Глава 6НАСМЕШКА БАБУШКИ-ШАЛУНЬИ
Люся неслась по коридору, теряя тапки, и в первый момент даже не поняла, что окликнули именно ее.
– Женщина! Женщина, погодите! Люся!
Василиса дернула подругу за рукав, и она остановилась. Их звал неизвестный мужчина лет сорока и довольно приятной наружности. Мужчина направлялся к ним и улыбался самой счастливой улыбкой.
– Если бы вы знали, что сделали для меня! – заговорил он, беря женщин под руки и продвигаясь к палате. – Вы мне сына вернули.
На больничной койке лежал Женька Филонов, а рядом с кроватью почтительно сидел белоснежный, расчесанный Еврик.
– Теть Люсь! – заулыбался парнишка. – Как вы батю-то отыскали?
Подруги только удивленно пожали плечами.
Мужчина, им оказался Филонов Даниил Евгеньевич, стал рассказывать какие-то непонятные вещи. Якобы на работу к его начальству пришла телеграмма, где говорилось, что Филонов должен срочно вылететь в такой-то город и прибыть по такому-то адресу. Однако ни по какому адресу Филонов прибыть не успел, потому что уже в аэропорту его поджидал мужчина, который назвался Курицыным Павлом Дмитриевичем. Он и привел его прямо к сыну в больницу. А уж здесь сам Женька рассказал отцу и про мачеху, и про Еврика, и про все, что с ним приключилось.
– А что с тобой стряслось? Кто тебя так? – наперебой спрашивали подруги.
– Мир не без добрых людей. Мы должны были пасти Горошина, а объект куда-то слинял. Я с самого начала в это дело лезть не хотел, вот на меня и стали коситься. А уж когда я отказался мужика из окна выталкивать, со мной пререкаться не стали. А ночью наказали. Избили какими-то дубинками. Да не догадались на улице отходить, прямо в подвале учили, а там Еврик такой визг и лай поднял, что соседи милицию вызвали. Может, поэтому и жив остался, – почесал парень за ухом верного пса.
– Звери! Но я-то! Я-то! – не переставая, качал головой отец. – Я их найду, гаденышей!
– Ха! Фиг ты их теперь найдешь! Они больше там не появятся, это уже заранее обговаривалось. Да и зачем тебе? – невесело хмыкнул парнишка. – Они тоже не от сладкой жизни такими стали. А вам спасибо! Честное слово, если бы не вы…
Настроение у нее было какое-то заячье – хотелось прыгать и скакать. Василиса же, наоборот, была словно вяленая дыня. Дома сразу завалилась на диван и лениво щелкала пультом.
– Вася! Выше нос! Сегодня же мы заявимся к твоему Пашке с раскрытым делом. Пусть порадуется.
– А какое дело мы раскрыли? Узнали, что, может быть, несчастный Роман отсидел ни за что? Или, может быть, Петюня прикокошил сестрицу? А где у нас доказательства, что именно он, а не тот же Яков Иванович, к примеру?
– Умеешь ты, Васенька, настроение поддержать, – собралась было возмутиться Люся, но в дверь позвонили, и она попрыгала открывать.
– Маша! Пропажа наша! – через секунду раздался ее радостный вопль.
В комнату влетела цветущая, с горящими глазами Мария Игоревна.
– Маша! – вмиг забыла про свою хандру Василиса. – Признавайся, зачем бросила Петюню с дитятями?
– Девчонки, я на минутку! Я только сказать, что жива и здорова. Приходите ко мне… К нам в гости. А Петюня… даже говорить не хочется.
Подруги потащили Марию в кухню. Люся невесть откуда вытащила бутылочку винца, а Василиса металась от стола к холодильнику, по-быстрому накрывая на стол.
– Нет уж, мы теперь тебя никуда не отпустим, – не давали они гостье сказать ни слова. – Пока ты нам все не расскажешь, даже и не думай никуда исчезать.
– Вот, давайте за встречу! – подняла рюмку Василиса.
Женщины выпили, помахали перед носами кусочками сыра, а потом потянулись ко второй порции горячительного. Когда глаза подруг уже приобрели хмельной блеск и прошли первые ахи, охи, Мария, подперев рукой щеку, грустно заговорила:
– Ой, девчонки, и влипла я с этим замужеством… Вот правильно ты, Васька, говоришь – что ни мужик, то враг народа! Ну вот Петя – какой был муж замечательный – и стирал, и убирал, и, даже не поверите, зарплату приносил! А ведь каким гадом оказался редкостным!
Люся ерзала от нетерпения.
– Ну давай, рассказывай, что ты про него узнала.
Мария Игоревна махнула рукой и, жахнув еще рюмашку, без утайки выложила все, что совсем недавно узнала сама.
Петр был большой любитель телепрограмм и нелюбитель горбатиться. Когда-то, полеживая у очередной «пчелки» на диване, высмотрел интересную передачу. На экране шла речь о казанских группировках, где наглые дяденьки при помощи незрелых подростков прибрали к рукам целый город. Здесь же было подробно рассказано, как это все организовывалось, какова была структура банды, даны другие полезные инструкции. Передача показалась Петру очень познавательной, и он решил воплотить усвоенное в жизнь. Обладая кое-какими педагогическими способностями, он собирает вокруг себя малолеток и даже сооружает хилое подобие организации. Если опустить все словесные хитросплетения, которыми он опутывал детей, то смысл заключался в следующем: молодежь должна расти сильной и бесстрашной. Для этого пацанам необходимо воспитывать в себе «силу духа», становиться независимыми, добывать собственные средства к существованию, а попросту говоря – грабить, воровать, отбирать. У них это называлось «обеспечивать себя». Если подросток ничего не приносил, значит, «силы духа» у него не было. Такого наказывали.
