– Тебе спасибо, братец. – Анфиса тоже поклонилась Василию Павловичу, и они с Кешкой вышли на Гагаринскую.
– Вот твой ключ от сарая, – протянул Кешка.
– Нашел хоть, где сундук приткнуть?
– Сундук я маклаку загнал.
– А спать где будешь? На полу? Или между Гришкой и Наташкой? – подмигнула Кешке Анфиска.
– Ушел я от них. Наталья задумала меня грабануть, а потом в полицию сдать. Запер я её в твоём сарайчике.
– Свят, свят, свят! Ну и дела. Наталья тебе этого не простит. Жить-то теперь где будешь?
– В Вяземскую лавру пойду. Или ещё куда…
Отстояв небольшую очередь, Дерзкий вошел в камеру вещественных доказательств сыскной полиции.
– Вам чего? – нелюбезно спросил заведующий.
– Дело в том, – неспешно, чтобы лучше осмотреться, принялся рассказывать Дерзкий, – что в прошлом месяце я заложил отставному подпоручику Чванову медальон, о чем имею документ…
Он достал заполненную сегодня днем в «Баден-Бадене» ломбардную квитанцию на бланке, который прихватил в квартире брата.
– Убийца Чванова уже задержана, все заклады найдены, – быстро уяснив причину визита, оборвал посетителя чиновник. – Дело передано судебным властям. После приговора Окружного суда все заклады получат наследники…
– Мне бы убедиться, что мой в целости и сохранности… Семейная реликвия.
– Зачем же вы реликвию сдали ростовщику? – усмехнулся в усы заведующий.
– Нужда-с, знаете ли…
– Нужда-с… – передразнил чиновник. – Описи у меня нет, она в деле, а заклады вон в том ящике. – Он показал пальцем. – Видите, опечатаны?
– Да… – изобразив отчаяние в голосе, произнес Чванов. – Но как же мне узнать?
– Понятия не имею…
Отсутствие описи неприятно удивило Дерзкого. Здесь ли медальон? Ведь преступников было двое, Ефросинья и Иннокентий. Вдруг они украденное добро поделили?
Дерзкий вынул из кармана полтинник.
– Мне бы только убедиться…
– Попробуйте с Ефимычем поговорить. Это он дело раскрыл. И коробку тоже он собирал и опечатал.
Дерзкий достал второй полтинник:
– И где его найти?
– Пойдём, так и быть, покажу, – сказал подобревший заведующий, пряча оба полтинника в карман.
Они вышли в приемную.
– Эй, Ефимыч, к тебе пришли, – крикнул заведующий в толпу людей.
– Ушел он с полчаса назад, – буркнул кто-то справа.
– Уже в трактире, небось, – раздалось слева.
– Опоздал ты, парень, завтра приходи, – пожал плечами заведующий.
– В какой он ходит трактир? – уточнил Дерзкий.
– Обычно в «Константинополь», что на Гороховой…
Наталья больше часа стучала ногами в дверь сарая и орала что есть мочи, но двор, как назло, был пуст – дворники ушли завтракать. Когда же наконец они вернулись и взломали дверь, Наталья с проклятиями побежала к себе, где выяснила, что Кешка её обокрал.
– Два рубля забрал. А ещё сундук прихватил. Вот ведь паразит. Но я ему задам! – сложив руку в кулак, показала воображаемому Кешке Наталья. – Где ваш отец? – спросила она у старшего из детей.
– Енерал папке монетку дал, – ответил Ванька.
– Значит, в трактире, – сообразила Наталья и буквально через пару минут выволокла оттуда пьяного мужа, заперла в комнате, чтобы за детьми приглядывал, а сама отправилась в сыскную доносить на Кешку.
На прием к начальнику сыскной полиции Наталья попала случайно, лишь потому, что чиновник Яблочков отсутствовал в отделении. Крутилин выслушал разъяренную бабу сочувственно и пообещал разыскать Кешку. После её ухода он дернул сонетку. В кабинет тут же вошел дежурный.
– Ефимыча ко мне.
Дежурный надзиратель замялся.
– Бегом, живо, – подстегнул его Крутилин.
– Так это… Вы ж его домой отпустили…
– Черт побери, а ведь точно.
– Иван Дмитриевич, тут к вам нищий просится на прием. Прикажете прогнать?
– Тебе бы всех прогонять. Нищий тоже человек. Пусть заходит.
Увидев его, Крутилин встревожился:
– Я же запретил тебе сюда приходить. Тут, как на рынке, сотни людей.
– Дело больно важное, – пояснил нищий. – Потому и явился.
– Садись, рассказывай.
– После утренней службы пошел я в «Мышеловку» перекусить…
«Мышеловкой» назывался трактир в начале Обуховского проспекта в печально знаменитом доме князя Вяземского.
– …а там Оська Хвастун пирует. Ну и хвастается, конечно. Кличка-то у него неспроста. Мол, ростовщика он вчера подрезал.
– Погоди… – Крутилин прикрыл глаза, вспоминая картотеку. – Осип Губский по кличке Хвастун…
– Он самый, – подтвердил нищий.
– Воришка и мошенник.
– Так точно.
– Но не гайменник. Никак не гайменник.
Гайменниками называли убийц.
– Никак, – согласился нищий. – Но вчера и впрямь ростовщика убили. На Коломенской.
– Откуда знаешь?
– В нашей Лавре новости раньше вас узнают, Иван Дмитриевич.
