Что ж, я покажу вам кое-что. Следуйте за мной…
Кардинал тяжело поднялся на ноги и сейчас уже не выглядел таким крепким, как мне показалось вначале, скорее, старым и больным человеком, взвалившим на свои плечи непосильную ношу. Я бы даже пожалел его, если бы не ненавидел всей душой, как и Кречетова, как и всех напрямую или косвенно причастных к гибели близняшек. Прощать я не собирался никого.
Мы прошли в опочивальню. Кардинал шел первым, следом — мы с Ястребом, замыкал шествие отец Климент, который за весь разговор не произнес ни слова и уже, возможно, жалел в глубине души, что не послушался совета и остался в кабинете. Но пути назад не существовало.
Спальня кардинала была обставлена столь же просто, как и его кабинет. Кровать, шкаф, пара сундуков у стен. Дунстан прошел к дальней части комнаты, отодвинул одну из портьер в сторону и отпер скрытую за ней тайную дверь.
— Мы сегодня надолго попрощаемся с вами, Бреннер, — негромко обратился ко мне Кречетов, пока кардинал занимался с замком. — Я отбываю обратно в колонию. Данные по гальваническим ваннам переданы его высокопреосвященству, так же как и все прочие технологии, к коим я имел доступ. Несколько дубликатов схвачены и надежно упрятаны для исследований, как и чертежи механизмов. У церкви много друзей и добровольных помощников, среди них есть и люди ученые, те, кто движет науку вперед семимильными шагами. Не все здесь так догматично, как кажется на первый взгляд. Моя миссия выполнена, а теперь я получил новое задание. Так что не держите зла, может быть, еще увидимся. Кто знает… И мой вам совет, прислушайтесь к словам его высокопреосвященства. Прислушайтесь и сердцем, и разумом. Если он предложит работу, ни в коем случае не отказывайтесь. Убить вас не убьют, но вы сами пожалеете об упущенных возможностях. Ведь такая работа вам по плечу. Быть в курсе всех новостей, двигать империю вперед, стать одним из тех людей, кто вершит историю, — это ли не дело всей жизни, как считаете?..
Вступать с ним в беседу я не стал, хотя мне и показалось, что впервые за все время он говорит искренне.
За потайной дверью оказалась витая лестница, которая начиналась на этом этаже и вела наверх.
— Прошу, господа…
Кардинал с трудом начал подниматься по ступеням, Ястреб поддерживал его за локоть, мы с отцом Климентом теперь шли последними.
Вскоре мы оказались перед еще одной дверью.
— Вы сами все увидите… и поймете… — сказал Дунстан, поворачивая ключ в замке.
Потайная комната занимала собой весь верхний ярус башни. В одном из углов узкая винтовая лестница вела, видимо, на крышу. Бросив мимолетный взгляд вокруг, я сразу догадался, почему доступ в эту комнату имели лишь кардинал и самые приближенные его слуги.
В центре комнаты, на привинченных к стенам и потолку двенадцати толстых цепях висел прозрачный хрустальный гроб. В гробу виднелось несколько отверстий, чтобы тот, кто в нем находился, не задохнулся.
Подселенец.
— Это он, тот самый, — негромко сказал Дунстан.
Мой старый знакомый, живший прежде в теле дагеротиписта Жорика и сбежавший в неизвестном направлении.
Тварь бодрствовала и смотрела на нас. Сейчас, когда я мог разглядеть подселенца лучше, он показался мне еще более отвратительным и гнусным. Таким не место в нашем мире. Он был совершенно чужим. И такой же точно сидит в теле человека, собиравшегося надеть императорскую корону. Немыслимо!
— Я знал, знал, — горячо зашептал отец Климент, — это его доставили в башню несколько дней назад. Я дежурил тогда!..
— Готов ли ты, принявший постриг под именем Климент, дать новую клятву верности церкви своей? Готов ли пожертвовать жизнью своей, ежели случится подобная нужда? Готов ли хранить тайны, доверенные тебе?
— Готов, ваше высокопреосвященство, готов! — Монах упал на колени и принялся целовать протянутую Дунстаном руку. — Я услышал! Все, что делаете вы, делается во благо! Я не сомневаюсь ныне и смиренно прошу прощения…
— Оно тебе даровано. Отныне ты — мой личный помощник и порученец. Встань, отец Климент! И помни, наказание за предательство — смерть и вечные муки ада.
— Я буду это помнить…
Еще один мой временный союзник перешел на другую сторону. Впрочем, не мне обвинять его в предательстве. Монах служил церкви и добру, как он его понимал. Просто кардинал превосходно умел убеждать всех и каждого. Но только не меня.
— Зачем это существо здесь? — спросил я, подходя ближе к хрустальной тюрьме.
— Разве непонятно? — удивился Дунстан. — Чтобы изучать его! Врага нужно знать даже лучше, чем друга. Это основное правило ведения войны. А в том, что мы находимся в состоянии войны, вы, надеюсь, не сомневаетесь?
— Не сомневаюсь. Но эта тварь убивала детей, маленьких детей. И убивала такими способами, что мне трудно даже говорить об этом.
— Я все знаю. Мои люди тоже искали этого подселенца и нашли его почти одновременно с вами. А когда он бежал из подвала, сумели схватить его и доставить сюда. Каждый день допущенные церковью до этой тайны лучшие ученые работают с ним, методично вытаскивая из его разума знания. Очень ценные знания. Мы выяснили уже многое, но еще больше нам предстоит узнать.