Певичка открыла дверь, но войти первой ей не удалось. В нумер, выхватив из ножен шашку, ворвался Чванов.
– Убью, сволочь! – кинулся он к саврасу.
Тот вжался в подушки. Чванов подлетел к нему, размахнулся, и тут между ним и купчиной встала Любаша:
– Пшел вон!
Штабс-капитан не сумел отвести удар. Сабля расколола Любаше голову напополам. Прибежавшие половые скрутили Чванова.
Дальнейшее штабс-капитан помнил плохо. Приехали полицейские, что-то спрашивали, потом отвезли на Большой проспект Петербургской стороны в тамошний съезжий дом, завели в камеру, где он тотчас рухнул на нары и забылся глубоким сном. Всю ночь ему пела Любаша про то, что он её не любил. Рано утром надзиратель отвел Чванова в камеру для допросов. Там, меряя помещение шагами, ждал незнакомый полковник.
– Что вам угодно? – спросил Чванов.
– Полковник Вздёров, военное министерство, – щелкнул тот каблуками и положил на стол, где стояла чернильница, перо и лист бумаги. – Министр велел подписать вам прошение об отставке. Число поставьте позавчерашнее.
– Зачем?
– Чтобы не позорить мундир, честь полка, честь офицера.
– А если не подпишу?
– Тогда судить вас будут военные. И тогда пятнадцать лет каторги вам обеспечены. В военных судах нет присяжных, которых можно разжалобить. Все строго по букве закона. А вот в гражданских… Там лотерея. Если честно, все в министерстве желают вам вытянуть там счастливый билет.
– Почему?
– Потому что за прошедший год из-за этой Любаши застрелилось три гвардейских офицера. Она была сущей ведьмой. Выманивала деньги, а когда их не оставалось, бросала возлюбленных.
– Не говорите так о ней. Вы просто её не знали. Лучше дайте револьвер, я застрелюсь.
– Сколько вам лет?
– Тридцать один.
– Я тоже хотел застрелиться в вашем возрасте. Потому что умерла моя невеста. Но в последний момент мне пришла мысль, что своей смертью я её не верну. Лишь доставлю горе моим престарелым родителем. С тех пор прошло двадцать лет. У меня дети и даже внук. А ещё я вывел новый сорт роз. Знаете, увлекся вдруг садоводством. Кто знает, может, именно для этого я и родился. Так что подписывайте прошение. Гражданский суд – это ваш шанс. Потому что присяжные – мужчины. Они вам будут сочувствовать. Ведь каждый из них мог оказаться на вашем месте, попасть под чары вашей Любаши.
«Боже, что я натворил? – подумал Чванов. – Говорили мне люди, что Любаша мужчин околдовывает, лишая воли. Да я никого не слушал. Потому что был всецело в её власти. Полковник прав, Любаша была ведьмой. Это надо объяснить присяжным, судье, следователю».
Он подписал прошение и поставил нужное число.
– Удачи, штабс-капитан, – пожелал полковник Вздёров.
Чванова вернули в камеру для благородных, в которой он провел предыдущую ночь. Обитали в ней ещё три человека: растратчик Пурдилов, шулер Шипинский-Семенов и старичок-нищий, представившийся князем Желнобобовым. Чванов рассказал им о своих злоключениях. Но его план – доказать судебным властям, что его околдовала Любаша, они дружно не одобрили.
– Никто тебе, милок, не поверит, – покачал головой князь.
– И что же делать?
– Прикиньтесь помешанным, – предложил шулер.
– Правильно, – поддержал его растратчик. – Лишившихся ума на каторгу не отправляют. Даже убийц.
– А куда их отправляют? – спросил Чванов.
– В дом скорби, – покачал головой старичок. – Та ещё санатория. Будешь сидеть на цепи, а на голову тебе будут лить холодную воду.
– Зачем?
– Чтобы мозги охладить.
– И сколько там сидеть?
– Ну, как повезет. Может, до конца жизни, а может, через год-другой и выпустят, если доктора решат, что уже тебя вылечили.
– На самом деле всё будет зависеть от количества у вас денег, – объяснил шулер. – Чем больше докторам заплатите, тем быстрее выйдете из дома скорби.
– Но сперва надобно адвоката толкового нанять, – подсказал растратчик. – Чтоб на суде доказал, что вы помешанный. Могу посоветовать своего. Тарусов фамилия.
– И сколько он с клиентов дерет? – уточнил Чванов.
– С меня запросил пятьсот рублей за ведение дела и ещё пятьсот, если отделаюсь ссылкой в места не столь отдаленные.
– У меня таких средств нет.
– Тогда даже не пытайтесь изображать душевнобольного, – сказал шулер.
– Только хуже себе, милок, сделаешь, – подтвердил его слова нищий князь. – Судьи симулянтов ох как не любят.
Но Чванову вдруг улыбнулась удача. На пятый день его пребывания в съезжем доме штабс-капитана отвели в комнату для свиданий. По дороге он гадал, кто же явился, брат или отчим. Но его дожидался незнакомый пожилой купец в старомодном кафтане. Перед ним на столе стояла корзина с фруктами и шампанским.
– Илья Иосафатович Смородкин, – представился он, протянув руку.
– Чему обязан? – с недоумением пожал её Чванов.