Стоило ли говорить, что из добытого таким путем львиная доля уходила Пете в карман. Этого ему, конечно, не хватало, и тогда он ввел помесячные взносы, на, так сказать, общественные нужды. Сначала в такую организацию тянулись разные дети – привлекали спортивные тренировки, отношение как к равным и возможность заиметь собственные карманные деньги. Но родители быстро уловили криминальный душок деятельности своих чад и разогнали всю мини-организацию. Тогда Петр отделался легким испугом, но сделал выводы. Немного позже и уже в другом месте он собрал маленькую бандгруппу, как он говорил, из пяти бездомных подростков. Это был костяк, бригадиры. Под ними ходили более несчастные, те, кто не жил в домашних условиях вместе с Петей. Теперь взносов не было, но эти дети приносили ему гораздо больший доход – они были способны на все.
– Это его так называемые бригадиры с тобой, Маша, жили? – уточнила Василиса.
– Они. У этих ребят не было родителей или такие, которым никакого дела до них нет. То есть опасаться было нечего. Петенька держал железную дисциплину, за малейшее непослушание – наказание. А наказывал он изобретательно. Так, например, Артем за то, что его группа, а в ней состояли самые младшие, неделю подряд не приносила выручки, должен был полгода молчать. То есть не говорить ни с кем, кроме членов своей группы.
– Поэтому он и молчал? Так почему же ребята не убегали от Петра?
– Пробовали, находил, тогда было еще хуже. Ну и потом, все сопровождалось сказками о прекрасной взрослой жизни. Те, что жили с нами, старательно изображали из себя полоумных, чтобы я ни о чем догадаться не могла.
– А где же он их содержал? До тебя?
– Какую-то комнату снимал, а потом и меня, дуру, отыскал. Только меня они не провели. Я подслушала их разговоры, когда в темнушку забралась, а что не поняла, мне потом сами ребята рассказали, Гриша с Артемом.
– И где ты их нашла? – пораскрывали от удивления рты подруги.
– А я их и не теряла. В той же темнушке поняла, что несладко паренькам, как я ни стараюсь. Да и провинились они, Гришка осмелился Злате грубить, а эта девчонка у них большой властью пользуется. Вот и спрятала я их у сестры, а потом и сама к ним перебралась. Когда из дома сбежала – Пашке твоему позвонила. Поняла, что без милиции мне не справиться. Каюсь, сначала сама хотела порядок навести да эту группу на свет божий вытащить, ладно что ребята отговорили. Убедили, что не под силу мне Петюня. Зато, подружки, если бы вы знали, какие у меня замечательные мальчишки! Я их никому не отдам. Ой, я тут засиделась, а мне домой пора.
– Так ты уже дома?
– Нет, мне Павел позвонит, когда можно будет домой вернуться. Ладно, побежала, а вы Паше большое спасибо передайте.
– Паша, Паша, – бурчала Василиса, когда Мария Игоревна унеслась. – С ней, значит, общался, а нам ни слова! Столько важного утаил, из-за него все дело тормозится.
Разомлевшие от распитого и взбудораженные услышанным, подруги уткнулись в экран телевизора. Хотелось отдохнуть от всего, погрузиться во что-нибудь радостное, например, в киноконцерт.
У нее глаза – два брильянта в три карата…
Руки у нее – створки две в ворота рая… —
старательно выводил певец.
– Не понимаю, при чем здесь руки? – пожала плечами Василиса.
– Молодой человек жалуется, что у его любимой – кривые руки, мол, как створки. Чего непонятного? – объяснила Люся.
– Я тебе про наши, которые у нас дома оказались. Чем больше узнаешь, тем гуще каша. У нас-то Роман что искал? Бабушкину икону?
Люся пыталась пальцем ноги дотянуться до кнопки телевизора. Вставать не хотелось, а пульт куда-то подевался. Надо было срочно переключить программу, незатейливая песенка снова навела Василису на тяжкие раздумья. А ведь договаривались отдыхать.
– Позвони Паше, ты уже давно не разговаривала с сыном, – тихонько подсказала Люся.
Василиса набрала номер, и Лидочкина мама ответила, что Павла вызвали на работу. Росло непонятное раздражение, хотелось броситься в кровать и сразу же уснуть. Однако Василиса знала, что не сможет забыться сном, опять уляжется и будет ковыряться в собственных мыслях. Женщина прошла в кухню и глотнула сразу две таблетки снотворного, а потом, сказавшись больной, рухнула в постель.
Очнулась Василиса Олеговна от невообразимого шума. Казалось, что в комнате топчется целая рота солдат. Едва продрав глаза, она поняла, что в квартире они с Люсенькой не одни. В зале горел свет, слышались громкие мужские голоса. И Люси на кровати она не обнаружила. Пришлось выползти на свой страх и риск. Люся стояла в зале в халате и прижимала к груди Финли. Почему-то посреди комнаты на полу валялся Петюня со связанными руками. Рядом деловито толкались мужики, и никто, ну просто ни один человек, не разулся!