Эти отвратительные слова были сказаны с ужасным спокойствием. Берта, вне себя от ужаса, откинулась назад и прижалась в угол фиакра, стараясь быть как можно дальше от своего спутника, глаза которого сверкали во мраке, точно глаза дикого зверя.
— Куда же вы меня везете?
— Увидите, когда приедете.
— Значит, вас прислал не Рене Мулен?
— Он или кто другой, — вам объяснят там.
— Где там?
— Я уже сказал, что вы увидите.
— Вы негодяй!
— Бранитесь сколько угодно, если это вам нравится, только не слишком громко.
— А! — с отчаянием сказала Берта. — Я позову на помощь!
И она начала кричать:
— Помогите! Помогите! Ко мне!
Термонд оттолкнул ее и, закрыв ей рот рукой, дал почувствовать лезвие ножа.
Дюбье продолжал петь.
Берта в отчаянии упала на подушки. Ее терзали мрачные предчувствия. Она думала о врагах Рене, о тех таинственных людях, которые один раз чуть не погубили его. Она решила, что находится в их власти и, следовательно, погибла.
Она думала об Этьене Лорио, о своих разбитых надеждах; крупные слезы полились из ее глаз, и наконец она громко зарыдала.
Термонд скрестил руки, но не выпускал ножа.
Милорд казался неутомимым: экипаж продолжал быстро катиться вперед.
Мало-помалу рыдания Берты прекратились, и слезы перестали течь. Девушка обратилась к Богу с горячей молитвой, и спокойствие вернулось в ее душу. Мысль об убийстве казалась ей невероятной, и она говорила себе, что, по всей вероятности, разлучая ее с Рене и удаляя из Парижа, эти люди имели разные причины; ее, может быть, будут держать в заключении некоторое время, но не убьют, и настанет день, когда она снова будет свободна и увидит Этьена.
Тогда она решила разыграть покорность.
Девушка конвульсивно держалась руками за подушки экипажа. Вдруг ей под руку попалась маленькая записка. Она схватила ее и сунула себе в перчатку.
«Кто знает, — думала она, — это может быть какое-нибудь доказательство, забытое негодяями, которое со временем послужит мне против них».
Как ни смутна и ни невероятна была подобная надежда, тем не менее она поддерживала несчастную Берту и уменьшала ее страх.
В это время фиакр стал двигаться не так скоро. Они проехали деревню Баньоле и стали подниматься по дороге, ведущей на холм.
Грязная дорога была страшно скользкая, так что кучер должен был сойти на землю и вести Милорда под уздцы.
Наконец они поднялись на вершину холма.
Глухой стук колес по грязной дороге донесся до слуха полицейского.
«Наконец-то!» — подумал он, вынимая из кармана бархатную полумаску и надевая ее.
Прошло несколько минут.
Тефер заметил вдали темную массу, которая медленно продвигалась и, наконец, остановилась. Это был фиакр номер 13.
Он подошел.
— Ну что? — спросил он у Дюбье.
— Привезли, хотя не совсем спокойно. Когда девушка поняла, что попала в ловушку, она пробовала сопротивляться…
В это время дверца отворилась, Термонд вышел и, повернувшись, сказал Берте:
— Мы приехали, сударыня, выходите.
Берта, дрожа, повиновалась.
Ее глаза, привыкшие к темноте, различили третьего человека, стоявшего перед экипажем в маске. Ее страх усилился.
— Не кричите, а не то… — сказал Термонд.
Он не закончил, а только поднес нож к глазам Берты.
— Я буду молчать, — прошептала она.
— Следуйте за этим господином, — сказал кучер, указывая на Тефера.
Девушка пошла вслед за ним.
Термонд и Дюбье, привязав лошадь у ворот, последовали за ними.
Жорж де Латур-Водье, услышав шум шагов, поспешно бросился за дрова. Он не думал отступать, но в то же время его обуял страх.
Дверь отворилась, и пленница появилась между тремя сторожами.
— Зажгите свечу, — сказал Тефер, — и проводите эту особу на второй этаж.
Берта и не думала сопротивляться. Ей казалось, что она видит дурной сон. Она чувствовала свою беспомощность и обращалась к Богу. Она глядела на своих трех спутников, почти не замечая их.
Термонд сейчас же исполнил приказание патрона.
— Идите, — сказал он, — и не забывайте, что надо молчать.
Берта покорно последовала за ним. Он заставил ее пройти через две комнаты, подняться по лестнице и ввел в довольно большую залу. Тут он поставил свечку на стол.
— Вы видите, что на окнах крепкие решетки, следовательно, было бы бесполезно пытаться бежать. Ставни закрыты, и я не советую вам открывать их, так как видеть нечего, а это может обойтись для вас плохо.
Берта ничего не ответила и скорее упала, чем села, на стул. Термонд вышел, закрыв двери на ключ.
Когда он спустился, Дюбье рассказал Теферу и герцогу все происшедшее.
Герцог обвязался платком, который скрывал три четверти его лица.
— Мы сделали то, что нам было поручено, — сказал Термонд, — и, полагаю, что сделали хорошо. Давайте деньги, господни Гоше, и поскорее: мы уедем через Монтрейльскую дорогу. Она, правда, не особенно хороша, но зато короче.
