– Сыскная полиция.
– Господи, ну что опять? – схватилась за сердце Анфиска.
– Про Кешку Соловьева расспросить.
– Так я же вчера Ефимычу все рассказала.
– А Крутилин… Слыхала про такого?
Анфиска кивнула.
– …Велел опросить по новой.
– Ну, спрашивайте…
– Кто Кешкин отец?
– Да кто ж его знает… Фроська, когда пьяная, божилась, что генерал. Мол, даже жениться на ней хотел, но государь ему запретил.
Дерзкий улыбнулся:
– А Кешка про папу-генерала знает?
– Конечно, знает. Мальчишки здешние его Генералом и кличут.
Штемпель и компания сегодня вели себя подозрительно тихо – никого не задирали, а на переменах все время шушукались между собой. Володя прекрасно понимал, что второгодники задумали какую-то пакость, и старался быть начеку.
Последним уроком была латынь, на котором впервые блеснул знаниями Федя Липов, чем заслужил отличную оценку. После звонка Келлерман-младший попрощался с учениками и ушел, а ребята стали собирать вещи в ранцы. Проходивший мимо парты Тарусова Штемпель скинул Володину тетрадку на пол. Тот наклонился её поднять, а в это время его ранец схватил Базиль и швырнул стоявшему в другом конце класса Копейщикову-Липкину. Тарусов бросился к нему, чтобы отнять, но раскрытый ранец поверх голов полетел к барону. Штемпель поймал его неудачно, и содержимое посыпалось на пол.
– А это что такое? – удивился барон, увидев синюю папку.
– Отдай, моё! – крикнул Володя.
Барон поднял её и прочитал название:
– Сыскная полиция. Дело об убийстве Александра Чванова.
– Отдай, говорю.
Штемпель пнул его в плечо:
– Директор гимназии тебе её отдаст.
Володя разрыдался. Федя собрал раскиданные по всему классу Володины учебники, тетради и карандаши и сложил их ему в ранец.
– И что мне теперь делать? – спросил, утирая слезы, Володя.
– Сперва расскажи: откуда у тебя эта папка?
И хотя в классе уже никого не было, Тарусов перешел на шепот. Выслушав его, Федя присвистнул:
– Ну и дела.
– Я помочь хотел…
– Я понимаю. Слушай сюда – скажешь директору, что вчера ты с ранцем ходил в гости к Крутилину. Вернулся домой поздно, ранец не открывал. Уже в гимназии обнаружил папку, хотел после занятий поехать в сыскную её вернуть…
– Думаешь, мне поверят?
– Почему бы и нет? В сыскную пробрался преступник, взял папку, потом, спасаясь бегством через квартиру, бросил папку на пол.
– Зачем?
– Папка ему мешала. Помнишь, в одной руке он держал револьвер, а в другой мою маму. Твой ранец был открыт, я подумал, что папка выпала оттуда, взял и сунул обратно… Пойдём к директору вместе.
Володя обрадовался:
– Отлично придумано, спасибо, друг.
Мальчики отправились к директору. Он их выслушал и велел явиться с родителями.
Утром, как обычно, Крутилин выслушал доклады агентов и дал им задание на текущий день.
– Самое главное – найти вот этого мерзавца, который вчера чуть не убил городового Адмиралтейской части, – Иван Дмитриевич лично раздал каждому из подчиненных фотографии Толика Дерзкого. – Очень опасный преступник. Очень. Обойти все гостиницы и меблированные комнаты, все трактиры и рестораны.
– А как же мальчонка-крючочник? – спросил Ефимыч. – Я выяснил, где он будет сегодня в три пополудни. Хотим его задержать.
Ефимыч показал на приятелей, «чиновника» и «студента».
– Крючочника отставить, Чванов важнее, – приказал начальник сыскной. – Все свободны. Пусть Яблочков зайдет.
Арсений Иванович тут же вошел в кабинет.
– Ростовщика уже похоронили? – спросил Крутилин.
– Вчера. На его похоронах был один из наших агентов.
– Кажется, у него из родственников только сын?
– Не совсем. Мать братьев Чвановых была замужем дважды, и второй её муж ещё жив и по завещанию Александра Ивановича назначен опекуном его сына.
– Навести-ка их. Только деликатно. Все-таки у людей горе. А нам бы надо выяснить, что искал в закладах этот негодяй.
Раздав поручения и указания остальным чиновникам, Крутилин спустился вниз в квартиру.
– Приготовь-ка мундир, – велел он Груне.
– Неужели на доклад к императору? – встревожено спросила Ангелина у мужа, который даже на аудиенцию к градоначальнику всегда ходил в партикулярном платье.
– Нет, – ответил Крутилин. – Митрополита надобно навестить. А к нему, как к государю, только в мундире…
– Позволь спросить: зачем тебе понадобился митрополит?
– Анастасия Григорьевна попросила о месте для мужа похлопотать.
– Так я и знала. Какая беспардонная особа.
– Геля, её захватили в заложники в нашем доме…
– Но ты ее спас и теперь ничем ей не обязан.
– Я пообещал…
– Вот же наглая деревенщина.
– Я тоже деревенщина. И тоже учился за медные деньги. И в люди выбился не без помощи добрых людей. Теперь моя очередь им помогать.
Митрополит принял Крутилина сразу, вперед важных чинов, ожидавших аудиенции. Иван Дмитриевич, поцеловав владыке руку, уселся в подставленное служкой кресло.
