Конечно, «улов» не следовало сдавать сразу, а поднакопить до субботы. Но Кешка знал, что возвращаться на Воронежскую ему нельзя. И принял решение сдать свою добычу маклакам Вяземской лавры. Мать как-то обмолвилась, что там тоже живут коллеги-крючочники, а при них, естественно, скупщики. К ним Кешка и явился. Товар-то сбыл, а вот заночевать не пустили.
– Ночуют тут только артельщики, – заявил лысый, нестерпимо вонявший помоечными отбросами старичок. – Поступай давай к нам. Тогда и ночуй. А нет – скатертью дорога.
Фроська рассказывала Кешке, что когда-то и её зазывали в артель. Но она отказалась:
– Ага! Я буду в мусоре копаться, а они весь день на печи лежать. А выручку делим поровну. Накуси-выкуси!
Потому и Кешка вступить в артель отказался. Решил было идти ночевать на Горячее поле, но, выйдя во двор, был окружен мальчишками.
Петр схватил главаря ватаги мальчишек за ухо:
– Ты что, не видишь, что свой? Своих мы не грабим.
Случайно забредшим в Вяземскую лавру неминуемо грозила беда: их нещадно грабили, а если жертва сопротивлялась, могли и избить, и даже убить. Жаловаться в полицию было бесполезно.
– А зачем ты, мил человек, туда пошел? Сам виноват! – таков был ответ.
– Какой же он свой? – возразил главарь. – Впервые видим.
– Купи себе, Вика, очки. Уже месяц пацан тут обитает, – соврал Абас.
Прозвище своё – Вика – главарь не любил. Будто имя бабье. Но прилипло оно к нему намертво. А все потому, что Викентием звали.
– Ну раз месяц. И ты его знаешь…
– Знаю. Васькой звать. Давай, Васёк, пособи. Напился друг наш Оська, надо бы до койки донести…
Кешка спрятал нож за голенище. Мальчишки расступились, освобождая проход. Кешка с Петром подхватили Оську за плечи и поволокли в Стеклянный флигель.
– Меня Петром звать, – представился нищий. – Кличка Абас.
– А меня Кешкой. Кличка – Генерал. А почему вы меня защитили?
– Потому что сынок у меня был. Тоже русый. Сгорел в избе…
Они подняли бесчувственного Оську на второй этаж, потом протащили по каким-то коридорам, пока наконец не вошли в комнату примерно тех же размеров, что снимал портной Гришка Иванов. Но если на пяти квадратных саженях[4] в квартире на Воронежской ютилось трое взрослых и четверо детей, то здесь больше тридцати человек. Комната была сплошь уставлена двухэтажными деревянными нарами, под которыми тоже кто-то лежал. Пространство между нарами также было занято телами.
Заплатив по три копейки с человека за ночлег, выбрали себе место у окошка, благо народу было ещё немного.
– Хоть будет чем дышать, – пояснил выбор Петр.
Оську запихнули вниз, под нары. Кешке Петр велел залезть на верхний ярус, рубашку сунуть под голову вместо подушки, а крюк положить между ног.
– Не то украдут.
В комнате, заполненной тремя десятками сильно выпивших людей, дышать было нечем, оттого Кешке долго не спалось. Покрутившись пару часов, он спустился с нар на пол.
– Что? Не спится на новом месте? – окликнул его Петр. – Что ж, пойдем покурим.
Они вышли во двор, нищий скрутил самокрутку, предложив табачок и Кешке.
– Не, спасибо, не курю.
– Правильно, – заметил Абас, прикуривая цигарку от серной спички. – А то, говорят, у курящих легкие черные, как уголь.
– А кто туда, внутрь живота, заглядывал? – полюбопытствовал Кешка.
– Ну как кто? Профессора всякие и студенты ихние… Думаешь, наш брат после смерти на кладбище попадает? Как бы не так! Везут его во всякие морги и театры анатомические. Там-то нам нутро и потрошат.
– Так зачем вы курите, раз легкие чернеют?
– Кончай выкать… Здесь не принято. И вообще, расскажи, откуда ты взялся?
– Из Долгуш.
– Что на Воронежской?
– Оттуда… С мамкой там жили. А вчера её сыскная забрала. За то, что ростовщика ограбила и якобы убила. Только вот не убивала она. Я с ней был, сам видел. Заклады, да, забрали, был грех, но процентщика не убивали. Клянусь!
– Клятвам твоим никто не поверит.
– А я аблаката найму…
– Кого-кого?
– Аблаката. Который преступников от судьи защищает.
– Ты не ори. Тут уши любопытные повсюду… А адвокаты тебе не помогут. Они одними обещаниями нашего брата кормят да деньги дерут. А толку с них, что от козла молока. Проблеют на суде: «Ваша честь, проявите снисхождение», вот и вся их работа. Правда, слышал, что есть среди них и такой, что не зря деньги берёт, что землю роет и вместо огульно обвиненного на суде истинного злодея разоблачает. Князь Тарусов.
– И как его найти?
– Да рано его ещё искать. Дело-то пока в полиции. Давай поступим так. У меня в сыскной знакомцы имеются. Я завтра выясню всё про твою мамку, что с ней и как, можно ли ей помочь. А ты приходи к семи пополудни к Спасу на Сенной, я всегда там на воротах. Что узнаю, расскажу.
Петр, конечно же, догадался, что этого Кешку и ищет Крутилин. Но сейчас Оська был явно важнее, ведь он сообщник убийцы. Поэтому сперва Петр решил проследить за Хвастуном, выяснить личность его знакомца Толика, узнать, где он обитает, а потом, уже ввечеру, сдать в сыскную и Кешку.
Кешка проснулся раньше Петра, спрыгнул, едва не отдавив выставленную из-под нар руку Оське, и отправился на промысел.
На Фонтанке его догнал главарь ватаги мальчишек:
– Эй, ты, как тебя…
Кешка обернулся, увидел врага и достал из-за голенища нож:
– Не подходи.
– Спрячь перо! – заорал Викентий. – Тут рядом полицейский участок. Фараоны так и шарятся. Ты же видишь, я один. Потому что серьезный разговор к тебе имею.
– Тогда слушаю…
– Меня Викой звать, – протянул давно немытую руку главарь.
– Меня Кешкой, – пожал её крючочник.
– А почему Абас тебя Васькой обозвал?
– Так он пьяный был, ты разве не заметил?
– Мы тут с пацанами обсудили и порешили позвать тебя к нам. Потому что парень ты бесстрашный, десятерых не испугался, нам такие нужны.
– А чем промышляете?
– Раньше «стреляли»…
– Из рогатки?
– Ты что, блатную музыку не знаешь?
Преступники для конспирации пользовались особым, непонятным для непосвященных языком, который именовали «блатным», или «блатной музыкой». Жившие бок о бок с ними люди эту «музыку» тоже знали.
– Да знаю я, знаю, – ответил Кешка. – Просто пошутил.
– Пока маленькими были, нам хорошо подавали. А теперь, когда выросли, подают плохо, кричат: «Идите работать». Приходится сбивать их с ног и чистить карманы. Ещё мы гимназистов грабим. Но это по мелочи, им на завтраки больше гривенника не дают.
– И сколько в день выходит на брата?
– По-разному. Иногда и по рублю.
– Хорошо, спасибо, я подумаю, – вежливо ответил Кешка, про себя сразу решив, что грабежом заниматься не станет.
Его промысел, ежели, конечно, не пьянствовать, приносил гораздо больше дохода. И к тому же был законным.
– Ну думай, – процедил Вика.
Мальчишки разошлись по разным сторонам.
Абас ждал часов до восьми, когда же проснется Оська, а потом не выдержал и, вытащив его из-под нар, стал хлестать по щекам.
– Где я? – спросил Оська, оглядевшись.
– В Стеклянном флигеле.
– Я же в Банном живу.
– Вчера ты сам идти уже не мог. Пришлось отвезти тебя к себе.
– Понятно. А выпить-то осталось?
Петр покачал головой:
– Грошей тоже нет. Всё вчера спустил.
– И я, – признался Оська, ощупав карманы.
– Но ты вчера уверял, что утром тебе какой-то Толик даст червонец.
– Это я приврал. Не червонец. Целковый.
– Рубль тоже деньги. Опохмелиться хватит. А я тебя вчера поил, значит, сегодня твоя очередь.
– Ну раз так, пошли…
Они вышли на Обуховский проспект. Оська огляделся в надежде встретить Дерзкого. Тот ведь обещал каждый день самостоятельно его находить и давать по рублю. Но, как и подозревал Хвастун, то были лишь слова, пустые обещания. Потому вчера, хотя полученный рубль жег ему карман, терпеливо проследовал за Дерзким аж до меблированных комнат на Знаменской.
– Нет его, гада. Придется самим к нему прогуляться.
– Далече?
– На Знаменскую.
Кратчайший путь туда от Садовой пролегал по Фонтанке и Невскому. Но на главном проспекте столицы босяков бы непременно задержали городовые, потому что всяким мизераблям шляться мимо сверкающих витрин и почтенной публики было не положено. Поэтому, перейдя через Чернышёв мост, бродяжки добрались до Пяти углов и потом по Разъезжей вышли на Лиговку.
Оська всю дорогу ругал обманувшего его Дерзкого, но подробностей, кто же он такой, Абасу так и не сказал. Наконец они вынырнули на Знаменскую и, немного пройдя, остановились у меблированных комнат «Баден-Баден».
– Здесь он обитает. Придется ждать, пока проснется и выйдет.
– А вдруг он уже ушел? Вдруг как раз тебя проведать отправился? – предположил Петр.
Оська поднял с мостовой мелкий камушек.
– Сейчас проверим. Он во втором этаже поселился, вон то окно. Я покамест всё вчера не разузнал, отсюда не ушёл.
И Оська, хоть и был с похмелья, ловко запустил камешком в нужное окошко. Занавеска на нём дернулась, потом показался мужчина. Оська помахал ему. Конечно, такой прыти – выследить его – Дерзкий от Хвастуна не ожидал. Появление Оськи под окнами меблированных комнат стало неприятным для Чванова сюрпризом. Вчерашний рубль, по его расчетам, должен был стать последним. Но когда Чванов спустился на улицу, настроение его испортилось окончательно. Оська «притащил» с собой агента сыскной. Увидев «нищего», Дерзкий инстинктивно опустил правую руку в карман. Слава Богу, кольт был при нём.
– Ты что, следишь за мной? – вместо приветствия рыкнул он на Оську.
– Так трубы горят. Я же просил тебя по-хорошему, отдай мою долю сразу. – Досаду Дерзкого Оська расценил как смущение и сходу решил поднажать на должника.
– А кто это с тобой?