— Я не забуду, — ответил доктор.
Затем подумал про себя: «Да, я не забуду. Тем более что теперь можно расспросить Эстер, и она ответит мне».
Между тем посторонние оставили комнату, и Этьен остался вдвоем со своим помощником.
— А!… — вскричал последний, взволнованный до слез, бросаясь на шею Этьену. — Какое хладнокровие!… Какое мужество!… Какая верность глаза и руки… Я положительно восхищен!…
— Я отказываюсь от восхищения, — ответил, улыбаясь, Этьен, — но ваша симпатия глубоко трогает меня.
— Вы не сомневаетесь больше в выздоровлении?
— Мне кажется, что сомнение тут невозможно.
— Что прикажете?…
— Полнейшее спокойствие и строгую диету.
— Рассчитывайте на меня. Я сам буду заботиться обо всем. Когда вы снова придете?
— Сегодня вечером.
Этьен поехал домой, наскоро пообедал и отправился на Университетскую улицу.
Лицо его выражало радость, глаза необыкновенно сверкали. Как ни был он скромен, он все-таки чувствовал, что имеет право гордиться.
«Я теперь кое-что значу, — думал он. — Я завоевал себе место… Теперь я могу идти вперед, высоко подняв голову, с надеждой в сердце… И Богу известно, что я мечтаю о славе и богатстве только для того, чтобы разделить их с Бертой».
Пятого ноября Жан Жеди сказал своему спутнику, от которого тщательно скрывал покупку дома:
— Ну, мой юный друг, надо подумать об отъезде.
— Я готов, — ответил Миньоле. — И, между нами, море начинает надоедать мне. Мы едем сегодня вечером?
— Нет, завтра утром. Поезд отходит в семь часов, и мы будем в Париже в половине двенадцатого. Но, прежде чем ехать, мне надо запастись провизией…
— Устрицами? — смеясь, спросил Миньоле.
— Да, именно. Что обещано, то свято. Честный человек должен держать свое слово. Мы прикажем завтра рано утром отнести ящики с устрицами на вокзал. После обеда отправимся в Гаврский театр, а завтра утром пустимся в путь в столицу… Вот распорядок нашего путешествия.
— Идет, — сказал Миньоле.
В программе ничто не было изменено, и на другой день утром в семь часов приятели уехали из Гавра с ящиками устриц.
Тефер не забыл ни даты возвращения Жана Жеди в Париж, ни часа, назначенного для приезда.
В одиннадцать утра, переодетый матросом, он отправился в Батиньоль к герцогу де Латур-Водье, который уже ждал его.
Бывший любовник Клодии был одет в свой обычный костюм мелкого буржуа и синие очки, которые совершенно меняли его лицо.
Сенатор и полицейский отправились на Гаврскую станцию.
— Вы двадцать лет не видели этого человека?
— Да.
— Уверены, что узнаете его?
— Совершенно уверен! Он из тех людей, которые мало меняются с годами. Я как сейчас вижу его перед собой. Это был высокий малый, страшно худой, с выдающимися скулами… Лицо, какие не забываются.
— Хорошо. Мы возьмем экипаж по часам и остановимся напротив выхода.
— Пропустят ли нас?
— Мне будет достаточно показать карточку инспектора. Подумают, что мы пришли караулить кого-нибудь по приказанию префектуры. Когда вы увидите вашего молодца, вы толкнете меня, и мы поступим согласно обстоятельствам.
Все было сделано так, как сказано, и в половине двенадцатого раздался звонок, извещавший о прибытии поезда.
Герцог и Тефер встали у самого выхода.
Несколько минут продолжалась всеобщая суматоха. Приехавшие пассажиры бежали, толкаясь, стараясь пройти вперед и успевая только мешать пройти себе и другим.
Вдруг герцог сделал быстрое движение. Он заметил высокого малого, уже старого и очень худого, с аскетичным лицом, в сопровождении молодого человека, и с первого взгляда узнал Жана Жеди.
Он толкнул локтем Тефера.
— Понимаю, — прошептал последний, и без того уже глядевший на двух путешественников. — Мы отправимся за ними.
Жан Жеди и Миньоле отдали билеты и направились к фиакрам, не подозревая, что за ними следят.
— Вы убеждены, что это он? — спросил Тефер.
— Вполне убежден. Он изменился очень мало.
Старый вор остановился против фиакра.
— Эй! Вы свободны? — спросил он кучера.
— Да, свободен, буржуа, к вашим услугам.
— Я вас беру… Дайте мне билет.
— Вот мой номер, его легко запомнить, номер 13. Есть у вас багаж? В таком случае, присылайте его. Мы положим его наверх, и Милорд отвезет вас.
— Вы слышали?… — шепнул герцог на ухо Теферу.
— Что?
— Они берут фиакр номер 13.
— Это вас беспокоит?…
— Да, немного.
— А мне кажется, нет никакой причины беспокоиться. Это случай, вот и все… Главное в том, чтобы Жан Жеди не ускользнул от нас… Идемте, герцог.
Тефер вернулся с Жоржем к оставленному ими экипажу и, показав кучеру карточку инспектора, сказал:
— Видите этот фиакр, последний в линии, номер 13?
— Да.
— Вы должны ехать за ним на некотором расстоянии, чтобы не возбуждать подозрений.
— Будьте спокойны, я знаю свое дело. Садитесь!
