– Солдаты…
– Сашка, пиши. Отчетливо! Дальше?
– Он увез владыку.
– Куда?
– В Кремль, в Чудову обитель…
– Мог владыка там оставить сундук?
– Нет, – сказал Устин. – Мы с Митенькой следом побежали, вместе со всем народом…
– Для чего?
– Мы хотели владыке в ноги броситься, чтобы на те деньги велел поставить всемирную свечу.
Архаров вздохнул.
– И потом до Донского монастыря добежали?
– Так все же туда пошли, мы со всеми.
– Потом где был?
– На дворе.
– Больше никуда не бегал?
Устин посмотрел на него с недоумением: а что, следовало еще куда-то бечь?
– И там, прямо во дворе, ты владыку выдал?
– Да.
– Ты вместе со всеми, и с Митькой своим, вбежал во двор и закричал: владыка в церкви на хорах спрятался, имайте его, тащите за бороду наружу? Устин, довольно врак. Откуда ты знал, что владыка в простой рясе на хоры забрался?
Ответа не было.
– Блестяще, сударь, – сказал Шварц. – А теперь позвольте мне, в силу моего опыта, сделать заключение.
– С удовольствием, – отвечал Архаров.
– Прошу заметить, я не вел розыска по делу об убийстве митрополита, а занимался лишь мародерами. И я делаю свое заключение исходя лишь из поведения обоих обвиняемых здесь, в этом погребе, и из их слов, произнесенных добровольно, без применения средств дознания.
– Давай свое заключение, Карл Иванович.
– Владыку Амвросия выдал толпе тот, кто знал его местоположение. Сей кучер. И сейчас, обвиняя молодого человека, преступник приписал ему все свои поступки. Потому, что иного ничего для его обвинения выдумать не мог. Такое часто случается.
Архаров вздохнул.
– Повадки преступников ты лучше знаешь. Но какого рожна этот дурень все еще упорствует?
Шварц коснулся рукой Устинова плеча, от чего дьячок содрогнулся.
– Сказано – не лжесвидетельствуй, – напомнил он. – На себя на самого лжесвидетельствовать – тоже тяжкий грех. Насколько я понимаю, ты искренне изложил часть правды. А желательно услышать всю правду. Всю!
Архаров уже знал силу репутации Шварца. Теперь он в ней убедился.
Устин покосился на Ивана и вдруг, шагнув к нему, рухнул перед ним на колени.
– Прости, Христа ради! – взмолился он.
Шварц удержал Архарова, желавшего обругать Устина, да покрепче, положив ему руку на обшлаг мундира.
– С праведниками хлопот поболее, чем с закоренелыми злодеями, – тихо сказал он. – Со временем убедитесь в сем сами.
Устин, не вставая с колен, заговорил, глядя вниз, как если бы в молитвослов, по которому вычитывал ежедневное правило:
– Мы с Митенькой сперва вместе держались, потом нас толпа разлучила. Нас же несло, как щепочки весной ручьем… Гляжу – Иван, его тоже толпа тащит, я стал к нему пробиваться, думаю – он меня знает, вместе хоть к сторонке выкарабкаемся, Митеньку поищем… Тут стало попросторнее. И Иван как закричит: он в храм побежал, в храме спрятался, там его ищите! Я сперва думал – блазнится! Не мог Иван владыку выдать! А потом вдруг понял – да это же он иродов по ложному следу пустить хочет, для того и в толпу замешался! Они в церкви будут искать, а владыка тем временем скроется! И так я возрадовался его хитрости! Вознесся душой и тоже кричать стал: точно, во храме он, там его ищите!.. И такая благодарность к Ивану во мне родилась – порой в пасхальную заутреню душа так не воспаряет!.. Он кричит: на хорах ищите, на хорах! И я кричу: на хорах владыка! И все туда хлынули…
Устин заплакал.
– Вот так я его и выдал… – сквозь слезы и всхлипы кое-как проговорил он.
Архаров отродясь не был жалостлив. Но тут его прошибло. Без единого слова он вышел из подвала на двор и там уставился на ночное небо.
Он вспомнил себя маленького, вспомнил то, что задвинул в самые дальние закоулки памяти, чтобы вовеки оттуда не вытаскивать, вспомнил весь стыд и боль избитой до кровавых соплей доверчивости… На единый миг – но вспомнил.
Возвращаться в ледник он не хотел. Ему казалось, что теперь, когда убийца найден, довольно того, что при нем – Шварц, а гвардеец Архаров, выполнивший несуразное приказание графа Орлова, может доложить о нем и заняться своими прямыми обязанностями.
Но в такое время суток докладывать графу – значит навлекать на свою голову громы и молнии. Пусть выспится, а на фрыштик будет ему приятное известие.
Из ледника вышел Шварц.
– Ничего, ваша милость, – спокойно сказал он. – На сей раз правду удалось добыть без вспомогательных средств, и сие отрадно. Знаете ли, как далее складывались события?
– Этот мерзавец Иван увидел в монастырском дворе Устина с Митькой и понял, что они знают про его предательство, – сказал Архаров. – И они поняли, что он теперь обязан их уничтожить. Потому они и сидели запершись в Устиновом домишке. Больше-то в чумном городе им податься некуда… А потом, когда Устин ушел за провиантом, он забрался туда и заколол Митьку. Так у меня в голове все складывается. Вот только сундук…
– Что сундук?
