В конце этих коротких перебежек мы посмотрели вперед и увидели длинный белый отрезок дороги, а на нем, в паре сотен ярдов от нас, — темная фигура Уилкса. Нельзя было дожидаться, когда он пройдет этот кусок дороги, потому что он в любой момент мог свернуть куда-то, и найти его было бы уже невозможно. Так что мы прыгнули в кусты и, наклонившись, тихонько поплелись следом по другой стороне дороги, то и дело по щиколотку погружаясь в глину. Нам постоянно приходилось останавливаться, чтобы прислушаться и выглянуть, и один раз, вытянувшись во весь рост, чтобы разглядеть вдали Уилкса, я чуть не поперхнулся, когда осознал, что тот смотрит прямо в мою сторону. Со скоростью молнии я нырнул обратно в куст, и к счастью, он меня не заметил и пошел дальше. Возможно, он услышал какой-то шум, но вместо того, чтобы посмотреть в сторону кустов, кинул взгляд вдоль дороги. Особенно тяжело было идти, когда начались холмы. Когда мы поднимались, приходилось практически ложиться наземь и ждать, пока Уилкс перейдет вершину, потому что сверху нас легко было заметить. Это попортило не только мою одежду и мое состояние, но и настроение. К счастью, нам не пришлось идти через крутые и высокие насыпи. Один раз нас чуть не выдал какой-то человек, крикнувший, чтобы мы убирались с его поля.
Наконец, невдалеке перед нашим взором предстала квадратная башня старой церкви, спрятавшаяся за густыми деревьями. Уилкс остановился напротив, нерешительно оглядел дорогу и пошел дальше. Мы перешли дорогу, нырнули в кусты с противоположной стороны и отправились следом. В четырехстах ярдах от нас начала виднеться деревня, и к ней Уилкс шел уже спокойным прогулочным шагом. Не дойдя до первых домов, он остановился и повернул обратно.
— Кладбище! — прошептал Хьюитт. — Пригнитесь пониже, дадим ему пройти.
Уилкс дошел до ворот кладбища и снова нерешительно огляделся. В этот момент кучка детей, игравших среди могил, смеясь и болтая, вышла из кладбищенских ворот, и Уилкс быстро ушел в противоположном направлении.
— Точно, это то самое место, — сказал Хьюитт. — Нам нужно тихонько туда пробраться, пока он достаточно далеко. Идем!
Мы осторожно перешли дорогу, прошли через ворота на кладбище, и Хьюитт снял с себя очки. Было уже почти восемь вечера, и солнце начало садиться. Уилкс снова подошел к воротам, но не вошел, потому что в этот раз мимо прошел рабочий. Через какое-то время он опять вернулся и зашел.
Трава у могил была высокая, а под деревьями уже сгустились сумерки. Мы с Хьюиттом, затаившиеся в нескольких ярдах друг от друга, чтобы не столкнуться и не попадать, если вдруг придется делать резкие движения, наблюдали за Уилксом из-за могильных плит. В меркнущем свете фигура нашего вора казалась большой и темной, и она тихонько кралась в длинной траве. По дороге задребезжала телега с фонарем, и Уилкс быстро упал на колени и прижался к земле, дожидаясь, пока она проедет. Затем, устало оглядевшись, он пошел прямо к плите, за которой прятался Хьюитт.
Я наблюдал, как темная фигура Хьюитта беззвучно качается по другую сторону камня. Уилкс прошел мимо и опустился у большой выцветшей плиты, покоившейся на кирпичном пьедестале примерно в фут высотой. Длинная трава густо облепила кирпичи. Уилкс просунул в нее свою руку и начал ощупывать поверхность пьедестала. Через несколько мгновений он вытащил длинный кирпич и положил его на плиту. Он снова просунул руку в траву и на этот раз извлек из своего тайника небольшой темный объект. В сгущающихся сумерках я увидел, как Хьюитт встал из-за плиты во весь рост и, вытянув вперед руку, бесшумно подошел к наклонившемуся Уилксу. Тот было собрался положить только что извлеченный из тайника темный объект себе в карман, но решил проверить себя и открыл что-то наподобие шкатулки, — будто бы хотел убедиться в сохранности ее содержимого. Последний лучик света, пробившийся через густую листву, упал прямо на блестящий объект внутри, и Хьюитт молниеносно протянул руку через плечо Уилкса и выхватил украшение.
Мужчина пронзительно вскрикнул одним из тех резких звуков, которые обычно издают внезапно потревоженные женщины. Он тут же повернулся и, как кошка, прыгнул на Хьюитта, но неожиданно для себя встретился с кулаком и отлетел назад, упав спиной на плиту. Тут уже я выпрыгнул из своего убежища и помог Хьюитту связать запястья вора носовым платком. Затем мы повели его, сопротивляющегося и бранящегося, в деревню.
Увидев знакомые лица, он просто вышел из себя, но затем успокоился и признался, что это была «очень чистая работа». Отыскать деревенского констебля оказалось весьма непросто, а сэр Валентин Квинтон ужинал не дома и смог прибыть только через час. Пока мы ждали, Уилкс становился все разговорчивее.
— Как думаете, сколько мне дадут? — спрашивал он.
— Без понятия, — отвечал Хьюитт. — А еще нас наверняка вызовут на допрос, так что, если будете много болтать, это может выйти вам боком.
