– Господин прописан временно.
– А давно?
– Со вчерашнего дня.
– А надолго?
– А тебе что за дело? – справедливо спросил Африканыч.
– А он моему отцу задолжал сто рублей по векселю. Папа найти его никак не может. А я случайно вот встретил.
– Тогда скажи своему папе, пусть поторопится. Вечером этот господин собирается какой-то майорше сирень пересаживать. И что-то мне подсказывает, что больше мы его здесь не увидим…
– Спасибо, спасибо вам за сведения. А вы мне извозчика не поймаете? А то они мальчишек игнорируют…
Африканыч свистнул, и буквально сразу же перед Володей лихо затормозила пролетка.
– Большая Морская, 24, – скомандовал гимназист.
Домчались пулей. Володя, кинув извозчику серебряный рубль, другой монеты у него просто не было – дедушка Илья и дядя Николаша, его обожавшие, по воскресеньям после семейных обедов непременно одаривали мальчика деньгами, а меньше целкового у них не водилось, – выпрыгнул из пролетки и птицей взлетел на третий этаж. Миновав приемную, он открыл дверь в кабинет Крутилина.
Ожидавшая в очереди просителей дама с болонкой в корзине меланхолично заметила:
– Глядите, ещё один гимназист. Что они здесь делают?
Господин в котелке, сидевший с ней рядом, заговорщически подмигнув очереди, пошутил:
– То не гимназисты, а переодетые гимназистами агенты-карлики.
Все, кроме господина с козлиной бородкой, засмеялись. Он же вскочил и стремглав покинул приемную, шепча про себя:
– Карлики, конечно же, карлики.
Полтора часа назад никто из сидевших в приемной не поверил подслеповатому полковнику, что мальчик-гимназист, не сходя с места, разыскал ему орден:
– Ведь не было его на груди! Не было! Вы ведь сами видели! А мальчишка раз и вытащил его! Вот он!
Господин с козлиной бородкой – а он служил репортером в «Петербургском листке» – готов был поклясться, что, когда полковник входил, шейного Владимира на нём не было. Но разве мог ребенок догадаться, что орден запал за воротник? Однако теперь, после реплики господина в котелке, все стало на свои места. Это не ребенок, а взрослый. Только не обычный, а карлик. С помощью таких карликов сыскная полиция может незаметно внедряться повсюду, ведь кто обращает внимание на детей.
И репортер побежал в редакцию сдавать заметку в номер.
– А где Иван Дмитриевич? – спросил ворвавшийся в его кабинет Володя.
Прерванная им богато одетая дама, долго и нудно рассказывавшая Яблочкову о воровстве собственной прислуги, возмущенно обернулась и уже было открыла рот, чтобы поставить на место невоспитанного гимназиста, но Арсений Иванович её опередил:
– Уехал на Смоленское кладбище.
– Чванов с Кешкой оттуда ушли, – сказал Володя.
– И где они?
– В доме на 5-й линии…
– Номер?
Володя готов был его назвать, но в последний момент заметил, что Федя прижал палец к губам, мол, молчи. Интересно, почему? Наверное, потому, что Крутилин не взял его с собой на кладбище. И если назвать номер дома, Володя тоже останется в кабинете Крутилина.
– Я не запомнил. Но могу показать.
– Поехали, – махнул мальчишкам рукой Яблочков.
– А как же… – завозмущалась дама.
– Приходите завтра, – бросил ей на ходу Арсений Иванович.
Выйдя в приемную, он громко объявил:
– На сегодня прием закончен.
Все повскакали с мест.
– Но как же…
– Третий час дожидаюсь…
– Не до вас. Ловим опасного убийцу, – объяснил Яблочков и окликнул коллег: – Назарьев, Петров, возьмите из Адмиралтейской части подчасков[37] и за мной, на 5-ю линию.
Федя и Володя миновали приемную следом за Яблочковым. Господин в котелке указал им пальцем вслед:
– Видели, видели? Видели карликов Крутилина?
Посетители пожали плечами. Да, вроде карлики. А может, и обычные мальчишки. Кто их разберет?
По дороге Володя рассказал Феде и Яблочкову о своей слежке за Кешкой и Чвановым на кладбище.
– Могилы хотят разрыть? Зачем? – удивился Арсений Иванович.
– Я так понял, что клад в них какой-то спрятан.
– Интересно, очень интересно, – сказал Яблочков, вспомнив про загадочный шифр на березах.
До 4-й – 5-й линий кавалькада пролеток домчалась с Большой Морской за десять минут. Вышли из них возле рынка, чтобы Дерзкий из окна не приметил появление полиции. По этой же причине три чиновника для поручений сыскной и шесть подчасков подошли к дому десять по четной стороне.
Яблочков сперва предъявил Африканычу свое удостоверение, а затем вытащил из кармана сюртука фотографическую карточку Дерзкого:
– Ну-ка, погляди внимательно. Знаком тебе этот человек?
Дворник, всмотревшись, покраснел:
– У барышни во втором этаже второй день обитает.
– Документы его видел?
– А как же, – обрадовался Африканыч и достал из кармана фартука вид, отданный ему всего час назад Дерзким.
– Неведров Федор Иоаннович. Он сейчас дома?
– Да. Вместе с сынком. Обедают. Еду им из кухмистерской принесли.