– Я ход злодейской мысли вижу так, как если бы… – Архаров вздохнул и завершил с мрачной иронией: – … сам бы эту мысль породил. Иван понял, что, коли убрать владыку и бывшего при нем келейника, то единственный, кто знает местоположение сундука с деньгами и драгоценностями, – он сам. А коли и сам сгинет в безвестном направлении, никто его долго искать не станет – чума, бунт, сгинул человек, и ничего в том удивительного… Я и сам поверил, когда мне монахи толковали, что будто и кучер убит. Но я бы хотел понять, как далее тот сундук странствовал.
– Сколько я понял, митрополичий кучер и Кучумов в некотором родстве. Ивану был нужен человек достаточно богатый, чтобы через него пропустить найденные в сундуке деньги, и тогда бы их след совершенно затерялся, – объяснил Шварц. – Кучумов, не желая держать в доме, где полно любознательных женских особ, сундук с зачумленным добром, велел его спрятать в подвале при лавке на Маросейке. Туда наведывался этот Иван, я полагаю. Оттуда сундук уволокли мародеры, а Иван, как вы и предполагали, догадался, куда девалось его сокровище, и в отчаянии залез в ховринский дом… чего же еще?..
– Рубль. Как туда попал третий рубль?
– Ваша милость, я ничего о том рубле не ведаю. И по вашим отрывочным высказываниям судить не берусь. Будьте же настолько любезны и растолкуйте мне, что это за сложная комбинация с рублями, – попросил Шварц.
И тут Архаров покраснел.
Краснел он, понятное дело, редко. И годы не те, и не за что. Но под спокойным серьезным взглядом Шварца он вдруг осознал чудовищную бесполезность своей затеи с мечеными рублями. Раздавать их в незнакомой местности Бог весть кому на основании одних лишь смутных подозрений! И потом лишь ломать голову, где бы те рубли могли вынырнуть, чтобы образовалась сомнительная ниточка, за кою можно потянуть… Бред, околесица!..
– Коли не угодно, я не настаиваю, – хорошо скрывая удивление, сказал Шварц.
Архаров вздохнул.
– Вы дураком меня сочтете, – буркнул он.
– Весьма трудно добиться моего уважения, Николай Петрович, – отвечал на это немец. – Я бы даже осмелился сказать, что почти невозможно. Однако и в дурацкую степень я возвожу далеко не всякого. Для того нужны основательные доказательства.
– Ну так вот тебе доказательства… – и Архаров вкратце изложил затею с редкими рублями.
Надо отдать Шварцу должное – он честно пытался справиться со своим отношением к архаровскому измышлению.
– Мой Бог, – сказал он. – Но кто же так ведет розыск?! Это же совершенно формально неправильно!
– Я так веду розыск, – набычившись, заявил Архаров. – Формально или неформально, а убийца митрополита у нас в руках.
– Этого не должно было произойти.
– Мы, стало быть, привидение изловили?
И Архаров расхохотался.
– В отличие от многих, я не отрицаю того, чего мне в силу слабых умственных способностей понять не дано, – произнес Шварц. – Но более так, сударь, не поступайте, не искушайте долготерпенье Божье.
– Вот тут ты, черная душа, прав, – согласился Архаров.
Устин стоял во дворе еропкинского особняка, опустив руки, повесив голову. Рядом стоял Демка.
На них падал свет из окон, но не равномерный – то и дело по лицам проносились тени, потому что в особняке творилась суета.
– Да не куксись ты, – говорил Демка. – Ну, сунут в каменный мешок, посидишь, поумнеешь. Ты ж владыку не выдавал, ты просто смуряк охловатый… Есть им кого карать.
– Нет, добрая душа, нет, – отвечал Устин. – Каменный мешок – это для тела, а для души? Я покаяться должен, прощение у Господа вымолить… Из-за меня и владыка, и Митенька погибли… Что толку сидеть в каменном мешке, коли нет прощения?
– А ты пробовал? – резонно спросил Демка. – Не смури. Господин Архаров сам разберется, как с тобой быть.
Он так убежденно произнес это, как если бы не стояло над Архаровым никакого начальства, даже государыни, а граф Орлов, затеявший розыск убийц, был чьим-то сонным видением.
К ним вышел Шварц.
– Ты хорошо сторожил преступника, сие похвально, – объявил он Демке.
– Да чего там было сторожить? Я бы даже кабы его пинками за ворота вышиб, он сам бы вернулся, – честно ответил Демка. – Ему пострадать охота.
– Да я и сам приметил, – молвил Шварц. – Устин Петров, ты сейчас отправишься к себе домой и там будешь ждать решения. Понял ли?
– Понял…
– Можешь исполнять свои обязанности при Всехсвятском храме, но чтоб тебя в любой час сыскать можно было. Ступай. Ступай, говорят тебе.
Демка вытаращился на немца. Устин – тоже.
– Тебя Демьяном звать? – спросил Шварц. – Удивляться нечему. Коли его сейчас посадить в застенок, он будет жить на государственных кормах и служитель обязан будет стеречь его, а коли не сажать – сам себя прокормит и сам себя усторожит. Мы же при нужде всегда его отыщем. Сопроводи его до ворот и убедись, что ушел, а не околачивается поблизости.
– Я знаю! – вскрикнул вдруг Устин. – Я к батюшке пойду! Пусть благословит каяться!