— О, не волнуйтесь, — теперь уж мне точно все равно. Это справедливое задержание, и я получил по заслугам. Вы были очень добры, одолжив мне три куска. Никогда не думал, что красноперые так делают. Это усыпило мою бдительность. А насчет Голд-стрит, это была шутка?
— Нет, не шутка. По моим расчетам мистер Холламс уже должен быть за решеткой, — месть за вашу с ним небольшую размолвку сегодня днем.
— Что вам об этом известно? Ну, прямо скажу, накрыли вы меня знатно. Полагаю, вы все время следили за мной?
— Ну, да. Я все время был где-то рядом. Я сразу догадался, что вы захотите смыться из города, если Холламса возьмут, — Хьюитт похлопал себя по нагрудному карману, — и я прекрасно знал, что перво-наперво вы сделаете все, чтобы забрать это. Вы спрятали камень, потому что знали, что Холламс наверняка захочет вас обыскать, если у него вдруг появятся какие-то подозрения.
— Да, это правда. Двое парней однажды вечером порылись в моих карманах, и кто-то заходил ко мне домой. Но другого я и не ожидал, ведь Холламс — жадный свин. Как только ты попадаешь к нему под колпак, сразу лишаешься доброй половины своего улова, а если сливаешься, он тебя находит. Но это я отдавать ему не собирался. Полагаю, вы не ответите мне на вопрос, каким образом вы на нас вышли?
— Нет, — ответил Хьюитт.
Несмотря на нехватку нужных реквизитов, нам пришлось остаться в деревне на ночь. Поздних поездов в тот вечер не оказалось. Мы рассказали сэру Валентину историю об ирландце, чему он очень подивился.
— История Лими, конечно, звучала неправдоподобно, — сказал Хьюит, — но все его злоключения очень подозрительно указывали в одном направлении: определенные личности невероятно сильно желали получить то, что ожидали у него найти. Когда он рассказывал про свое приключение с сумкой, я тут же вспомнил про заметку в газете об аресте Уилкса и последующее его освобождение. Сказать, что такое совпадение было весьма любопытным, — ничего не сказать: та самая станция, на которой ожидали вора, и на следующий же день после ограбления. Кеддерби — одна из немногих станций на этом направлении, на которых не останавливаются поезда после того часа, когда была совершена кража, так что вернуться грабитель мог только на следующий день. Когда Лими узнал Уилкса на фото, мои подозрения усилились. Очевидно, он вез с собой награбленное добро. Беседа несчастного и невинного ирландца с Холламсом показала, — точнее, столь высокое вознаграждение в пять фунтов показало, — что привез он действительно что-то ценное. Холламс, очевидно, принял Лими за одного из криминальных дружков Уилкса, потому что тот употреблял воровские словечки а-ля «блёстки» и «положенное», и сказал (в терминах, которые Лими понять не смог), что любую добычу нужно в первую очередь нести ему самому, то есть Холламсу. И, конечно, было бы очень странно, если бы в этой сумке лежали не ценности из Рэдкот-Холла, потому что на тот момент никакая другая крупная кража не оглашалась.
Далее, среди украденных украшений лишь одно было выдающимся — знаменитый рубин. Вряд ли Холламс подвергал бы себя таким рискам, пытаясь отравить, побить, подкараулить бедолагу Лими и обыскать его жилище ради какого-то обычного украшения, — да на самом деле ради любого, кроме этого рубина. Так что на фоне всех этих событий у меня сформировалось очень сильное подозрение, что Холламс отчаянно ищет этот камень. У Лими его не было, в этом я не сомневался — его манера говорить, его история, да и вообще вся личность говорили о том, что этот человек к делу причастен лишь случайно. Тогда единственным возможным «владельцем» украшения оставался Уилкс, и у него определенно был соблазн прикарманить его себе, не делясь столь ценной добычей со своим лондонским боссом. Передача сумки ирландцу дала ему огромный шанс отвести от себя подозрения, и результат налицо. Самая отчаянная из атак Холламса на Лими, несомненно, была предпринята с целью убить или покалечить его на железнодорожной станции, чтобы получить возможность под видом доктора обыскать несчастного. В то время он, вероятно, был на грани отчаяния, потому что, не сомневаюсь, весь тот день ходил по пятам за Лими в попытках найти возможность добраться до его карманов.
Побег Уилкса от Холламса подтвердил мои предыдущие догадки. Холламс, наконец удостоверившийся, что у Лими желанного украшения нет, пришел к выводу, что Уилкс обводит его вокруг пальца и попытался шантажом выманить у сообщника камень при помощи второго негодяя и пистолета. Остальные мои действия вполне ясны. Я знал, что Уилкс не упустит возможности забрать камень, если узнает, что Холламс заперт в тюрьме. Я снабдил его несколькими фунтами и позволил вывести нас к своему тайнику, что он и сделал. Думаю, это все.
— Должно быть, он из моего дома прямиком отправился на кладбище, — заметил сэр Валентин, — чтобы спрятать награбленное. Это было действительно хладнокровно.
— Только твердая и холодная рука может в одиночку провернуть такую кражу, — ответил Хьюитт. — Думаю, что все его инструменты вместе с остальными украшениями были как раз в той сумке, которую перевозил Лими. Должно быть, это какой-то небольшой и аккуратный набор.