– Вот что надо сделать… – начал было Тарусов, но его окликнул прохожий:
– Володя!
Гимназист вскинул голову и увидел Выговского, который спешил на службу.
– Здравствуйте, Антон Семенович, – произнес Володя, подталкивая локтем Кешку, чтобы тот прошел вперед.
– А это кто? – Выговский указал на крючочника, который так и не понял причину Володиных толчков.
– А-а-а… Я его не знаю. Мальчик просто спросил дорогу на Бассейную, – соврал Тарусов и тут же перевел разговор на другую тему. – А тот городовой выжил?
– Да, врач полицейской части сделал ему операцию и извлек пулю из плеча. Ладно, тогда до вечера.
Проводив Выговского взглядом, приятели снова двинулись вместе.
– Это твой отец? – спросил Кешка.
– Нет, его помощник, – ответил Володя.
Кешка изумился. У портного Иванова, который сдавал им угол, дети были, а вот помощника не было. Интересно, чем помощник отца занимается? Порет Володю розгами, когда настоящий отец занят? Или выпивает за него в трактире?
– Ты меня слушаешь? – уточнил Володя у задумавшегося Кешки.
– Ой, извини, повтори сначала.
– Я выкрал признание твоей матери.
– Что?
– На, держи, – Володя снял с плеч ранец и достал синюю папку. – Читать умеешь?
– Нет! Вчера очень спать хотел, а то бы уже умел. Но сегодня точно научусь. Клянусь.
– Ну раз так, папка тебе не нужна. Просто скажи своей мамке, чтобы больше в убийстве не признавалась. И тогда её отпустят.
– Как отпустят? Мы же вещи украли…
– Во-первых, лично про тебя в деле ничего не сказано. А мамка тебя выгораживает, утверждает, что была одна. А во-вторых, пускай мамка скажет Крутилину, что, увидев труп, она от ужаса потеряла рассудок…
– Чего потеряла?
– Ну, сошла с ума. Так часто бывает. Я в романах читал.
– Где-где читал?
– В книгах. Что, не помня себя, она разбила витрины и забрала вещи. И только потом опомнилась, хотела сама в полицию пойти, чтобы всё вернуть, но уже была ночь.
– Думаешь, ей поверят?
– Конечно, поверят. Они же знают, кто убийца, и уже его ловят. А все украденное находится в сыскной.
– Хорошо, пойду тогда на Морскую.
– Значит, нам по пути.
У входа в гимназический садик Володю поджидал Федя.
– Как там твоя мама? – первым делом спросил друга Тарусов.
– Все в порядке, с утра уже пироги напекла. На перемене попробуешь. Она с собой их дала.
– А с чем пироги?
– С капустой.
– С капустой я люблю. Давай прямо сейчас.
Федя полез в ранец.
– Кешке тоже достань, – велел Володя.
– Нет-нет, я утром объелся, – в первый раз в жизни отказался от еды Кешка.
– Он что, с тобой? – удивился Федя, разглядывая бедно одетого мальчика с трехпалым крюком на палке.
– Ой, я вас не познакомил. Федя, Кешка.
И крючочник протянул Феде руку. Пришлось её пожать.
– Приятно познакомиться, – сказал Кешка. – Ладно, ребята, мне пора.
– Нам тоже, – сказал жевавший пирожок Володя. – Слышишь, звонок звенит?
Гимназисты побежали к входу, а Кешка пошел к Пантелеймоновскому мосту. По дороге он нагнал колонну задержанных вчера в Литейной части подозрительных личностей, в которой, что-то насвистывая себе под нос, шагал и Викентий. Колонна в сопровождении двух городовых направлялась в сыскное отделение.
На всякий случай, чтобы вдруг и его не присоединили к задержанным, Кешка перешел на другую сторону улицы и пошел вдоль Летнего сада, где среди вековых деревьев гуляла почтенная публика: бонны с детьми, купчихи с дочками, отставные военные. Кешка бы и сам там с удовольствием погулял, но таких оборванцев туда не пускали, за этим строго следил стоявший у ворот городовой. Но сейчас он куда-то отлучился, и у Кешки мелькнула мысль «А не войти ли вовнутрь?» Говорят, что там продают самое вкусное в мире мороженое. Размышления мальчишки прервала трель полицейского свистка. Кешка повернул голову направо и увидел, что по аллее сада бежит прилично одетый господин, а за ним на расстоянии десяти шагов мчится с криком городовой:
– Держи вора!
Господин выбежал из ворот и повернул в сторону Марсова поля.
– Держи, уйдет! – заорал запыхавшийся городовой, который отставал от преступника уже шагов на пятнадцать.
Его призыв услышали городовые, сопровождавшие задержанных. Они побежали в погоню за воришкой, а их подопечные бросились врассыпную. Приятель Кешки Викентий побежал обратно к Фонтанке, Кешка рванул за ним.
Летом широкая Фонтанка заставлена по обеим сторонам баржами, на которых перевозился различный товар. Поэтому вся набережная была загромождена бочками и штабелями ящиков, за одним из которых и спрятался Вика. Если бы Кешка за ним не проследил взглядом, ни за что бы его не нашел.
– Привет! – сказал он, протискиваясь между ящиками.
– Кешка? А ты откуда взялся?
– За вами шел. Вас в сыскную вели?
– Ага, на сортировку.
Словечко это Кешка знал – все добытые из помойных ям тряпки им с мамкой приходилось раскладывать по кучкам: в одну ситец, в другую хлопок, в третью лён ну и так далее. Но как сортируют людей, он себе не представлял.
