— Дай Бог, чтобы это случилось не слишком поздно, — прошептал Этьен. — На что же вы решились? Надо действовать немедленно! Я не могу перенести мысли, что, может быть, Берта напрасно призывает нас!
— Прежде всего нужно, чтобы ваш дядя подал жалобу.
— Иду сию минуту! Дайте мне пуговицу от ботинка!
Рене подал пуговку Пьеру, который тщательно спрятал ее в портмоне.
— Я вернусь на улицу Берлин: хочу уведомить мистрисс Дик-Торн, что принужден оставить ее. Мне необходимо быть совершенно свободным и располагать своим временем. Тем не менее я не потеряю из виду эту даму.
— Что касается меня, — сказал Этьен, — то я не в состоянии оставаться без дела. Я отправлюсь собирать справки в указанные вами местности. Когда и где мы увидимся?
— Я буду приходить к вам каждый вечер, и мы будем отчитываться друг перед другом о результатах наших поисков.
— Вы по-прежнему живете на Королевской площади?
— Сегодня я перееду и дам вам новый адрес.
— Итак, до вечера.
Рене простился с дядей и племянником и поспешно сел в фиакр, который привез его.
Что касается Пьера Лорио, то он позавтракал с Этье-ном и отправился в суд.
Мистрисс Дик-Торн, разбитая усталостью, измученная ужасными волнениями прошлой ночи, несмотря на всю свою озабоченность, проспала несколько часов. Но сон ее был тревожен и полон ужасных сновидений.
Она встала в девять часов утра, поспешно оделась и сейчас же потребовала метрдотеля.
Ей отвечали, что Лоран вышел по делам. Но Клодия не обратила на это внимания, так как хотела дать ему какое-то пустое приказание.
Она оставила дом и поехала к герцогу де Латур-Водье, которого обвиняла в том, что он приказал Жану Жеди обокрасть ее.
Вне себя от ярости, она готова была на все.
Клодия пешком дошла до станции Сен-Лазар, взяла там карету по часам и приказала ехать на улицу По-де-Фер-Сен-Марсель.
«Не подозревая о моем посещении, — думала она, — герцог, без сомнения, не позаботится приказать не принимать меня. Кроме того, меня ничто не остановит, — я готова войти силой».
Герцог Жорж, расставшись с Тефером, вернулся домой в состоянии полнейшего нравственного и физического истощения.
Напрасно он старался заснуть: воспоминания ночи терзали его. Перед его глазами стояла ужасная драма, развязкой которой был удар ножом и пожар.
Он вздрагивал от ужаса при мысли о своем преступлении, хотя говорил себе, что оно останется неизвестным, что смерть Берты прекратит борьбу и что его беспокойство должно закончиться, так как у него останется только один противник — Клодия Варни, которую он готов был обезоружить, пожертвовав частью своего состояния и будущностью приемного сына.
Жорж, следуя советам полицейского, решил расстроить брак Анри с Изабеллой де Лилье и принудить его жениться на Оливии. Он еще не знал, как возьмется за это дело, но рассчитывал на свою ловкость и находчивость.
Он обещал дать ответ в этот день, и надо было выиграть время, так как все считали его в отсутствии и он не мог переехать в свой дом на улице Святого Доминика.
«Во всяком случае, — думал герцог, — я дал ей вчера сто тысяч франков, что доказывает мою уступчивость и расположит ее к терпению. К тому же она слишком жадна и умна, чтобы зарезать курицу, которая несет золотые яйца».
Герцог сел за письменный стол и написал следующее письмо:
«Сударыня!
Особа, которая имела честь видеть вас вчера, поручила мне написать вам по поводу некоторых вещей, о которых вы условились. Вы ожидаете ответа, и он будет согласен с вашими желаниями, но не может быть дан сегодня по причинам, которые вы без труда поймете. Невозможно грубо разорвать брак, предполагаемый уже давно: необходима некоторая доза дипломатии, чтобы довести дело до нужного результата. Прошу вас не удивляться и не беспокоиться. Верьте, что ваше желание будет исполнено. Ожидайте близкого посещения и не сомневайтесь в искренней преданности вашего покорного слуги Фредерика Берара».
Герцог только что закончил письмо и перечитал его, как услышал стук колес остановившегося экипажа.
Он взглянул на часы.
— Еще нет десяти, — прошептал он. — Это, вероятно, Тефер.
Он положил письмо в конверт и надписал адрес:
«Мистрисс Дик-Торн, улица Берлин, 24».
В передней послышался звонок.
«Я не ошибся, — думал Жорж, — это Тефер. Какое у него может быть дело так рано?»
И он не спеша отправился отворять дверь, но в ту же минуту отступил, вскрикнув от удивления.
На пороге стояла Клодия Варни, и ее бледное лицо дышало ненавистью и угрозой.
Привратница, не получив от своего жильца никакого специального приказания, указала незнакомке на квартиру Фредерика Берара.
Жорж отступил, испуганный видом мистрисс Дик-Торн и угрожающим выражением ее глаз.
Клодия сделала несколько шагов и заперла за собой дверь.
— Я угадала, — насмешливо сказала она, — Фредерик Берар — не кто иной, как сам герцог де Латур-Водье.
Жорж, ничего не отвечая, отступил во вторую комнату. Он был бледен, крупные капли пота выступили на лбу, руки дрожали.
Напротив, мужество мистрисс Дик-Торн было возбуждено еще больше его испугом, и она следовала за ним по пятам.
— Итак, — продолжала она, — вы посмеялись надо мной, чтобы избавиться от угроз и не исполнить моих требований.
— Почему вы говорите это? — едва слышно спросил Жорж. — Неужели потому, что я скрыл от вас, кто Фредерик Берар?
— Может быть, вам было бы не совсем удобно высказать мне, по какому поводу благородный герцог де Латур-Водье покидает дом своих предков для такой лачужки? — продолжала Клодия.
— Я полагаю, что это обстоятельство не имеет ничего подозрительного, — возразил сенатор, к которому вернулось его хладнокровие.
— Но с какой целью это было сделано?
— Я знал о вашем приезде в Париж, знал ваш необузданный характер и хотел избавиться от первых безумных взрывов.
— Одним словом, вы меня боялись.
— К чему скрывать, что это так?
— Но теперь вы меня не боитесь?
— Чего мне вас бояться? Разве я не согласился на все ваши требования? Разве вы не получили от меня вчера чек на сто тысяч франков, который требовали? Что касается брака моего приемного сына и вашей дочери, то, не имея возможности дать вам ответ, обещанный вчера, я написал вам.
— Вы мне написали?…
— Да, вот письмо.
Герцог указал на заклеенный конверт с адресом мистрисс Дик-Торн. Потом он мало-помалу успокоился.
Что касается Клодии, то она приняла это спокойствие за насмешку.
— Что же вы мне написали? — спросила она, нахмурившись.
— Что мы рисковали бы скомпрометировать себя, действуя слишком быстро; что мне нужно больше суток, чтобы подготовить сына к разрыву с мадемуазель де Лилье и в особенности для того, чтобы заставить его решиться на новый союз. Прочтите!
Клодия разорвала конверт и прочла письмо.
— Вы видите, что это вполне логично, — сказал сенатор, когда она закончила.
— Довольно насмешек, герцог! Я вам не верю больше. Вчера, когда я была настолько глупа, что поверила вашим словам, вы бесстыдно лгали. Вы говорили, что хотите поговорить с сыном, а ваш сын считает вас путешествующим… Он не знает, что Фредерик Берар — его отец, и не ждет вас так скоро.
— Но откуда вам это известно?
— От вашего сына.
— Вы его видели?
— Да, он был вчера на моем балу. Но возвратимся к вам. Вы лгали вчера точно так же, как лжете теперь. Причина, которую вы выдумали, чтобы мотивировать отсрочку, кажется вполне логичной, но в действительности это только обман. Еще раз повторяю: вы меня обманываете!
Жорж, не подозревая причины, заставлявшей Клодию говорить так, слушал ее с удивлением.
— Я, право, не понимаю, какой интерес, — прошептал он, — вас обманывать? От брака, о котором мы говорим, зависит передача в мои руки бумаг, которые могли вызвать разорение и обесчестить меня. Неужели я могу не желать, чтобы этот брак состоялся? Отвечайте!
— Я отвечу, что вы подлец! Прежде вы были убийцей, теперь стали вором!
— Вором? — повторил де Латур-Водье, не веря своим ушам и думая, не сошла ли с ума его бывшая любовница.
— Или, если вы это предпочитаете, сообщником вора, — что одно и то же. Бумаги, составляющие мое состояние: завещание вашего брата, расписка Кортичелли…
Она остановилась.
— Ну, что же? — со страхом прошептал герцог.
— Вы посмели их украсть у меня!
— Я?!
— Да, вы, негодяй! И кому вы поручили это — человеку, которого наняли в убийцы на мосту Нельи, двадцать лет назад. Я считала его мертвым…
— Жан Жеди?
— Да, Жан Жеди!…
— Он жив?…
Клодия пожала плечами.
— Бесполезная комедия. Я ожидала этого притворного удивления и страха. Имейте, по крайней мере, мужество сознаться в вашей подлости!… Жан Жеди послан был вами ко мне сегодня ночью с двойной целью. Во-первых, он сыграл свою роль в картине, которая должна была напомнить мне ужасное прошлое. Затем, воспользовавшись моим обмороком, он сломал бюро и украл бумаги, в которых вы нуждаетесь, точно так же, как и сто тысяч франков, которые он, вероятно, получил, в награду за свой подвиг.
— Не сплю ли я? — с ужасом прошептал Жорж. — Все это безумно, невозможно!
— Э! — отвечала мистрисс Дик-Торн. — Если вы хотели оставить во мне сомнение насчет руки, совершившей преступление, то не следовало позволять вашему сообщнику смеяться надо мной… Разве он сделал это не по вашему приказанию?…
Клодия вынула из кармана клочок бумаги, найденный в ящике бюро вместо бумажника с деньгами, и подала его сенатору.
Последний, вне себя от ужаса, почти машинально прочел следующие строки:
«Расписка дана в Нельи в получении первого задатка за дело в ночь на 24 сентября 1837 года. Жан Жеди».
Негодяй зашатался. Глаза его налились кровью, белая пена выступила на губах, и задыхающимся от ужаса голосом он прошептал: