– Нет. Потому что надеюсь, что вся эта история послужит вам хорошим уроком и впредь вы за версту будете обходить революционный сброд.
– Я обещаю вам, что прерву все подобные знакомства.
– Тогда всего вам доброго. Да, и выкиньте-ка вы из дома всю запрещенную литературу. Или хотя бы наденьте на эти книжки обложки. Вам очень повезло, что мой Назарьев – такой же либерал, как и я, и поэтому эти книги в протокол не вписал.
– Спасибо вам и ему. – Девушка встала.
Она вышла на Большую Морскую, задыхаясь от душивших её слез. Какая же она дура! Ведь знала, что за «народничество», то бишь обучение народа грамоте, теперь сажают в тюрьму или отправляют в ссылку. Знала и то, что запрещенные книги надо прятать от посторонних глаз. Но все равно играла с огнем в глупой надежде, что тучи пройдут мимо неё.
Повезло, что полицейский попался душевный и понимающий. Не то сидела бы сейчас в тюремной камере.
Выпроводив Соню, Крутилин вызвал сонеткой дежурного и распорядился привезти в морг Адмиралтейской части сперва Кешку, а за ним и Фроську. Через пару минут, подписав несколько служебных бумаг, он отправился туда.
Несмотря на прохладу подвального помещения, дышать там из-за трупного разложения было тяжело. Крутилин даже платок к носу приложил, однако Кешка, привыкший к любым запахам, ни разу не чихнул и не закашлялся.
Иван Дмитриевич откинул простыню с тела Анатолия Чванова:
– Ты по-прежнему считаешь его своим отцом?
Кешка пожал плечами:
– Он сам им назвался. С чего бы ему врать?
– Он спрашивал тебя про медальон?
– Нет, я сам ему рассказал. Но он его сразу себе забрал.
– Почему?
– Не знаю. Я не спрашивал. Он ведь отец.
Дверь открылась, ввели Фроську.
– Кешенька, сынок, родненький! – бросилась она к ребенку.
– Ефросинья, подойди-ка сюда, – велел ей Крутилин. – Узнаешь?
– Кого?
Крутилин кивнул на труп.
– Впервые вижу.
– Это не батя? – спросил Кешка.
– Ну я же говорила тебе, твой папка – генерал, – напомнила Фроська. – А это сморчок какой-то. Папка твой толстым был. И старым. Кухаркой я у него служила. Соблазнил меня, дуру молодую. А хозяйка, узнав, прогнала.
– Как фамилия генерала? – спросил Крутилин.
Фроська поманила его ухо пальцем и, когда Крутилин пригнулся к её губам, прошептала.
Иван Дмитриевич осклабился. Ничего себе!
– В камере моей одна из товарок грамотной оказалась. Так я её попросила письмо моему генералу написать. А нищенку, что сегодня отпустили – в ящик на Почтамтской бросить.
– Думаешь, поможет? Да он давно уже забыл про тебя, – рассмеялся Крутилин.
Но, вернувшись в приемную, обнаружил там одного из адъютантов названного лица. Тот, щелкнув каблуками, сказал:
– Его высокопревосходительство просит вас явиться к нему.
Хоть и не подчинен был Крутилин Военному министерству, но столь высокопоставленному лицу отказать не смог. Идти было недалеко, потому экипаж не нанимал.
Его высокопревосходительство «мариновать» сыщика в приемной не стал, принял сразу. Они были знакомы. Полгода назад наглая воровка похитила из квартиры его высокопревосходительство золотую цепь ордена Андрея Первозванного, а Крутилин нашел и преступницу, и похищенное, но вынужден был признать, что попалась воровка совершенно случайно. Но высокий сановник возврату цепи очень обрадовался. И потому, хоть должность Ивана Дмитриевича и была в сравнении с его собственной микроскопической, принял его как равного. Встал, вышел навстречу, пожал руку и повел разговор не в приказном, как ему было привычно, а в дружеском тоне:
– Говорят, сынок у вас народился.
– Да, позавчера окрестили Константином.
– От всей души поздравляю. А вот мне жена одних девок нарожала. С ними на одних приданых разоришься.
Его высокопревосходительство лукавил. Любой из тысяч подчиненных ему офицеров считал за честь с ним породниться. Женихам и в голову не приходило требовать от будущего тестя приданое. А его высокопревосходительство выбирал из них тех, кто был побогаче.
– А сегодня вдруг узнал, что и сынок у меня имеется. Пусть и незаконнорожденный, но ведь свой, родной. У вас сейчас в застенках томится вместе с матерью.
– Вы про Фроську Соловьеву? – уточнил Крутилин.
– Да. Кухаркой у нас служила. Вся такая симпатичная, вот и не удержался, приласкал разок. А жена про то прознала и малышку выгнала. А та, оказывается, брюхатой была. Вы бы отпустили их, Иван Дмитриевич…
– Как же я их отпущу? Они квартиру ростовщика обнесли.
– Так ему и надо. А нечего на людском горе наживаться. Ну а я со своей стороны в долгу не останусь…
Предложение было заманчивым. Обрести такого покровителя, без доклада вхожего к императору в кабинет, мечтал каждый российский чиновник.
– Сделаю все от меня возможное, ваше высокопревосходительство.
– Я в вас не сомневался. – И генерал на прощание с теплотой обнял сыщика.