– А как людей сортируют?
– Дык очень просто. Ежели мелочь украл – к мировому судье, если что-то крупное или зарезал кого – к следователю Окружного суда, ну а нас, нищих, – в нищенский комитет.
– Так ты же на грабеже попался?
– Я что, дурной в том признаваться? Сказал приставу, что милостыню просил. Не то бы меня к мировому судье, а оттуда в арестный дом. А в нищенском комитете пожурят, предложат ремеслу пойти обучаться да и отпустят восвояси. А у тебя как дела? Куда шел?
– Тоже в сыскную. С мамкой свидание просить.
– Ты что, рехнулся? Тебя полиция по всему городу ищет.
– Врешь!
– Век воли не видать. Когда вчера меня в Литейную часть привели, там агент из сыскной сидел. Толстый такой. С виду чиновник. И плакался городовым, что не сумел тебя догнать. Сказал, что ты на Сергеевской вскочил в пролетку и был таков. Было такое?
– Было.
– А приказ тебя поймать отдал сам Крутилин.
– Зачем я ему?
– «Чиновник» сказал, что это ты ростовщика убил.
– Я никого не убивал.
– Ты это Крутилину расскажи… Слушай меня внимательно. Нас обоих ищут. Но ты светленький, я темненький. У тебя палка с крюком, я обхожусь без неё. Давай одеждой махнемся? А? Агент-то тебя именно по одежде и узнал.
Кешка оглядел Вику. И рубашка, и портки у него были много хуже тех, что он купил у старьевщика. Сапог же не было вообще. Не врет ли ему Вика? Может, просто хочет приодеться за Кешкин счет? А вдруг нет? Ведь агент сыскной был на другой стороне улицы и очень похоже, что по одежде его и узнал. Если Кешка наденет другую, то станет «невидимым» для полиции.
– Давай. Только сапоги не отдам.
Сказано – сделано. Тут же в щели между рядами ящиков приятели и переоделись.
– Ночевать-то придешь? – спросил Вика.
– Вряд ли. Я другое жилье нашел, – ответил Кешка, но подробности рассказывать не стал. – Ладно, свидимся.
На Большую Морскую Кешка не пошел: раз его ищет сыскная, соваться самому туда опасно. А так как до трех часов пополудни было ещё далеко, он решил сходить на Долгуши – спрятать в дупле часть выручки и забрать оттуда медальон.
Как найти сына Александра Ивановича Чванова, он понятия не имел, но надеялся, что Соня ему в этом поможет.
Приехав ночью в «Баден-Баден», Дерзкий потребовал два стакана водки, выпил их залпом и рухнул на кровать. Хотел было хорошенько выспаться, но в семь утра, как только за дверью начали шнырять коридорные, проснулся. Заказав яичницу и пару пива, Чванов принялся снова размышлять над мучившим его вопросом: где второй медальон? До вчерашнего вечера он надеялся, что в сыскной. Но там его не оказалось. Зато обнаружились иконы. Брат же Александр был человек богобоязненный и в заклад их никогда не брал. Значит, Ефросинья с Иннокентием обчистили и киот.
Киот, киот…
Брат, начиная с детства, прятал за иконами самое ценное. Мол, Бог убережет от пропажи. Медальон, как и портрет, были единственной памятью об отце. Значит, был брату дорог. Дерзкий надеялся, что медальон он хранит в несгораемом шкапу, но там его не оказалось. А вот заглянуть за иконы ему не привелось. И раз их похитили крючочники, медальон тоже должен был оказаться у них. Но в камере вещественных доказательств он отсутствовал. Значит, кто-то из них его присвоил в тайне от другого. Кто именно? Фроська? Но она у них главная. Зачем ей прятать один из двадцати четырех украденных медальонов? Получается, украл её сын, Кешка, мальчишка десяти-двенадцати лет. Уже не ребенок, но ещё и не взрослый. Наверно, это он снимал иконы с киота. И решил… решил скрысятничать. Так это называют воришки.
Как поймать Кешку, Дерзкий знал – надо подкараулить его у Пустого рынка. Но как его разговорить? Мальчишки-подростки (Дерзкий преотлично помнил себя таким) скрытны и упрямы. Войти к ним в доверие, особенно взрослому человеку, ох нелегко. Соврет, что в глаза не видал медальона, и что с ним прикажешь делать? Пытать? Где? Как?
Нет, надо как-то расположить к себе этого Кешку. А для этого следует узнать о нём побольше.
Допив пиво, Дерзкий вышел на Знаменскую и поймал извозчика:
– На Воронежскую, угол с Обводным!
Домчались за десять минут. И как раз вовремя – после завтрака в чайной обитатели огромного доходного дома, в котором недавно проживали крючочники Соловьевы, расходились по своим делам: нищие спешили в церкви, фабричные – на заводы, крючочники – к облюбованным помойным ямам.
Дерзкий подошел к одному из них:
– Сыскная полиция. Анфиску я ищу. Укажи, будь добр.
– Анфисками тут хоть пруд пруди. Тебе какую?
– Коллегу твою, тряпичницу. Брат у нее в третьей гимназии.
– А, Анфису Федотовну, жену покойного Луки Ивановича? – сообразил тряпичник. – Видал её только что. К сараюшке своей отправилась.
– Пойдём, покажешь.
Они зашли во двор, тряпичник указал на открытый сарай. Дав ему копейку, Дерзкий заглянул туда: