– Где мы едем? – Удивленно спросил он у водителя, который не разу не повернул головы в сторону седока. Ответа не последовало. Девятка летела на бешенной скорости и Илья Самсонович заметил, что они мчат через лес.
– Ты, что не понял? Я просил на Поворскую! Это на Арбате, а ты куда везешь?!
– Молчи сука. Везу куда надо. – Прошипел частник, и не снижая скорости свернул на боковую аллею. Цыганков вцепился в ручку, чтобы не завалиться. Неприятный холодок распрстронялся внутри живота. Илья Самсонович от страха обмочил брюки. В конце аллеи, у высокого дощатого забора, машина резко затормозила. Из глухой калитки вышли трое и обступили «девятку». Один из них открыл заднюю дверцу:
– Вылезай, падла. Приехали. – Заглянув в салон, сказал он Илье Самсоновичу.
Цыганков не двигался. Ноги ему отказали. Тогда его выволокли из машины и начали бить ногами.
– Помогите! – Простонал владелец галлереи: – Убивают!
– Тебя, падла, пока не убивают, а бьют. – Спокойно заметил один из троицы, глядевший на происходящее со стороны – Ты заложил брата и замочить бы тебя стоило. Но ты нам должен деньги за картину Шагала. Принесешь двадцать пять тысяч баксов, будешь жить. Не принесешь, превратишься из кучи живого дерьма в кучу дерьма дохлого. Три дня срока и чтоб бабки были. Мы тебя отыщим.
После этих слов троица уселась в машину и «девятка» с визгом унеслась. Цыганков со стоном поднялся, отряхнул свой фирменный костюмчик от налипшей грязи, и прихрамывая гороздо заметнее, чем до встречи с обидчиками, поплелся по аллеи. В конце, у самого поворота на асфальтированную дорогу, он заметил пожилую даму, выгуливающую ротвеллера. Пес посмотрел на Цыганкова и злобно оскалился. Вид владельца галлереи собаке показался подозрительным.
– Что это за лес? – Спросил Илья Сапмсоновович, с опаской покосившись на пса.
– Это Измайловский парк. – Ответила хозяйка ротвеллера.
– Как мне выйти на улицу с нормальным движением? – Поинтересовался Цыганков.
– Что с вами? Вам плохо? – Участливо спросила дама.
– Когда тебя бьют ногами, хорошо не бывает. – Жалобно заметил Илья Самсонович.
– Какой ужас! На вас напали хулиганы? – Предположила хозяйка собаки.
– Что-то вроде того. – Пробурчал владелец галлереи.
– Надо срочно заявить в милицию! – Воскликнула дама: – Им нельзя спускать такое безнаказно.
– Да, да. – Не с лишком уверенно согласился Илья Самсонович и еще раз попросил указать ему дорогу в город. До нормальной улицы пришлось хромать пол часа. Частники и таксисты, при виде грязного мужчины с разодранным пиджаком, вместо того, чтобы остановиться, прибавляли скорость. Но один все же рискнул. Через сорок минут владелец допотопного «москвичика» доставил Цыганкова домой. Братик Владлена его уже достал и прятаться теперь смысло не имело. Илья Самсонович вошел в квартиру, распахнул окна, умылся, припудрил синяки, переоделся и позвонил Марыси. Домашний номер Шагровой не отвечал. Он набрал мобильный. Марыся не подошла и к нему. Это было странно, если молодая аферистка не желала звонков, она свой мобильный отключала. Илья Самсонович вышел из квартиры, спустился вниз и направился во двор к своей машине. Его золотистый джип сиротливо приткнулся под единственной липой. Вороны и галки за время, пока хозяин машины находился в камере, успели оставить на крыше, ветровом стекле и капоте множество своих меток. Шикарный японский внедорожник, обгаженный птицами выглядел жалобно. Илья Самсонович не нормативно обругал птиц, но подниматься за водрой и тряпкой не стал. Боль от побоев ослабла, но не прошла и делать лишних движений Цыганкову не хотелось. Илья Самсонович нажал на кнопку кодового замка. Джип пискнул и открыл двери. Московское движение после вынужденого перерыва в водительской практике, показалось бывшемцу узнику слишком интенсивным. От напаряжения на лбу Ильи Самсоновича выступили капельки пота. Остановившись возле дома Марыси на Поворской, Цыганков с облегчением вздохнул. Покинув загаженный птицами лимузин, владелей галлереи прихрамывая, вошел в подворотню и задрал голову. Марыся Шагрова занимала весь четвертый этаж старинного особняка. Внизу разместились фирмы, а два верхних этажа скупили богатые армяне и Марыся. Илья Самсонович оглядел окна и балкон Шагровой и заметил, что балконная дверь распахнута. «Значит она дома» – Подумал Цыганков и пошел к подъезду. Кодовую комбинацию парадного он помнил наизусть. Лифта в особняке не было и Илья Самсонович прихрамывая и матерясь, поднялся на четвертый этаж пешком. Позвонив в дверь, он приосанился и изобразил на своем побитом лице подобие улыбки. Но поскольку никто дверь не открывал, улыбка понемногу стала затухать. Илья Самсонович позвонил еще раз, постоял и ударил в дверь кулаком. Никакого впечатления на хозяйку квартиры, если она находилась там, это не произвело. Приложив ухо к двери незваный гость попытался понять, что происходит в комнатах. Но никаких звуков за дверью не услышал. Подождав еще некоторое время, Илья Самсонович спустился этажом ниже и позвонил армянам. Кроме дверного глазка, над дверью армянского семейства замер глаз телевизионной камеры. Илья Самсонович пристально посмотрел в этот глаз. Армяне его знали, как друга соседки с верхнего этажа и он понимал, что они сейчас разглядывают его физиономию. Наконец звякнули цепи и дверь расчпахнулась.
– Извените меня пожалуйста, но мне кажется странным поведение Марыси. Дверь она не открывает, к мобильному телефону не подходит, а балкон у нее на распашку. – Сообщил Цыганков чернявой толстушке, возникшей на пороге. Имен армянских соседей Марыси он не знал и женщин не отличал друг от друга. Кавказская семья была многочисленна, и ничего удивительного в том, что Илья Самсонович их путал не было.
– Арам, выйди сюда. – Крикнула Толстушка вглубь квартиры. Молодой и стройный Арам с лицом печальной птицы молча выслушал Цыганкова.
– Мы тоже несколько дней ее не видим. Но Марыся часто уезжает и мы в ее жизнь не вмешиваемся.
– Если бы она уехала, то отключила бы мобильный телефон и заперла балконную джверь. – Возразил Цыганков. Постепенно к беседе пресоеденились еще две женщины, затем в прихожей появился сам хозяин. Седовласый Антронник поздоровался с Цыганковым за руку и заговорил со своим семейством по армянски. Говорил он громко и строго и Илья Самсонович догадался, что глава семьи чем-то недоволен.
– Отец ругает нас, что мы не пригласили гостя в дом. – Пояснила чернявая толстушка. Илью Самсоновича провели в гостинную, усадили за полированный стол с инкрустацией и подвинули вазочки с урюком, изюмом и орешками. Через минуту гость пролучил чай и кусок торта. Семья громко и эмоционально обсуждала возможные причины отсутствия Марыси.
– Я могу туда пойти. – Тихо предложил Арам и повернул свое печальное птичье лицо к Цыганкову.
– У вас есть ключ? – Удивился Илья Самсонович.
– Нет. Но вы сказали, что балконная дверь открыта. – Ответил Арам.
– Он уже один раз через балкон к соседке ходил. У нее защелкнулся замок и она просила Арама открыть ей изнутри. – Пояснила толстушка: – Арамчик у нас альпинист и лазает по стенам как обезьяна.
Цыганков задумался. Не будет ли это чрезмерно с его стороны? Но человеческое беспокойство не может обидеть Шагрову и Илья решился:
– Я вам буду очень благодарен.
Арам кивнул и молча пошел на балкон. Цыганков остался за столом и видел, как молодой армянин подтянулся на руках, затем вверх медленно поднялись его тонкие ноги в сверкающих лаком штиблетах… В гостинной воцарилось молчание. Прошло несколько минут, Арам не появлялся. Антронник что-то сказал по армянски своей супруге. Та разразилась горячей и долгой речью. Хозяин поморщился, вышел на балкон и задрав голову, позвал сына. Арам не отозвался. Илья Самсонович тоже поднялся из-за стола и двинулся к балкону. Постепенно там скучковалось все армянское семейство. Цыганков с тревогой подумал, что конструкция старого особняка может не выдержать и балкон рухнет.
– Он прочный? – Поинтересовался Илья Самсонович у хозяина, кивнув на балконный пол. Антроник сперва не понял, а потом что-то грромко крикнул своим домочадцам и те быстро вкатились обратно в комнату. На балконе остались только Цыганков и глава семейства. Антронник снова, задрав голову, позвал сына. Илья посмотрел наверх и увидел лицо Арама. Оно из смуглого птичьего превратилась в белую маску. Арам тихо сказал несколько слов отцу по армянски.
– Что там происходит? – Спросил Илья Самсонович проникаясь, беспокойством.
– Она мертвая. – Перевел Антронник слова сына.
Женщины, толпившиеся на пороге балконной двери, в переводе не нуждались. Наступила зловещая пауза, затем поднялдсяч невероятный гвалд. Армяне, вовсе позабыв о госте, что-то кричали друг другу на своем языке. Арам появился в гостиной из парадной двери. Женщины стихли и обступили его. Руки молодого человека дрожали, в глазах застыл ужас. Русский он от волнения совсем забыл и Илья Самсонович с трудом добился от хозяина квартиры перевода.
– Арамчик сказал, что Марыся лежит на тахте голая. Язык у нее вывалился, лицо посинело. Молодая женщина умерла насильственной смертью. – Сообщил Антронник и снова перешел на армянский.
Цыганков сразу оценил обстановку исходя из личных интересов. Марыся мертва, значит добыть денег, чтобы откупиться от брата Владлена не у кого. Продать золотистый джип Цыганков возможности тоже не имел. Машина принадлежала его заокеанскому компаньеону Майклу Дублину, и Илья пользовался ей по доверенности. Марыся погибла и жизнь самого Ильи Самсоновича Цыганкова повисла на волоске. Не дрожидаясь, пока взволновонное семейство о нем вспомнит, он молча вышел на лестничную площадку, спустился вниз, сел в машину и поехал искать защиты к следователю Абашину на Петровку. Иного выхода у владельца частной картинной галереи Ильи Самсоновича Цыганкова не оставалось.
Никита Васильевич Бобров сидел в кресле и смотрел на труп. Он помнил эту молодую женщину, красивую и самоуверенную в галлереи на Остоженке. Она имела все о чем мечтала. Деньги, роскошный лимузин с водителем и огромную квартиру в самом центре Москвы. И даже теперь, посиневшая с вывалившимся языком, она лежала на дорогой шкуре редкого зверя. Марыся Шагрова сама жила по волчьим законам и по тем же законам жизнь закончила. Обыск двигался к концу. Две армянки, приглашенные в качестве понятых из нижней квартиры, старались не замечать тахту, укрытую тигровой шкурой. Вид задушенной соседки их пугал. Никита Васильевич вздохнул, поднялся и мед