– Ну-с, с чем пожаловали? – сразу перешел к делу митрополит.
– С просьбой.
Владыка усмехнулся, потому что должок за собой знал. При расследовании убийства иеромонаха Иллариона в его собственной келье Александро-Невской лавры всплыли кое-какие неприятные подробности, которые Крутилин деликатно сохранил в тайне от судебных властей.
– На Смоленском кладбище у вас вакансия имеется. Нельзя ли туда хорошего человечка пристроить?
– Кого именно?
– Священник Игнатий Липов…
Владыка в изумлении всплеснул руками:
– Да откуда у него столько покровителей? В прошлом году о переводе его в столицу просил принц Ольденбургский, теперь вы пришли…
– Потому что человек больно хороший. Руки так и чешутся ему помочь.
– Ну, значит, так и быть. Скажите ему, чтобы явился в канцелярию за переводом.
– Спасибо. Знал, что поможете.
На обратном пути Крутилин заехал на Симеоновскую.
– Как себя чувствуете? – первым делом спросил он Анастасию Григорьевну.
– Честно говоря, всю ночь не спала. Страху-то по самое не могу натерпелась.
– А я к вам с радостной новостью. Отец Игнатий может ехать в канцелярию за новым назначением.
– Не знаю, как вас благодарить… Пирожков хотите?
– Нет, мне на службу пора.
– Игнатий, Игнатий, – позвала мужа попадья. – Выйди, поблагодари благодетеля нашего.
– Что? Что случилось? – вышел из комнаты заспанный отец Игнатий.
– Место тебе Иван Дмитриевич выхлопотал. На кладбище Смоленском.
Липов-старший прослезился:
– Век за вас молиться буду, Иван Дмитриевич. Покойники-то – народец тароватый[18].
И тут открылась дверь, и в квартиру вбежал взволнованный Федя:
– Мама, папа…. Иван Дмитриевич?
– Феденька, что случилось? – спросила Анастасия Григорьевна.
– Директор гимназии вас вызывает. И вас, Иван Дмитриевич, тоже.
И Федя рассказал Крутилину придуманную им версию вчерашних событий.
Идти было недалеко, поэтому пролетку брать не стали и очутились возле гимназии аккурат вместе с подъехавшими туда на извозчике Александрой Ильиничной и Володей.
Арнольд Христофорович очень удивился появлению у себя в кабинете начальника сыскной.
– Очень приятно, – сказал директор гимназии, пожав руку Крутилину. – Но вас я не вызывал.
– Это чистая случайность. Я по дороге на службу заскочил на минутку к Липовым, – объяснил Иван Дмитриевич, отметив про себя, что после этих слов показное пренебрежение директора к поповской чете сменилось на напускное радушие. – А тут пришел с занятий Федя и рассказал, где нашлась злосчастная папка.
– То есть вы подтверждаете слова мальчиков? – спросил директор, до сего момента не веривший ни единому их слову.
– Да, да. Позвольте я эту папочку заберу.
– Что ж, тогда инцидент исчерпан…
– Нет, не исчерпан, Арнольд Христофорович, – встала со стула Александра Ильинична. – Почему у вас второгодники обижают малышей? Выхватывают у них ранцы, кидают их через класс. Я прошу, нет, требую приструнить этого Штемпеля, Багрянского и этого… как его?
– Свинку, – подсказал Володя.
– Кого-кого? – аж привстал директор.
– Копейщикова-Липкина, – пояснил Федя.
– Чтобы я больше кличек из ваших уст не слышал, – произнес директор, жестом показав, что прием закончен.
– Так я могу надеяться, что всякие свинки больше не буду обижать наших детей? – спросила Тарусова.
– Да, я приму меры, – недовольно пробубнил директор.
Тарусовы, Липовы и Крутилин вышли из его кабинета в широкую рекреацию.
– Ещё раз спасибо, Иван Дмитриевич, – сказала Анастасия Григорьевна.
– Спасибо, Иван Дмитриевич, – заулыбались мальчишки.
Крутилин в ответ открыл дверь соседнего с кабинетом директора класса, убедился, что он пуст, и жестом пригласил всех туда войти.
– Садитесь, – показал он родителям и детям на парты. – Ну а теперь, господа гимназисты, расскажите правду.
– Но мы уже рассказали, – напомнил Володя.
– Неужели вы надеялись, что можете обмануть меня, начальника сыскной? Да я вас насквозь вижу. Говорите правду, – стукнул по столу кулаком Иван Дмитриевич.
И Володя, виновато потупившись, всё рассказал. Внимательно выслушав, Крутилин удовлетворенно заявил:
– Молодец, что Кешку в сыскное направил. Я сегодня велел задерживать всех, кто запросит с Фроськой свидание. Так что с ним скоро повидаюсь. Но вот что бумаги у меня со стола украл – это очень нехорошо. На первый раз пущай тебя родители дома выпорют. Но ежели чего ещё подобное про тебя узнаю, посажу в тюрьму, будь уверен. Так что, дорогие родители, воспитывайте чад ваших в строгости, шалостям спуску не давайте. – Иван Дмитриевич достал из кармана сюртука часы. – Ого, полтретьего. Мне давно на службу пора.
Федю дома просто хорошенько отругали. А вот Володю вместо порки оставили без обеда – страшнее наказания сложно было придумать.