На первой же перемене Федя развернул в рекреации «Петербургский листок», громко прочел заметку о сыщиках-карликах, а потом рассказал одноклассникам, как все было на самом деле. На второй перемене уже солировал Володя – история о том, как он крался по кладбищу за беглым каторжником, собрала вокруг него все младшие классы. На последней перемене уже вся гимназия собралась на его рассказ о вчерашних событиях в квартире Сони.
– После уроков мы едем на кладбище, – похвастался в конце Федя. – Будем разрывать могилы, искать в них бриллианты.
После последнего урока к Феде и Володе подошли их заклятые враги, пресловутая троица во главе со Штемпелем.
– Парни, давайте дружить, – предложил он и подал руку.
После рукопожатий и объятий Свинка попросил:
– А можно и мы поедем на кладбище?
– Конечно.
За Володей и Федей заехали на ландо родители, Штемпель с товарищами наняли экипаж. Доехали быстро, однако у ворот их ждал сюрприз. Чуть ли не половина учеников третьей гимназии стояла там. Крутилин, увидев толпу гимназистов, пришедших поглазеть на эксгумацию, стал возмущаться:
– Мальчики! Вам нечего тут делать. Это судебно-медицинское мероприятие. От вида покойника вам может сделаться дурно.
– Оба покойника давно уже сгнили вместе с гробами. Лет-то сколько прошло, – напомнил ему доктор Прыжов, признанный эксперт-патологоанатом.
– Мы и не такое видали, – уверил начальника сыскной Штемпель, обожавший ходить в Обуховскую больницу, в морге которой частенько выставляли трупы для опознания.
– Ну-с, приступайте, – велел начальник сыскной могильщикам.
Ни в одной из могил не нашли ровным счетов ничего. Гробы с несчастными младенцами, как справедливо указал доктор Прыжов, давно сгнили, а бриллианты, если они у него действительно были, Иван Иванович Чванов закопал где-то в другом месте.
Больше всех были разочарованы гимназисты третьей гимназии. Многие из них не преминули выказать Феде с Володей свое возмущение.
– Жалкие врунишки.
– Глупые карлики.
Лишь Ваня Чванов, который тоже присутствовал на неудачной эксгумации, подошел к Липову с Тарусовым со словами благодарности:
– Спасибо, что нашли медальон, принадлежавший моему папе. В детстве я очень любил сравнивать его с портретом деда. Но мне и в голову не пришло, что листья на березке – это шифр.
– Если что-то и зашифровано, то твой дядя расшифровал это неправильно, – с грустью сказал Володя.
– Увы. Мне бы очень пригодились дедушкины сто тысяч, – вздохнул Ваня Чванов.
– Ты что, забыл, что их украл Васька? – напомнил кадету сопровождавший его отставной майор Корнильев.
– Но ты же сам говоришь, что он в краже не сознался.
– А что за Васька? – хором спросили Володя с Федей.
И Ваня Чванов рассказал им грустную историю про исчезновение дедушкиных денег.
– Раз деньги пропали, значит, твой дедушка их действительно спрятал, – сказал Ване Володя.
– Надо расшифровать этот шифр из листиков, – вторил ему Федя.
– И как это сделать? – с надеждой спросил Ваня.
– Пока не знаю, – честно признался Тарусов.
– Но мы обязательно их расшифруем, – пообещал Липов.
Федя с Володей очень опасались, что после фиаско с могилами младенцев троица второгодников снова начнет их травить. Но, к удивлению, они подошли со словами поддержки.
– Не расстраивайтесь, – сказал Свинка.
– Это очень хорошо, что полиция не нашла бриллианты, – дружески подмигнул одноклассникам Штемпель. – Она бы их этому прыщавому наследнику отдала.
– А так они все нам достанутся, – сказал Базиль.
– Пойдете завтра с нами искать? – спросил барон.
– Куда? – удивились Володя с Федей.
– Так Смоленских кладбищ в городе два. Православное и лютеранское, – объяснил барон и указал рукой. – Вон оно через речку. Только тсс! Никому ни слова. Завтра вместе туда пойдем, найдем нужные могилы и их разроем.
– Руками, что ли? – уточнил Свинка.
– Зачем руками? Мы лопаты купим, – объяснил Штемпель.
– С лопатами нас на кладбище не пустят, – покачал головой Базиль.
– А мы купим маленькие, чтобы в ранцы влезли. Я знаю, где такие продают. Пойдете с нами? – спросил Штемпель у Липова и Тарусова.
– Нас родители не отпустят, – с грустью сказал Володя, указав на Дмитрия Даниловича, беседовавшего с Крутилиным, и Александру Ильиничну, разговаривавшую с Анастасией Григорьевной.
– Жаль, – вздохнул барон. – Впятером искать могилы легче.
– И копать быстрее, – согласился Свинка.
– Зато бриллиантов в итоге каждому больше достанется. На троих-то делить выгоднее, чем на пятерых, – обрадовался Базиль.
Крутилин тем временем советовался с Тарусовым, как ему поступить с Фроськой и Кешкой.
– Возьметесь их защищать? – спросил он, кратко пересказав суть дела.
– Ну, если просите лично вы, то конечно.
– А от каторги спасёте?
– Вот этого гарантировать не могу.
– И что мне делать? Одна влиятельная особа настоятельно просит их обоих спасти от наказания.