Берта ничего не ответила, чувствуя, что доктор прав.
— Та соседка, которая вместе со мной ухаживала за вами, могла бы, мне кажется, быть хорошей сиделкой. Знаете ли вы ее настолько, чтобы согласиться взять к себе?
— Она добрая и честная женщина, и я надеюсь, что она согласится помочь мне за небольшое вознаграждение.
— Я очень рад… и вам также, моя дорогая, надо беречь себя. Смотрите на будущее без боязни и помните, что я ваш преданный друг.
Берта крепко пожала руку доктора:
— Я знаю. Вы слишком много для нас сделали, чтобы я могла сомневаться.
Эти слова заставили Этьена потерять голову от счастья, и он быстро привлек к себе Берту, которая на мгновение забыла все свои печали.
Он быстро овладел собой и, прикоснувшись губами к ее лбу, выпустил Берту из своих объятий.
Взглянув еще раз на больную, которая уснула, он ушел, обещав прийти вечером.
«Она будет моей женой!» — думал он, спускаясь по лестнице…
Прошло два дня. Мадам Леруа, окруженная тщательными заботами, тем не менее была все еще страшно слаба. Мысли ее были постоянно заняты Рене Муленом, и утраченные надежды убивали несчастную женщину.
Этьен смутно подозревал, что у Анжелы есть тайное горе, но не решался расспрашивать.
Со времени ареста Жана Жеди прошла неделя.
Двое суток арестованный пробыл в префектуре до допроса, после которого его должны были подвергнуть предварительному заключению.
Они показались ему бесконечными.
Хотя он узнал от Гусиного пера, в чем дело, но не мог угадать, о какой краже донес на него Филь-ан-Катр.
Наконец, на третий день его привели к следователю, и его законное любопытство было удовлетворено. Напрасно он клялся, что невиновен, и даже пытался доказать свое алиби. Его прошлое было таково, что следователь не счел возможным выпустить его на свободу.
Жан Жеди, человек мстительный, думал только о том, как бы встретиться с Филь-ан-Катром, чтобы свернуть ему шею.
Его отправили в Сент-Пелажи.
Жан Жеди вошел во двор, наполненный арестантами. Одни прогуливались, другие разговаривали, третьи сидели молча. Первое поразившее его лицо было лицом его врага. Филь-ан-Катр также увидел Жана и побледнел.
Жан Жеди, улыбаясь, живо пошел ему навстречу. Эта улыбка успокоила Филь-ан-Катра.
«Он, кажется, не очень на меня сердится, — подумал тот. — Я отделаюсь несколькими упреками».
Он ждал очень спокойно.
Жан Жеди, худой, как скелет, тем не менее обладал большой силой.
Когда он был уже на расстоянии шага от Филь-ан-Катра, его правая рука, висевшая вдоль тела, вдруг поднялась, и сжатый кулак ударил доносчика прямо в лицо.
У Клода Ландри кровь полилась из носа, и он упал навзничь. Тем не менее он быстро вскочил и, вне себя от гнева и боли, бросился на своего противника. Жан Жеди, ожидавший нападения, схватил его прежде, чем сторож успел их разнять.
Клод Ландри был уведен в лазарет, а Жан Жеди заперт в карцер. Но он был доволен, так как отомстил, и при первом удобном случае решил повторить трепку.
Директор тюрьмы осведомился о причине ссоры и, чтобы избавиться от повторения, потребовал, чтобы Клода Ландри перевели в другую тюрьму. Перевод состоялся в течение недели, во время которой Жан Жеди сидел в карцере.
Рене Мулен тоже был переведен из префектуры в Сент-Пелажи.
Придя в комнату, где его должны были обыскивать, он заявил о части спрятанных денег.
Секретарь взял их, сказав, что будет отдавать их ему небольшими суммами, и спросил, желает ли он иметь отдельную комнату.
Рене ответил отрицательно, так как, по некоторым соображениям, хотел находиться в обществе арестованных.
В кармане для часов у него было несколько золотых монет, ключ от квартиры по-прежнему находился в воротнике пальто.
Войдя во двор Сент-Пелажи, Рене сначала почувствовал стыд, смущение и вместе с тем неодолимое отвращение.
Он был хорошо одет, и потому все надеялись чем-нибудь поживиться. Его стали расспрашивать. Каждый желал знать, почему он арестован.
Рене подумал, что с волками следует выть по-волчьи, и выдумал сказку, которая, не выдавая его положительно за мошенника, все-таки предоставляла свободное поле для предположений и позволяла работать воображению.
Затем он предложил угощение и окончательно понравился всем. Это входило в его план. Он хотел приобрести себе друга в лице какого-нибудь заключенного, готового выйти на свободу, и поручить ему отнести на улицу Нотр-Дам ключ и письмо. Тогда мадам Леруа могла бы в его отсутствие взять черновик письма.
К несчастью, он скоро заметил, что исполнение его проекта представляет серьезную опасность.
Окружающие, почувствовавшие к нему расположение, так как принимали его за смелого мошенника, не скрывались перед ним, желая приобрести его уважение. Они показались ему такими испорченными и полными цинизма, что было бы безумием просить их об услуге. Ведь тот, кому он поручил бы отнести письмо, без сомнения, прочел бы его дорогой и, вместо того, чтобы отдать мадам Леруа, отправился бы сам на Королевскую площадь, чтобы обокрасть его квартиру.
