— Да, это открытие ждать себя не заставило. Остальное, думаю, вполне ясно. Я принёс рисунки сюда, а муляж трости закрутил и поставил на место. Вы узнали свои чертежи и подтвердили, что весь комплект на месте. С этого момента курс моих дальнейших действий был определён, хотя со стороны это и казалось чем-то сложным. Я понимал, что вы очень разозлитесь на Риттера, и поскольку сам хотел с ним разобраться, то поначалу не рассказал вам обо всех своих движениях (лишь из страха, что в таком возмущенном и возбужденном состоянии вы можете случайно сделать что-то, что испортит мой изначальный план). Для Риттера же я притворился, что ничего не знаю ни о том, что чертежи вернулись на место, ни о том, как их украли, — то есть о единственных двух вещах, в которых я был абсолютно уверен. Но я решил притвориться, будто бы мне все известно о Мирском — или Хантере, — когда на самом деле я совершенно ничего не знал, разве что кроме того, что он, вероятно, носит не одно имя. И тут Риттер окончательно сдался. Когда ваш помощник понял, что деваться некуда, он решил выкрутиться ложным признанием. Будучи уверенным в том, что чертежи все ещё хранятся в трубе, он соврал, что их никто никуда не уносил, и сказал, что сейчас же их принесёт. Я отпустил Риттера за рисунками, и когда он вернулся, совершенно подавленный открытием, что чертежей и след простыл, ваш горе-помощник полностью попал в мои сети. Понимаете, если бы он знал, что все это время чертежи находились за вашим книжным шкафом, то стал бы елозить и божиться, что они там всегда и лежали, и вообще он к ним даже не прикасался. Нам бы не удалось в достаточной мере запугать его наказанием за кражу, потому что ситуация полностью перешла бы в ваши руки.
Но все сложилось отлично, и Риттер согласился перевести стрелки на своего сообщника: написал на конверте настоящий адрес Мирского, а также письмо, которое должно было отвлечь мошенника, пока я обкрадываю его жильё. В общем и целом, это дело прошло на ура.
— Это просто невероятно, я очень вам благодарен. Но что мне теперь делать с Риттером?
— Вот его трость — можете гнать его взашей с лестницы прямо ей, если вам того хочется. А вот эту трубу на вашем месте я бы оставил себе в качестве сувенира. Не думаю, что наш многоуважаемый Мирский явится за ней. Но Риттера определенно надо выставить за дверь — ну, или в окно, — и немедленно.
Мирского поймали, и после двух судебных заседаний отправили в тюрьму за подделку российских банкнот. Оказалось, что он писал в посольство, как и предполагал Хьюитт, чтобы передать некоторую ценную информацию, а то письмо, что пришло к нему домой во время визита Мартина, действительно оказалось ответом с просьбой описать все более детально. Именно эта ситуация и создала впечатление, будто Мирский писал в посольство, чтобы уведомить властей о своём фальшивомонетничестве. Действительные намерения у него были совершенно иными, но до них никто так и не смог догадаться.
— Интересно, — пару раз говорил мне Хьюитт, — а если бы я не обнаружил эту маленькую денежную фабрику Мирского, было бы это в целом лучше для российских властей? Торпеда Диксона ведь стоит намного дороже даже очень большого количества двадцатирублевых купюр.
V. ДЕЛО КАМНЯ КВИНТОНОВ
Хьюитт, ввиду важности своей профессии, относительно редко имел дело с представителями обычного криминального класса (под ними я подразумеваю воров). И все же никто лучше него не был подготовлен при необходимости дать этому классу достойный отпор. Каким-то чудесным образом, который мне так и не удалось постичь, Мартин всегда был в курсе самых свежих выражений непрестанно меняющегося сленга криминального сообщества, а так же хорошо ориентировался в новом воровском диалекте, основанном на цыганском языке. Настолько хорошо, что часто, когда какой-нибудь цыган начинал (как они обычно делают) притворяться, будто ничего не понимает и в жизни не слышал ни о каком цыганском языке, в итоге все равно во всем сознавался, потому что Хьюитт базарил лучше большинства цыганских чавов.
Благодаря близкому знакомству с этим миром, Хьюитт иногда был очень эффективен в решении воровских дел чрезвычайной важности. В деле драгоценного камня Квинтонов Хьюитт вступил в схватку с очень искусным грабителем.
Это дело наверняка будут помнить ещё долго. До свадьбы сэр Валентин Квинтон был беден, как мышь; за душой — только старое деревенское поместье. Но все изменила его женитьба на дочери богатого финансиста, и теперь поместье Квинтон живет с небывалым размахом. И это в самом деле было большой удачей, потому что экстравагантная леди Квинтон вполне могла отказаться выходить замуж с приданым.
Помимо всего прочего у хозяйки дома была целая коллекция ювелирных украшений, а венцом этой коллекции выступал огромный и очень редкий рубин (средняя стоимость которого составляет что-то около двадцати тысяч фунтов) Бирманского короля. Рубин этот был невероятного размера и цвета, и далеко не каждый бриллиант мог сравниться с ним по своей ценности. Этот великолепный камень (который, кстати, был превращён в кулон) был украден вместе с бусами, брошками, браслетами и серьгами (что составляло большую часть коллекции леди Квинтон). Это произошло в обычное время и обычным способом для хорошо спланированных ювелирных ограблений. Ранний вечер — время ужина, — вход через окно в комнату леди Квинтон, дверь заперта изнутри, и проволоки аккуратно разбросаны по земле под окном, чтобы не осталось следов.