– Это не вы, а я вам всем обязан, – заявил неожиданно купчина. – Если бы не вы, полмиллиона бы потерял. И сына в придачу. Потому и зашел отблагодарить.
– Вы меня с кем-то путаете…
– Нет, что вы.
– Точно путаете.
– Отец я того дурня, которого вы давеча собирались убить. И правильно бы сделали. Я ему строго-настрого велел: как получишь по векселю деньги, сразу на вокзал и обратно в Нижний. А он, мерзавец, в трактир потащился. Кабы бы не вы, эта Сильфида с него все денюжки мои вытянула бы. Говорят, – Смородкин почему-то перешел на шепот, – из-за неё двое на дуэлях полегли, трое покончили с собой, один в долговой тюрьме, ну а вы вот здесь. Примите же мой скромный дар. – Купец пододвинул Чванову корзину.
– Спасибо. Но лучше деньгами ссудите. Без адвоката я на каторгу загремлю. А адвокат стоит дорого.
– Сколько? – спросил Смородкин, доставая пухлый бумажник.
– Десять тысяч.
– Нет, нет, столько ссудить не могу. Ведь вы отдать-то не сможете. Но, так и быть, держите тысячу.
– Прибавьте ещё одну.
– Хорошо, держите.
В камере Чванова с корзинкой встретили как героя и тут же уселись пировать.
– Вызывай своего Тарусова, – велел растратчику штабс-капитан.
Пурдилов написал записку, смотритель съезжего дома за полтинник согласился её доставить. Адвокат посетил Чванова тем же вечером. Тот кратко изложил ему суть дела.
– Судебный следователь вас уже допрашивал? – поинтересовался Дмитрий Данилович.
– Нет.
Первые два дня Чванов провел как на иголках, ожидая допроса. Как ему там себя вести, что говорить?
– Да ты не волнуйся, милок, – успокаивал князь Желнобобов. – Следователь тебя ещё не скоро вызовет.
– Почему так считаешь?
– У него и без тебя дел выше крыши. И по большинству из них преступник неизвестен. Или известен, но не сознался. А с тобой все ясно. Убил-то при свидетелях. Так что следователю пустая формальность осталась – показания с тебя получить.
– Это очень хорошо, что ещё не вызывал, – обрадовался Тарусов. – Потому что ваш рассказ об умоисступлении, которое случилось с вами в трактире, должен быть хорошо подготовлен. Вот как мы поступим.
Адвокат вытащил из кармана фрака пакетик:
– Держите, заварите завтра вместо чая.
– Что это?
– Нюхательный табак, фартовые называют его «прошкой». Понос после него вам обеспечен.
– Понос?
– Да, как только он начнется, вызывайте смотрителя, жалуйтесь на боли в животе, покажите свой утренний кал. Он отведет вас к частному доктору[20]. Ему сообщите, что кроме живота страдаете расстройством памяти. Тогда местный эскулап вызовет к вам доктора по душевным болезням, который и объяснит, как вам симулировать помешательство перед следователем. Понятно?
– Да.
– Тогда обсудим мой гонорарий. Пятьсот рублей я беру за ведение дела вне зависимости от результата. Ещё пятьсот вы заплатите в случае удачного для вас приговора. Ну и ещё пятьсот на расходы.
– На какие ещё расходы? – удивился Чванов.
Вторую тысячу он выпросил у Смородкина для комфортного пребывания в камере – чтобы еда была достойной и выпивка хотя бы через день.
Тарусов усмехнулся:
– Частный врач не обязан приглашать к задержанным врача по душевным болезням. А тот в свою очередь не имеет права учить преступника симулировать сумасшествие. Да и судебный следователь волен поручить экспертизу вашего умоисступления любому в городе специалисту. И кто знает, к каким выводам он придет? Вас же будет обследовать доктор, с которым вы познакомитесь завтра утром.
Чванов испытывал к Тарусову одновременно и уважение, и брезгливость. Уважение – потому что тот явно имел опыт в подобных делах и лучился уверенностью в благоприятном для него исходе. Брезгливость – потому что Тарусов – явно человек беспринципный и циничный, готов за круглую сумму спасти от наказания любого злоумышленника. Чванов же, ещё не свыкшийся со своим новым положением, всегда считал, что преступник должен быть примерно наказан и что помогать ему этого наказания избежать – само по себе преступление.
– Так что с вас тысяча. Пурдилов написал, что средствами вы располагаете…
Штабс-капитан достал полученную от Смородкина кипу «катенек», отсчитал десять штук. Тарусов небрежным жестом засунул их в карман сюртука.
– И когда я выйду на свободу? – спросил на прощание Чванов.
– Как вы уже поняли, опыт в подобных делах я имею. И если бы вы кого-то палкой побили, вас бы выпустили уже в зале суда под опеку родных. Но в смертоубийственных случаях это запрещено, вам придется «полечиться» в смирительном доме.
– Где мне будут лить на голову холодную воду?
– Зависит от ваших финансов. За полторы тысячи в год вас поместят в отдельную комнату, где вы даже сможете принимать гостей. А через пару лет вы непременно «выздоровеете». Это я вам обещаю. Что ж, честь имею.
Всё шло четко по плану Тарусова. Только, по мнению Чванова, очень и очень медленно.
– И хорошо, что не быстро, – сказал адвокат после того, как все следственные действия были закончены и уголовное дело с обвинительным актом поступило в суд.