Эти соображения были слишком правдоподобны, чтобы не остановить Рене. А между тем случаев представлялось много. Каждый день являлись оправданные мошенники, чтобы взять свои вещи и выйти на свободу; но Рене все-таки не решался действовать, хотя понимал всю необходимость этого шага. Он знал, в каком беспокойстве должна была находиться мадам Леруа.
«Может быть, она уже считает меня сомнительной личностью, арестованной за дурной поступок», — думал он.
Кроме того, он беспокоился о материальном положении Анжелы и Берты. Он знал, что со смертью Абеля истощились их средства; им угрожала нищета; и в ту минуту, как он явился к ним с помощью, роковая судьба вдруг сделала его бессильным.
Рене предавался самым мрачным мыслям, когда на двор вошел человек, физиономия которого привлекла его внимание.
«Черт возьми! Где я его видел?» — спрашивал он себя. Незнакомец удивился и прямо пошел к нему.
— Я, кажется, не ошибаюсь? Я виделся с вами в «Серебряной бочке», на улице Акаций, недели полторы назад. Мы с вами чокнулись.
Это был Жан Жеди, срок наказания которого закончился.
— Да, это я, — ответил Рене, — я также узнал вас.
— В таком случае, давайте руку. Я очень рад встрече.
— Я точно так же, хотя, между нами будет сказано, предпочел бы встретиться с вами в другом месте.
— Что делать, надо смотреть на вещи спокойнее.
— Я с вами согласен, но здесь вы едва ли можете встретить особу, которая должна составить вам состояние.
— Я встречу ее позднее… Это вопрос времени и терпения.
— Значит, вы не теряете надежды?
— Нет, напротив, с той минуты, как я вас увидел, я почти убедился, что наследство не ускользнет от меня.
— В таком случае, поздравляю вас.
Подумав немного, Жан Жеди продолжал:
— Если бы вы были ловким и сговорчивым, может быть, мы бы с вами сошлись. Скажите, за что вас арестовали?
— Я сам не знаю!
— Полноте шутить!
— Нет, даю вам слово…
— То есть у вас столько грешков на совести, что вы не знаете, за который попались?
Рене понял, что Жан Жеди так же, как и другие, принимает его за мошенника, и решил не противоречить, чтобы иметь право на уважение своего собеседника.
— Да, это правда, — сказал он. — Меня еще не водили к следователю, и я ровно ничего не понимаю.
— В таком случае, желаю вам быть счастливее меня. Представьте, что у меня было настоящее, серьезное алиби, но оно мне не помогло, и меня будут судить, хотя я белее снега, за воровство, в котором обвиняет меня один негодяй.
— А, вас обвиняют в воровстве, — сказал Рене с отвращением, которого Жан Жеди не заметил.
— Да, в воровстве часов. Меня считают сообщником, но мое алиби подтверждается, и меня оправдают.
— От всей души желаю вам этого.
— Благодарю. Кстати, нашли вы женщину, которую искали?
— Да, я нашел ее, но в ту минуту, как я нашел ее, меня арестовали.
— Ах, какое несчастье!
— Я едва успел передать ей, что надо, но она не может действовать без меня, а между тем для нее это очень важно…
— Ба! — перебил Жан Жеди. — Вы увидите ее, когда вас выпустят!
— Кто знает, — прошептал глухим голосом Рене, — может быть, она умрет от горя. Я должен был передать ей одну вещь, которая сделает ее счастливой.
— Большая сумма? — спросил Жан Жеди.
— Нет, письмо… письмо, спрятанное у меня. От него зависит честь ее имени.
— А! Какая-нибудь семейная тайна! И вы говорите, что письмо спрятано у вас?
— Да, в столе.
— А вы не боитесь, что полиция, делая обыск, найдет его?
— Нет, так как полиция не знает моего адреса.
— Вы в этом уверены?
— Вполне.
— В таком случае, отлично! Вы затрудняетесь передать этой даме письмо?
— Да, конечно.
— Мой милый, это доказывает, что ты очень прост. Как!… На этом дворе, где каждый день кто-нибудь выходит на свободу, ты не смог поручить отнести письмо?
Жан Жеди без церемонии говорил «ты» своему товарищу по заключению. Рене нисколько не сердился. Он не испытывал к Жану Жеди такого отвращения, как к остальным.
— Мне приходила такая мысль, но я боялся…
— Почему?
— У меня есть дома важные бумаги, а кто знает, может быть, человек, которому будет поручено мое письмо, прочтет его и возымеет намерение произвести самому обыск в моей квартире.
— Да, конечно, это может случиться, если не уметь выбрать, а для этого нужно чутье, ты же, несмотря на возраст, кажешься мне новичком.
— Я не говорю противного, — прошептал Рене.
— Отлично, ты, по крайней мере, скромен. Одно другого стоит. А теперь скажи мне, хочешь ли уведомить свою даму, где находится бумага?
— Конечно, хочу и с удовольствием дам золотой тому, кто добросовестно исполнит поручение!
— Золотой, конечно, не испортит, но даже и без денег я берусь найти нужного человека.
— Здесь?