Тарасов мешал Афганцу? Мог Лешка взорвать Тарасова? Ну, например, чтобы прибрать завод к рукам – если, предположим, Тарасов не соглашался продавать свои акции? С наследничками-то Алексей Петрович быстрее разберется. Хотя Лешка смог бы найти средства давления на кого угодно… В моем случае он, например, угрожал моим родным… Или в случае с Тарасовым – не смог?
Кстати, а ведь убитая вчера Инна Баймакова тоже получила пять процентов акций «Невы-металл»…
Мысли пролетали в голове с поразительной скоростью. Кто-кто, а Лешка с компанией легко могли организовать покушение у нотариальной конторы в центре города. Но возникает вопрос: на кого? На нас всех? Или на Инну, на Аллу Сергеевну и на меня, раз было сделано три выстрела? Инна с Аллой Сергеевной оказались «лишними» наследницами, а тут еще представился шанс заодно избавиться и от моей скромной персоны – не только потому, что я тоже оказалась среди акционеров: я этой компашке и так много крови попортила, а как совладелица «Невы-металл» могу испортить еще больше. Рому же с самого начала планировали оставить в живых… Предположим, пуля вошла ему в плечо случайно. На выходных мне, пожалуй, следует съездить к этому парню и поговорить с ним по душам, чтобы выяснить хоть что-то. Если же его используют втемную (что скорее всего), предупредить его о том, что собою представляют дяди-акционеры.
Так и не придя ни к каким выводам, я примчалась в фирму. Девочки осмотрели меня внимательнейшим образом, не нашли разрывов одежды, новых царапин и синяков и вздохнули с облегчением, затем сообщили, что звонил мой брат и просил перезвонить домой.
– На сотовый, что ли, не мог? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь. Или это не срочно? Или не хотел быть посланным по известному русскому адресу, что случалось уже неоднократно, потому что Костя имеет тенденцию звонить мне на трубку в самый неподходящий момент.
В общем, я набрала свой домашний и услышала сообщение братца о том, что на мое имя пришло письмо в длинном конверте. Обратного адреса и имени отправителя не указано. Наш адрес написан ровными, аккуратными печатными буквами. Писем на домашний адрес я не получала давно, если не считать предложений поучаствовать в каком-нибудь розыгрыше призов (но там всегда значилась фирма-лохотронщик) или подписаться на какое-нибудь печатное издание, поэтому несколько удивилась.
Я задумалась на мгновение и уточнила у Кости, чем он сейчас занят. Братец промямлил, что он не прочь развеяться, и сам предложил приехать ко мне в офис, потому что ему надоело сидеть дома.
– Валяй, – дала я разрешение, но предупредила, чтобы машину (мои старые «Жигули» шестой модели, гниющие в гараже, правда недавно попользованные – пока я не приобрела новый «Пассат» взамен взорванного) не брал, так как два последних Костиных опыта вождения закончились в автосервисе. Слава богу, хоть башку себе не разбил. – Только оденься прилично, чтобы мне не было за тебя стыдно.
Костя приехал в турфирму в своем выходном пальто с каракулевым воротником, под которым оказался коричневый свитер с желтой полосой на уровне груди. Брюки были тщательно отутюжены. Причина страстного желания оказаться у меня на работе вскоре выяснилась: Костя обещал моей новой девочке-менеджеру, еще не знающей, что мой братец собой представляет, рецепт торта, который я приносила в офис на наше празднование Международного женского дня. Теперь я вспомнила, что она тогда спросила у меня рецепт, а я ответила, что торт пек брат, и предложила ей самой с ним связаться. Вот она и связалась. Костя вручил мне конверт и удалился вместе с девушкой в наш кухонный отсек. Остальные девушки, по всей вероятности ожидавшие моей реакции на их уединение, на время оставили работу, однако заметив, что я никак не реагирую, вернулись к своим занятиям. Я же на всякий случай просмотрела конверт на свет, но заметила внутри лишь лист бумаги. А вообще, после всех покушений я стала проявлять осторожность. Или это уже мнительность?
Кстати, а в письмо могли вложить какую-нибудь гадость? Я ведь не в курсе последних достижений определенных видов промышленности. Наверное, могли, если бы захотели, решила я, но, следуя обычной женской логике и не в силах больше сдерживать любопытство, конверт разрезала. Черти оттуда, по крайней мере, не выпрыгнули.
Первым делом я взглянула на подпись.
И застыла соляным столбом – там стояло: «Стас». Под именем красовалась загогулина с несколькими черточками, по всей вероятности – подпись.
Я немного посидела в состоянии прострации, потом наконец смогла сфокусироваться на том, что было написано, и прочитала послание с того света. «Как оно там, на облачке?» – опять пронеслась мысль. Я себя, опять же, одернула: Тарасов мог отправиться только в другое место – туда, где, говорят, очень жарко, правда, компания повеселее, да и, пожалуй, Тарасов там должен встретить многих старых знакомых, которых на облачко просто не должны были пустить. Или апостола Петра уже инфаркт хватил бы от таких встреч.
«Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых», – так начиналось послание Стаса. «Кто же его отправил-то, интересно?» – задумалась я.
Тарасов писал о том, что всегда доверял мне, и, главное, просил проследить, чтобы его сын Рома не остался обделенным. «Мне достаточно сказать один раз», – подумала я. Или он решил, что у меня должен быть на руках хоть какой-то документ в письменном виде?
Ох, не хотелось мне вступать в эти схватки, ох, как не хотелось… Но последняя воля умершего… Да еще за немалые деньги… Но сколько с ними будет проблем!
Далее Стас сообщал, что к «Неве-металл» неоднократно подбирался Афганец, желавший приобрести акции и в результате купивший их у Багловского. Тому, как оказалось, изначально принадлежало сорок процентов – предприятие было создано на пару Тарасовым и Вениамином Борисовичем. Каким образом Алексею Петровичу Карташову удалось убедить коммерческого директора «Невы-металл» продать тридцать процентов предприятия, для Тарасова осталось тайной. Багловский замолкал, стоило Тарасову начать этот разговор, а из Афганца, как мне самой известно, вообще ничего не вытянешь. Стас предполагал, что Афганец подловил Багловского на чем-то серьезном – так что тот не смог отказать. А оставив ему десять процентов, Лешка сделал его «своим человеком».
Но на чем Багловского заловили – Тарасов даже не мог предположить и так и не выяснил, несмотря на приложенные усилия. Вениамин Борисович всегда казался ему положительным человеком. Сорок лет женат на одной женщине, от банных мероприятий с девочками всегда категорически отказывался, отдельно от жены отдыхать не ездил, даже любовницы не имел – насколько было известно Тарасову.
Как я предполагала, у Афганца возможностей гораздо больше, чем у Тарасова. Но сейчас передо мной стоял другой вопрос: нужно ли мне искать этот скелет в шкафу? Решив, что не нужно, я стала читать дальше.
Меня ждала убойная информация!
Стас утверждал, что в последнее время завод стал использоваться как перевалочная база для переправки героина. Тарасов случайно обнаружил небольшую партию порошка (где – не сообщал), отправил его знакомым на анализ, откуда и узнал, что именно нашел.
Тарасов был уверен, что товар или принадлежит Алексею Карташову, или Афганец служит одним из передаточных звеньев. Стас не исключал, что в настоящее время Алексей Петрович каким-то образом использует Багловского, хотя, зная Лешку, я лично не могла представить, чтобы он взял в дело (да еще такое) чужого человека и доверил ему свои секреты.
В то же время Стас утверждал, что сам по себе Багловский никогда не занялся бы поставкой наркоты – то есть Афганец никогда бы не поймал его на этом. Вениамин Борисович – страшный перестраховщик и никогда не пойдет на риск – ни на какой. Он всю жизнь боялся милиции, КГБ, ОБХСС, налоговой инспекции, проверяющих всех и всяческих рангов. Если Багловский сейчас и связан с наркотой (что маловероятно), то только потому, что его заставил Афганец, причем он нашел очень веский аргумент – такой, что Багловский боится Афганца больше, чем всех остальных, вместе взятых.
В своем письме Тарасов пояснял, почему он распределил свои акции таким образом: он хотел, чтобы их владельцами стало как можно больше народу. Всех не убьешь, писал он. А так за предприятием будет хоть какой-то контроль, хоть как-то мы все сможем влиять на его политику.
В конце письма были указаны два счета в зарубежных банках и информация, необходимая для того, чтобы ими воспользоваться. Как и следовало ожидать от бизнесмена уровня Тарасова, у него имелся номерной счет в Швейцарии. Также на его имя была зарегистрирована фирма в одной из офшорных зон. Стас хотел, чтобы эти деньги тоже достались Роме и я помогла бы парню ими воспользоваться, правда, уже после достижения совершеннолетия. В заключение Стас указывал, чтобы я была очень осторожна и никому не доверяла. Будто я это без него не знаю!
Я сложила письмо и глубоко задумалась.
Если через «Неву-металл» в самом деле каким-то образом шла наркота, то интерес Лешки и компании мне понятен. Но возникает вопрос: они переправляют героин или нет? Или они только хотят подключиться к процессу, и даже не подключиться, а взять его под контроль? Поэтому и пытаются скупить все акции.
Если это не они – следует ждать предложений на покупку акций от кого-то еще. И ведь прямо не спросишь ни Серегу, ни тем более самого Афганца. Кто признается-то в таких делах?
А если все-таки дело организовал Багловский? После Стаса он был вторым человеком, фактически создавал завод… Если он такой положительный, как тут описал Тарасов, то как же его прихватил Афганец? Но ведь Стас не был идиотом, и если он это пишет, то…
Кстати, а Стас ли писал это письмо? Я-то тоже хороша, сразу поверила.
Я снова развернула листок, исписанный незнакомым почерком. А если это не Стас? Мне ведь он никогда никаких писем не посылал. Но, думаю, почерк легко можно проверить. А для начала найду-ка я наши с ним договора.
Резво вскочив из-за стола, я рванула к папке, где они у нас подшиты, и под удивленными взглядами девочек, приученных не задавать мне лишних вопросов, стала их быстро листать. Вскоре нашла февральский – тогда Стас покупал тур в Таиланд. К моему великому сожалению, договор был заполнен моей рукой, и только внизу стояла подпись. Я сличила ее с подписью в письме. На первый взгляд они сходились.