Обитатели Вяземского дома в шутку называли свое жилище Лаврой, а себя монахами.
– Потому и пришел. Почувствовал, что болтает Хвастун не просто так. Потому что при деньгах, товарищей угощает, что за ним не водится.
– Тогда так. За Хвастуном проследи, постарайся выяснить, откуда у него деньги. Сюда больше не приходи. Я завтра сам к тебе на вечернюю службу зайду…
– Как скажете…
Нищий встал и пошел к двери.
– А ты Ефимыча моего знаешь?
– Ну как не знать?
– Отпустил я его, дел для него не было. А теперь появились. Будь другом, загляни по дороге в «Константинополь», скажи, что велел я ему сына Фроськи-крючочницы найти и арестовать.
– Сына Фроськи-крючочницы, – повторил нищий, чтобы не забыть.
– Скажи, что это очень важно. Мол, появились сведения, что этот сынок был вместе с ней на квартире у Чванова. У того самого ростовщика с Коломенской.
Нищий пробормотал про себя и эти слова начальника сыскной, чтобы не перепутать, и ушел.
Ярко-красную вывеску заведения «Константинополь» Чванов заметил в полусотне шагов на противоположной стороне. Перебежав наискоски Гороховую, Дерзкий спустился в полуподвал, где размещалась чистая половина трактира.
Одетый в белое половой тут же к нему подскочил:
– Чего изволите?
Дерзкий огляделся. В противоположном от входа углу за плотно заставленным солениями и бутылками столиком сидело четверо – «студент», «извозчик», «фабричный» и «мелкий чиновник».
– Водки. Да закусок получше. Я вон туда сяду. – Дерзкий указал на столик рядом с сыщиками, который на его удачу пустовал.
Агенты тоже пили водку, закусывали и обсуждали свои дела: как продвигается у «фабричного» розыск полусапожек, украденных у купчихи Черновой, и есть ли шансы у «студента» найти револьвер, похищенный в ресторане у штабс-капитана Курицина.
Дерзкий слушал их разговоры, размышляя, стоит ли знакомиться с компанией. «Нет, обожду. Пусть сперва наберутся как следует. Иначе интерес постороннего человека к убийству ростовщика покажется им подозрительным. И тогда меня возьмут в оборот, сверят физиономию с розыскной картотекой, и отправлюсь туда, откуда сделал ноги».
Терпение Дерзкого было вознаграждено. В трактир, несмотря на протесты полового, вошел нищий и поманил пальцем Ефимыча. Тот тут же встал, подошел к бродяжке и вместе с ним вышел на улицу.
Через пару минут Ефимыч вернулся и, сев за столик, налил себе рюмку и выпил:
– Вот ведь холера. Крутилин велел нам Фроськиного сынка срочно сыскать. Якобы тот в квартире у ростовщика вместе с ней был. В общем так, я еду на Воронежскую, а вы по своим частям как следует пошукайте.
– А как звать Фроськиного сыночка? – спросил «фабричный».
– Кешка.
– Ты хоть приметы его опиши, – попросил «чиновник».
– Лет десяти, русый, глаза голубые. Одет в лохмотья…
– Приметы, надо сказать, исчерпывающие, – хмыкнул «студент».
– Какие есть. Я его особо не разглядывал. Некогда было, – признался Ефимыч.
– А с каких пор у Крутилина курьерами нищие бегают? – удивился «чиновник».
– Вы разве его не знаете? Это у Ивана Дмитриевича главный агент. В Вяземской лавре обитает.
– Во как! Ладно, давай по последней, и бежим искать Кешку, – разлил по рюмкам остатки водки «фабричный».
Сыщики расплатились и ушли. Довольный собой, Дерзкий допил, доел и тоже отчалил. Всё, что нужно, он узнал. Таинственный Иннокентий оказался сыном Фроськи. Следовательно, все заклады его покойного братца они с мамкой и украли. И значит, заветный медальон лежит сейчас в коробке в камере вещественных доказательств. И Дерзкому теперь надо придумать, как его оттуда изъять.
Глава пятая
Крутилин стоял у окна, наблюдая, как чиновник Яблочков вылезает из пролётки и расплачивается с извозчиком. Через пять минут Иван Дмитриевич дернул сонетку, от чего в приемной забился радостной трелью колокольчик. Дежурный встал, оправился и вошел в кабинет.
– Яблочков вернулся?
– Так точно.
– Пусть зайдет.
Через минуту, благоухая дорогим о-де-колоном, Арсений Иванович приоткрыл дверь в кабинет шефа:
– Вызывали?
– Проходи, садись. Расскажи-ка ещё раз о вчерашнем убийстве процентщика.
– Так я ведь уже докладывал.
– Угу. А я сдуру доложил градоначальнику о раскрытии дела.
– Почему сдуру? Признание убийцей подписано.
– Значит, по-твоему, ростовщика убила крючочница?
– Да. Звать её Ефросиньей Соловьевой.
– Орудие преступления?
– Узкий кинжал. Воткнула ему в горло.
– Баба-пьяница воткнула в здорового мужика кинжал? – в голосе Крутилина Арсений Иванович отчетливо услышал сомнение. – Да у неё, небось, руки от водки постоянно дрожат.
– Пьяным море по колено.
– А ты уверен, что она пришла к ростовщику одна?
– Ну… она так утверждает…
– Уверен или нет?
– Уверен.
– Тогда прочти-ка заявление её квартирохозяйки. Та уверяет, что в квартире Чванова Фроська находилась вместе с сыном…