– Дверь на черную лестницу из квартиры открыта?
– Открыта. Я ж говорю, только что еду им принесли. А на черную лестницу у нас можно попасть из парадного подъезда.
– Отлично. Проведешь нас, покажешь. Назарьев и трое городовых, пойдете со мной. – Яблочков показал рукой на самых крепких из них. – Петров! Подниметесь с остальными подчасками по парадной лестнице на второй этаж и перекройте им другой выход из квартиры.
– А если Чванов опять заложника возьмет? – спросил Петров.
– Не возьмет. Барышню мы выманим на кухню. А в Дерзкого и мальчишку смело стреляйте, они сообщники.
– Ясно, толковый план, – одобрил Петров и обратился к троице оставшихся с ним городовых: – Кто из вас хорошо стреляет?
Двое сделали шаг вперед.
– Пойдете со мной. Ну а ты, – Петров с сомнением поглядел на самого щуплого городового, – останешься на улице вместе с мальчишками.
– Что делать, если кто-то выйдет или выбежит из парадной? – уточнил тот.
– Дворник, дай-ка ему ключ от двери, – велел Африканычу Яблочков. – Выйди и запри её. Всем всё понятно?
Все дружно кивнули.
– Тогда вперед!
– Аз, буки, веди, добро, – пытался припомнить вчерашний урок Кешка.
– Глагол пропустил, – напомнила Соня.
– …Глагол, добро, есть, живот, земля, кака…
– Во-первых, не кака, а како. А во-вторых, ты ижицу пропустил.
– А мы в корпусе азбуку стишком заучивали, – вспомнил Дерзкий. – Стихом оно легче:
Аз буки веди. Глаголь добро естъ.
Живете зело, земля, и, иже како люди.
Мыслете наш он покой.
Рцы слово твёрдо.
Ук фертъ хер.
– Что? Хер? – подскочил со стула Кешка. – Который между ног болтается?
Чванов с Соней рассмеялись.
– Хер – это буква. А между ног у тебя болтается уд, – объяснила девушка.
– Что там за шум на кухне? – прислушался Дерзкий.
– Наверно, дворник воду принес.
– А вы что, дверь на черную лестницу не закрываете?
– Только на ночь.
– Барышня, можно вас на минутку? – раздался крик Африканыча из кухни.
– Точно, это он, – поняла Соня. – Иду, иду!
Соня успела выйти в коридор. Там её оттолкнул в сторону Яблочков и вошел с револьвером в руке в столовую. Следом за ним туда заскочили Назарьев и городовые.
– Руки вверх! – скомандовал Арсений Иванович.
И Дерзкий понял, что на этот раз ему не уйти. Если бы Соня не вышла в кухню, он бы прикрылся ею, как давеча попадьей, и выбрался бы из квартиры. И если бы Кешка сидел поближе, а не на другом краю стола, у него тоже оставался шанс…
– Сатрапы, сволочи, что вы делаете? – Соня попыталась вцепиться в Назарьева, тот ее сильно ударил, и она упала.
– Руки вверх! – повторил Яблочков. – В кухне трое городовых, на парадной лестнице тоже. Все с револьверами. Клади руки на стол.
Чванов в ответ выхватил револьвер. Но Яблочков с выстрелом его опередил, попав точно в сердце.
– Папа! Папочка! – бросился к Дерзкому Кешка.
Яблочков, опасаясь, что мальчишка схватит револьвер и откроет стрельбу, сделал подсечку и, когда Кешка очутился на полу, сверху сел на него.
– Что вы наделали?! – истошно закричала Соня.
– Пошли кого-нибудь за врачом, у барышни истерика, – приказал Назарьеву Яблочков.
– Не трогайте меня. Царские ищейки, сатрапы, убийцы! – орала Соня. – Что он сделал? Всего лишь солдат просвещал.
– Он? – указал на труп Яблочков. – Нет, голубушка, он не революционер, а убийца. Певичку из Крестовского трактира из ревности шашкой зарубил два года назад.
– Всё вы врёте!
– А в прошлое воскресенье зарезал собственного брата, в понедельник застрелил Петьку-Абаса. Эй, Кешка, помнишь такого?
Мальчик, стиснув зубы, молчал.
– Его товарищи вам отомстят, – заявила Соня.
– Так, Назарьев, уведи барышню на кухню. Когда успокоится, возьми показания, оформи протокол.
Два городовых подхватили Соню за руки и увели.
Яблочков присел перед трупом, обыскал карманы, нашел пакет с деньгами, лупу, мелкие заклады, похищенные из сыскной, сложенный вчетверо портрет и два с виду одинаковых медальона. Сперва Арсений Иванович развернул на столе портрет, на котором был изображен молодой подпоручик. Он сидел вполоборота у окна. Потом Яблочков открыл медальоны – они были явно срисованы с этого портрета, за исключением пейзажа за окном.
– А вот и шифр на березе. И что там зашифровано? – спросил Яблочков у Кешки.
Тот молчал, с ненавистью глядя на чиновника сыскной. Да и не знал он про шифр, Дерзкий в свои тайны его не посвящал.
– Молчишь? Ну молчи, мы и без тебя знаем. Сейчас могилы разроем и бриллианты найдем.
– Откуда знаете про могилы? – от удивления заговорил Кешка.
И тут в столовую ворвались Федя с Володей.