Однако расследование, проведённое лондонскими детективами, обнаружило важнейшую зацепку. Оказалось, что в Редкот-Холле орудовал только один вор. Он в одиночку расстелил проволоки, открыл окно, запер дверь и подобрал код от сейфа. Очевидно, это была идеально спланированная кража.
Прошло несколько дней, полиция совершила множество арестов, но все они оказывались ошибочными, и за массовыми арестами следовали массовые освобождения. За обедом мы с Хьюиттом обсуждали это ограбление, и я спросил, обращались ли хозяева к нему за помощью.
— Нет, — ответил Хьюитт, — никаких запросов не поступало. Однако они предлагают огромное вознаграждение — в действительности очень приятная сумма. Из Редкот-Холла мне пришло лишь сообщение о количестве обещанных денег, и больше ничего. Возможно, они думают, что я возьмусь за это дело, как за халтурку, чтобы подзаработать, и очень ошибаются. Я не новичок, и приемлю только прямое обращение за помощью. У меня сейчас и так достаточно заказов, и совершенно нет времени, чтобы тратить его на погоню за сомнительной наградой.
Но ключ к разгадке дела о драгоценностях Квинтонов оказался намного ближе, чем мы тогда предполагали.
Мы обговорили ещё множество вещей, а затем решили прогуляться до дома. Немного поодаль Стрэнда, уже близко к нашей входной двери, мы наткнулись возбужденного ирландца — это определенно был ирландец, судя по внешнему виду и манере речи, — выливающего бесконечный поток жалоб на голову полицейского. Полицейский тем временем, казалось, совершенно не обращает внимания на нападки, и, еле сдерживая смех, советует мужчине спокойно пойти домой и больше не думать об этом. Мы прошли мимо и поднялись по лестнице. Мы очень оживленно беседовали, поэтому я позволил себе ненадолго задержаться у двери в офис Хьюитта, и пока мы разговаривали, по лестнице поднялся тот самый ирландец. Это был бедный, но здоровый парень, по всей видимости рабочий, одетый в «лучший», но уже ужасно выношенный костюм. Он все ещё был очень взбудоражен и, не переводя духа, выпалил:
— Кто из вас двоих, жентльмены, будет мистр Хьюитт, сэр?
— Это мистер Хьюитт, — сказал я. — Он вам нужен?
— Защщита, вот что мне нужно, сэр! Защщита! Я говорил с полиция, а они только смеются надо мной, клянусь! Пять дней я живу в Лондоне, и все они наполнены лишь борьбой, убийствами и внезапными смертями, каждый божий день! А полиция говорит, что я пьян!
Он так разъярённо размахивал руками и жестикулировал, что мне невольно пришла в голову мысль, что полиция, возможно, права.
— Да, сэр, говорят, что пьян, — продолжил он, — но клянусь, я уверен, они думают, что я сумасшедший. В то время как за мной следят, за мной ходят, и травят, и бьют, и крадут, и убивают, а за что, — упаси Боже, не знаю!
— И кто все это делает?
— Незнакомцы, сэр, — незнакомцы. Я сам тут чужой, и вот почему они до меня добрались, потому что я так похож на принца Уэльского или какую-то другую коронованную личность, и они хотят избавиться от меня. Сейчас они поджидать меня прямо на улице, нет никаких сомнений, но вот что они делают со мной, одному Богу известно. И полиция меня не слушает!
Тут я подумал, что это, должно быть, один из обычных случаев душевного расстройства, о которых каждый из нас хоть раз слышал, — страдалец уверен, что окружён врагами, и на хвосте у него шпионы. Скорее всего, это обычная галлюцинация безобидного лунатика.
— И что сделали эти люди? — спросил Хьюитт заинтересованным и в то же время крайне удивленным голосом. — Какие нападения они произвели и когда? И кто сказал вам идти сюда?
— О, кто сказал мне, не так ли? Никто иной, как этот полицейский, внизу на улице! Я все ему объяснил, а он грит: «Пойдите и проспитесь, — грит, — проспитесь хорошенько, и как только проснетесь, они все исчезнут». «Но они убьют меня», — грю. «О нет, — грит он и корчит улыбку, — о нет, не убьют. Расслабьтесь, дружище, идите домой!» «Расслабиться и идти домой! — грю. — Туда, где они в последний раз меня достали! Перевернули все вверх дном, а мне дали по голове, да так что я отлетел на целую милю. Расслабиться, грите, расслабиться, когда все демоны в этом проклятом месте каждую секунду норовят на меня напасть, покалечить, а потом мистическим образом исчезают? Расслабиться, да?» — грю. «Ну, дружище, — грит, — тут я вам не помощник. Но в этом доме наверху есть отделение, как раз занимающееся мистическим и необъяснимым. Там работает мистр Хьюитт, — грит, — он возглавляет это отделение, и как раз только что проходил. Зайдите, — грит, — к нему». Именно так мне и сказали, сэр!