Через десять минут фиакр Пьера Лорио тронулся в путь, нагруженный ящиками с устрицами.
Кучер Тефера дал ему отъехать вперед метров двадцать и тронулся следом.
Герцог Жорж спустил переднее стекло и наблюдал за фиакром с жадным любопытством.
Номер 13 спустился по Амстердамской улице до заставы Клиши, затем, повернув направо, поехал по наружным бульварам и остановился у ресторана «Черная бомба», который существует и поныне.
Следовавший за ним фиакр остановился шагах в сорока сзади.
Хозяин «Черной бомбы» вышел на порог. При виде устричных ящиков, лежавших наверху, он улыбнулся и без труда угадал, что один из приехавших — странный клиент, от которого несколько дней назад он получил письмо с деньгами.
— Вы приехали из Гавра? — спросил он Жана Жеди, почтительно кланяясь.
— Да, — ответил старый вор, — это я писал вам.
— Я это угадал.
— Черт возьми, у вас хорошее чутье!
— Это не чутье, а устрицы.
— Правда! Я и забыл про них.
— Потрудитесь выйти: я прикажу снять устрицы и отнести их в холодное место.
— Вы поняли мое письмо? — спросил Жан Жеди.
— Конечно, оно было написано очень ясно.
— Все будет готово сегодня вечером?
— Да, в шесть часов.
— Вы знаете, что я не постою за деньгами. Вот новый билет в пятьсот франков.
— О! Не беспокойтесь, я сделаю все отлично.
— Не жалейте трюфелей!
— Трюфели будут во всем. Угодно вам посмотреть меню?
— Не стоит, я полагаюсь на вас.
— И вы не раскаетесь. А так как у меня в моих залах сегодня бал, то, кроме всего, у вас будет музыка.
— А теперь подайте нам завтрак, — сказал Жан Жеди, — да пошлите водки моему кучеру.
— Какой номер?
— Номер 13.
— Слушаюсь, через пять минут все будет подано.
Завтрак был быстро подан и так же быстро съеден.
— А теперь, — сказал Жан Жеди, обращаясь к Миньоле, — я тебя отпускаю.
— Куда ты идешь?
— По своим делам. До вечера.
— Где мы встретимся?
— В кафе театра Монмартр, на площади.
— В котором часу?
— В половине шестого.
Старый вор вернулся к фиакру и приказал кучеру ехать в Бельвиль на улицу Ребеваль.
— Поезжайте скорее, — сказал он, — получите хорошо на водку.
И прибавил про себя: «Незачем проходить мимо привратника, так как у меня есть ключ от боковой калитки».
Приехав на улицу Ребеваль, старый вор взял чемодан, купленный в Гавре, вышел из фиакра, щедро заплатил Пьеру Лорио, который сейчас же уехал, и, не обращая внимания на стоявший в пятидесяти шагах фиакр, вошел к себе.
Тефер видел все.
— Отлично, — сказал он герцогу, — наш молодец открыл дверь своим ключом, следовательно, он живет один в этом маленьком флигеле. Привратника нет. Когда придет время, я без труда открою дверь, и ваше дело легко будет сделано.
— Когда мы начнем действовать? — спросил герцог.
— После наступления ночи.
— А что же теперь?
— Ровно ничего. Мне надо принять меры. Идите домой, герцог, будьте спокойны и сегодня вечером, в десять часов, возьмите оружие и приходите ко мне.
— Где мне вас ждать?
— Недалеко отсюда: у Бельвильской заставы.
— Вы думаете, что все получится?
— Я отвечаю за это. Случай за нас.
Сообщники удалились.
Жан Жеди, затворив дверь, вошел в маленький двор, вырыл жестяную шкатулку и перенес ее в свою спальню.
Прежде чем открыть ее, он осмотрел содержимое бумажника.
— Два билета по тысяче франков и один в пятьсот, — это больше, чем надо для того, чтобы кутить две недели. Поэтому я выну только пять тысяч франков и отправлю их нотариусу за дом. Кто платит долги, тот богатеет.
Он вынул из шкатулки пять билетов по тысяче франков, положил вместо них купчую на дом и ключи от него, затем снова зарыл свое сокровище под кустом лилий.
— У меня теперь около семидесяти восьми тысяч франков, — сказал он, — положим семьдесят тысяч, так как мне придется истратиться на переезд, обстановку, белье и т. д. Пять процентов со ста составит три тысячи пятьсот франков дохода. Этого мало. Мне нужно вдвое больше, чтобы жить припеваючи. И так как мне надо отдать половину Рене Мулену, то, следовательно, с мистрисс Дик-Торн и ее друга, Фредерика Берара, надо получить сто сорок тысяч франков. После этого я оставлю их в покое, и, мне кажется, они должны радоваться, что дешево отделались. Завтра, после кутежа, мы отправимся с Рене с официальным визитом… Черт возьми, представляю, какая глупая мина будет у них! Смешно об этом подумать!
Жан Жеди переоделся, положил бумажник в карман и вышел, заперев дверь.
Затем он зашел в первый попавшийся трактир, спросил бумагу, конверт, перо и сургуч и, написав письмо гаврскому нотариусу, вложил в него пять билетов по тысяче франков, запечатал пятью печатями и отдал в ближайшее почтовое отделение.
Он должен был встретиться с Миньоле только в половине шестого и, чтобы как-нибудь убить время, отправился к парикмахеру, который побрил его и завил.