Это и есть история засохшего и практически окаменевшего огрызка яблока, который стоит у меня в кабинете посреди кремниевой утвари и рядом с парой старых добротных римских сосудов. Про мистера Сидни мне не довелось больше услышать ни слова. Полиция сделала все, что смогла, но так и не вышла на его след. Он оставил свои комнаты в том виде, в котором они находились во время его проживания там, и совершенно без всего пустился в свое хорошо спланированное путешествие, не оставив после себя ни единого намека на свои намерения.
IV. СЛУЧАЙ ТОРПЕДЫ ДИКСОНА
Хьюитт был очень изобретателен и точен в работе с огромным количеством интересных шансов и совпадений, которые ему приходилось наблюдать, но не только непосредственно в своей работе, но и в сотрудничестве с полицией, с которой он регулярно поддерживал, можно сказать, дружескую связь. Он рассказывал мне много анекдотов, связанных с представителями Скотленд-Ярда, с которыми ему периодически приходилось обмениваться новостями и опытом. Один из них был, например, об инспекторе Неттингсе, который провел несколько изнурительных месяцев в поисках человека, разыскиваемого американским правительством, а в итоге обнаружил его по совершеннейшей случайности (позвонили не туда), и оказалось, этот человек все это время находился прямо за его стеной (так же совершенно не в курсе о своем соседстве с инспектором). И еще об одном практически отчаявшемся инспекторе (имя я уже сейчас не припомню), которому поручили найти человека, не дав о нем практически никакой информации, и который буквально врезался в разыскиваемого прямо на лестничной клетке при выходе из офиса, когда тот остановился, чтобы завязать шнурки! Еще были случаи страшных и печально известных преступлений, разнообразных задержаний людей под подозрением, среди которых оказывались еще и те, кого очень давно разыскивали и за другие дела. Многие преступники получали по заслугам за умышленный ряд преступлений, перетекающих из одного в другое. Часто люди, попавшие в неприятность по какому-то мелкому делу, совершенно нечаянно оказывались впутаны в какое-то масштабное событие, которое заставляло их нести ответственность за прошлые грешки, которые в другой ситуации остались бы абсолютно безнаказанными. Русский фальшивомонетчик Мирский так и гулял бы себе спокойно на свободе, если бы ограничился лишь своим основным делом. Во время его экстрадиции российским властям предполагалось, что он состоял в связи с российским посольством с целью признаться в своих деяниях — глупое решение с его стороны, потому как его местонахождение, а также его род деятельности никогда никем не подозревались. Да, он действительно состоял в связи с посольством, но с совершенно другой целью, как в то время хорошо понял Мартин Хьюитт. А что это была за цель — сейчас эта информация публикуется впервые.
Была половина второго пополудни. Хьюитт сидел в своем кабинете за изучением и сравнением почерков на двух разных письмах с помощью больших луп. Он отложил лупы и в предчувствии обеда взглянул на часы на каминной полке. В это время его клерк тихо вошел в дверь, держа в руках анкету, которую обычно заполняли новые посетители. Очень неаккуратным и неразборчивым почерком там было написано:
Имя посетителя: Ф. Грэхем Диксон.
Адрес: Чансери Лейн.
Вопрос: Частный и срочный.
— Пригласите ко мне мистера Диксона, — сказал Мартин Хьюитт.
Мистер Диксон оказался худым измученным человеком около пятидесяти. Он был небрежно одет, а выражение его сильного, хоть и очень уставшего лица и скучающих глаз выдавало в нем усердного «человека ума». Он подался вперед в кресле, которое предложил ему Хьюитт, и принялся рассказывать свою историю с невероятным оживлением.
— Возможно, вы уже слышали, мистер Хьюитт, — я знаю, ходят слухи, — о новой торпеде, которую собирается утвердить правительство. На самом деле она называется торпеда Диксона — мое собственное изобретение, и моя гордость (не только по моему мнению, но так считают и правительственные эксперты) — намного более эффективная и точная, чем любые другие, производимые ранее. Она будет пролетать на четыре сотни ярдов больше любой существующей сейчас торпеды, с идеальной точностью попадания, и сможет нести беспрецедентно тяжелую ношу. Среди прочих преимуществ: скорость, простая разрядка, и так далее, — не буду вас сейчас этим нагружать. Эта машина — плод долгих лет упорной работы и множественных разочарований, и к ее конструкции мне удалось прийти только тогда, когда я смог аккуратно сбалансировать все принципы и средства, которые впоследствии выразил всего лишь на четырех существующих комплектах чертежей. Все это, разумеется, — строжайшая тайна, и судя по моему состоянию, вы наверняка можете легко догадаться, что я пришел сюда рассказать, что один из комплектов чертежей был украден.
— Из вашего дома?
— Из моего офиса на Чансери Лейн сегодня утром. Четыре комплекта чертежей были распределены следующим образом: два поместили в Адмиралтейском Ведомстве (один — законченный набор из хороших чертежей на толстой бумаге, а второй — копия, сделанная при помощи копирки). Оставшиеся два находились в моем офисе — один черно-белый, выполненный в карандаше (как набросок), а второй — такая же копия, как в ведомстве. Вот самый последний и пропал. Оба комплекта лежали рядом в моем ящике. Оба были там сегодня в десять утра. В этом я совершенно уверен, потому как по приходу на работу я проверял содержимое этого ящика на предмет чего-то другого. Но к полудню копия исчезла.
— Вероятно, вы кого-то подозреваете?
— Нет. Это самое невероятное происшествие. Никто не покидал офис (кроме меня, но это только затем, чтобы прийти к вам) с десяти часов, а так же никто не приходил. И все же чертежи пропали!
— Вы же тщательно все обыскали?
— Конечно! В полдень я обнаружил пропажу и перевернул все вверх дном — я и мои помощники. Мы опустошили каждый ящик, перевернули каждый стол и стул, каждый ковер и даже сняли линолеум, — но нигде не нашли и намека на пропавшие рисунки. Мои ребята даже предложили вывернуть все свои карманы, хотя я ни на мгновение и не думал их подозревать. К тому же, какого же размера должен быть карман, чтобы уместить целый комплект чертежей, особенно сложенных в несколько раз!
— Вы говорите, ни один из ваших ребят, — как я понял, их двое, — сегодня не уходил из офиса?
— Ни один. И оба они сейчас находятся там. Уорсфолд сказал, что лучше они останутся там до того, как что-либо будет предпринято в решении этой загадки, и хотя, как я уже сказал, не подозреваю ни одного из них, я согласился.
— Понятно. Итак, вы пришли сюда, чтобы попросить меня взяться за это дело и отыскать чертежи?
Инженер нервно закивал.
— Отлично. Нужно будет зайти к вам в офис. Но сперва расскажите мне немного о ваших помощниках — что-то, о чем было бы неловко говорить в их присутствии. Начнем, к примеру, с мистера Уорсфолда?
— Он мой чертежник — превосходный и интеллигентный мужчина, очень сообразительный, и я уверен, на него не может пасть никаких подозрений. Он подготавливал для меня бесчисленное количество рисунков (мы с ним работаем уже десять лет), и ни разу этот человек не заставил меня в себе усомниться. Хотя, конечно, соблазн в данном случае необычайно велик. И все же я никак не могу подозревать Уорсфолда. Да право, как я вообще могу кого-либо подозревать в сложившихся обстоятельствах?
— А второй помощник?
— Его зовут Риттер. Он всего лишь копировщик, не полностью квалифицированный чертежник. Это весьма достойный молодой человек, работает со мной уже два года. Не могу сказать, что он как-то особенно умен или научился чему-нибудь специфическому за все это время. Но у меня нет ни малейшей причины подозревать его в краже. Как я уже говорил, я вообще не могу никого подозревать.
— Прекрасно. Думаю, мы сейчас же отправимся на Чансери Лейн, а по пути вы расскажете мне еще что-нибудь об этом деле.
— Меня как раз ждет кэб. Что я еще могу вам рассказать?
— Если быть кратким, то суть, получается, в следующем: когда вы прибыли на работу, все чертежи находились в офисе. Никто не выходил оттуда и никто не входил. И все же рисунки пропали. Я правильно понимаю?
— Именно. Когда я говорю о том, что совершенно никто не входил, я это и имею в виду, разве что за исключением почтальона. Утром он приносил пару писем. Я имею в виду, что абсолютно никто не проходил через ограждение внешнего офиса — обычная вещь, что-то вроде стойки с рамкой из матового стекла.
— Это я хорошо себе представляю. Но мне показалось, что чертежи лежали в ящике вашего собственного кабинета, а не внешнего офиса, где сидят чертежники?
— В этом-то все и дело. Это внутренний кабинет, а точнее параллельный внешнему офису и напрямую с ним соединяющийся — прямо как ваши комнаты, из которых мы только что вышли.
— Но далее вы сказали, что никуда не уходили из своего кабинета, а чертежи все равно пропали — вероятно, испарились, пока вы находились в комнате?
— Давайте я вам объясню более подробно. — Кэб плавно двигался вдоль Стрэнда, и инженер извлек из своего кармана записную книжку и карандаш. — Боюсь, — продолжил он, — что я немного запутанно начал свой рассказ, — естественно, сейчас я очень взволнован. Как вы скоро увидите, мой офис состоит из трех помещений: два по одну сторону коридора, и одно — на противоположной стороне. С этими словами он быстро сделал набросок.
— Во внешнем офисе обычно работают мои ребята. Во внутреннем сижу я сам. Эти комнаты соединены одной дверью. Обычно все мы заходим через дверь внешнего офиса, которая выходит в коридор, но прежде проходим через уже привычное ограждение. Дверь же из внутреннего офиса, выходящая в коридор, всегда заперта изнутри, и не думаю, что мы открываем ее чаще, чем раз в три месяца. Все сегодняшнее утро она так же была заперта. Ящик, из которого пропали чертежи и в котором они совершенно точно находились сегодня в десять утра, помечен буквой D — это большой шкаф с небольшими ящиками, где мы обычно храним все рисунки.