— Сколько еще нужно этим людям? — спросил герцог.
— Тридцать пять тысяч франков.
Жорж молча вынул бумажник и положил на стол тридцать пять билетов по тысяче франков.
— Мы сделали кое-какие издержки, — решился заметить Термонд, тогда как Дюбье пересчитывал и собирал драгоценные бумаги.
Герцог прибавил еще тысячу франков.
— Дело кончено ко всеобщему удовольствию, — сказал Дюбье, — теперь выпутывайтесь, как вам угодно, — это ваше дело. Мы уезжаем.
— Я советовал бы вам уехать для развлечения за границу, — сказал Тефер.
— Благоразумный совет, которому мы немедленно последуем.
— Куда вы поедете?
— В Швейцарию, на родину Вильгельма Теля и женевских часов, — мне надо починить мои.
— Я так и думал. Вот вам два визированных паспорта и желаю счастливого пути.
— Благодарю вас, — сказал Дюбье, опуская паспорта в карман. — До свидания, господа, желаю счастья.
Термонд открыл шкаф, вынул из него довольно большой узел, который надел на руку, и последовал за Дюбье.
— Ты ничего не забыл? — спросил последний, проходя через сад.
— Нет, все наше старое тряпье в этом узле. Там мы обновим наш гардероб.
— Он нуждается в этом.
— Со мной также маленький кошелечек, в котором лежит штук пятьдесят монет нашей фабрикации.
Дюбье остановился.
— Брось это! — с гневом вскричал он. — Теперь, когда мы богаты, было бы глупо носить с собой фальшивые деньги. У тебя голова пошла кругом!
— Что же ты думаешь делать с этими бедными монетами?
— Выбрось — вот что.
Термонд повиновался, хотя и с сожалением. Он вынул из кармана маленький кошелек и с размаха бросил его через стену.
Кошелек описал кривую линию и упал на довольно большом расстоянии на краю оставленной каменоломни, в глубину которой свалился.
Во время падения шнурок разорвался, и одна фальшивая монета, вывалившись из кошелька, осталась на земле.
Мошенники вернулись к фиакру.
— Садись рядом, — сказал Дюбье, — нам надо поговорить.
И оба уселись на козлах. Дюбье ударил бичом лошадь Пьера Лорио, и экипаж исчез во мраке, а через три четверти часа они без всяких приключений переехали через заставу, остановили фиакр на набережной и сошли. Дюбье вынул уздечку изо рта Милорда, снова надел ему на голову мешок с овсом, снял свой кучерский костюм, шляпу, парик и бакенбарды и надел фуражку, которую вынул из кармана.
— Что ты будешь делать с этими тряпками? — спросил Термонд.
— Конечно, брошу в Сену.
— Очень жаль: они что-нибудь стоят.
— Да, конечно, но могут нас скомпрометировать.
Термонд взял вещи, свернул их и спустился к реке, чтобы исполнить приказание Дюбье.
Последний намочил свой платок в луже и отклеил черную бумагу с номеров фиакра.
Термонд вернулся с пустыми руками.
— Все потонуло, — сказал он.
— Отлично.
— А теперь отправимся на железную дорогу, потому что как раз время.
Негодяи поспешно побежали на станцию, а несколько минут спустя обход городских сержантов обнаружил фиакр без кучера и отвел его на полицейский пост.
Берта Леруа без крика и сопротивления вошла в мрачный дом на холме.
Сенатор и Тефер удивлялись ее молчанию и покорности. Негодяи, которые ее привезли, говорили, что она возмущалась по дороге, и утверждали, что принуждены были угрожать ей, чтобы заставить молчать. Почему же теперь она была так спокойна?
— По всей вероятности, она надеется на освобождение, — сказал герцог. — Но что может быть причиной этой надежды? Без сомнения, она рассчитывает на Рене Мулена!
Тефер пожал плечами.
— Какое нам дело? — прошептал он.
— Может быть, больше, чем вы думаете. Рене Мулен очень ловок, — более ловок, чем вы, мой милый, так как мы потеряли его след и думали, что он уехал в провинцию, тогда как он не оставлял Париж.
— Почему вы это предполагаете, герцог?
— Я не предполагаю, а уверен. Разве вы не слышали, что рассказал один из ваших людей несколько минут назад? Час, назначенный вами для похищения, почти минута в минуту совпал с часом свидания, назначенного Муленом этой девушке. Поэтому она так легко попала в западню. Но где ждал ее этот человек и под каким именем скрывается? — вот что надо узнать. И теперь, когда вы думаете, что он далеко от Парижа, он, по всей вероятности, готовит мне бесчестье и разорение.
— Эх, герцог, — возразил Тефер, — все это не важно, так как Берта Леруа исчезнет. Нет сомнения, что Рене Мулен в Париже и работает против нас, но он напрасно будет искать ту, которая была его силой. У льва обрублены когти. Мои предосторожности приняты, люди, которые нам помогали, будут завтра за границей. К тому же они не знают ни моего лица, ни моего имени, для них я — Про-спер Гоше. Через час пожар уничтожит дом, и кто заподозрит, что под горящими обломками скрывается обгоревший труп женщины? Прогоните бесплодный страх. Смерть сироты делает вас полным хозяином положения.