Да простит меня Бог и облегчит мне последние страдания. Ваш любящий отец, Иван Чванов».
Эпилог
Незадолго до Рождества Крутилина снова вызвал его высокопревосходительство:
– Вчера обедал с вашим начальством. И обер-полицмейстер кое о чем меня попросил.
– Он теперь не обер-полицмейстер, а градоначальник.
– Ах да, все время забываю. Так вот, а я в ответ попросил его подать на вас представление о награждении третьим Владимиром. Так что мойте шею.
– Не знаю, как и отблагодарить ваше высокопревосходительство…
– Зато я знаю. Посмотреть хочу на моего сыночка.
– Привести его к вам?
– Лучше фотопортрет его принесите. У вас он точно есть. Вы ведь всех задержанных снимаете?
– Хорошо, конечно, рад буду вам услужить.
Вернувшись в сыскное, Крутилин вызвал надзирателя, который заведовал фотоателье:
– Принеси-ка мне фотографию Иннокентия Соловьева, в августе у нас по одному делу проходил.
Но надзиратель вернулся с пустыми руками:
– Нет, такого мы не снимали. Видимо, указания от вас не было.
Из-за недостатка финансирования фотографировали лишь часть задержанных.
– Что ж, тогда пусть Ефимыч зайдет.
Теперешнее местожительство Соловьевых агент сыскной выяснил в адресном столе.
– Собирайся, поехали, – велел он Кешке, топившему на кухне печь.
– Это куда? – спросила Фроська.
– В сыскную, к Крутилину. Он его доставить велел.
– Ты чего натворил? – набросилась мать на сына.
Тот выпучил от удивления глаза:
– Ничего.
– Тогда я еду с вами, – заявила Фроська.
На Большой Морской она без всякого «здрасьте» накинулась на Крутилина:
– Кешка мой ни в чем не виноват. Не ворует, не пьет, даже не курит. За что его задержали?
– Да не задержали. Просто на фото снимем, – попытался объяснить Крутилин.
– Зачем? Вы ведь только преступников снимаете, я знаю.
– Так, Ефимыч, ну-ка выйди, – распорядился Иван Дмитриевич.
Когда за агентом закрылась дверь, Крутилин объяснил Соловьевым причину.
– Ну тогда ладно, – успокоилась Ефросинья.
– Не буду сниматься, – заявил вдруг Кешка.
– Почему? – опешил Иван Дмитриевич.
– Отец твой нас от каторги спас, – напомнила сыну Фроська.
– Он бросил тебя беременную. Выставил из дома, как нашкодившую собаку. Он сам во всем виноват.
– Это тебя Соня таким глупостям учит! – поняла Фроська.
– Стоп, стоп, – прервал перепалку Соловьевых Крутилин. – Какая Соня?
– Хозяйская дочка, – объяснила Фрося.
– Часом не Смирницкая её фамилия? – предположил Иван Дмитриевич, вспомнив милую барышню со стрижеными волосами, на квартире которой был убит Толик Дерзкий.
– Она самая, – подтвердила Фроська.
– Тогда мне всё понятно, – процедил Крутилин и дернул за сонетку.
Тут же в кабинет вошел дежурный надзиратель.
– Отведи парня в фотоателье, пусть его снимут, – велел начальник сыскной.
– Я не пойду.
– Тогда тебя туда отведут силой. Я министру отказать не могу.
– Так он министр? – усмехнулся Кешка. – Хорошо, снимусь. А он взамен пусть даст команду отдавать мне кости из Пажеского корпуса.
– Я такого пообещать не могу.
– Тогда я снимусь с закрытыми глазами, – пригрозил Кешка. – Или с высунутым языком. И никакой силою…
– Хорошо, я попробую.
Утром после рождественской ночи Крутилин отправился поздравлять военного министра.
– У меня для вас подарок, – сказал он, войдя в кабинет.
– Давайте. Не терпится взглянуть.
Иван Дмитриевич протянул карточку.
– На меня как похож! – восхитился министр. – А где он учится?
– Пока нигде.
– Может, в кадетский корпус его определить?
– Он сын кухарки, ваше высокопревосходительство, – напомнил Крутилин.
– Да, вы правы. Но как-то хочется ему помочь.
– Кешка, его так звать, будет счастлив, если вы дадите команду начальнику Пажеского корпуса отдавать ему с кухни все кости.
– Зачем они ему? – схватился за сердце министр.
– Он сдает их на костеобжигательный завод. И этим зарабатывает себе на хлеб.
– Сегодня же распоряжусь.
– Спасибо, ваше высокопревосходительство. Честь имею.
Крутилин поднялся и пошел к выходу.
– Иван Дмитриевич, – окликнул его министр. – Я вот что подумал. У нас же в квартире тоже кости имеются. Пусть Кешенька заходит к нам по утрам в воскресенья, когда благоверная в церкви. Хоть увижу его. Пусть и из окна.
– Хорошо, я ему передам. Счастливого Рождества, господин министр.
– Счастливого Рождества, господин начальник сыскной.