— Вот это зря! — решительно заявил Митя.
— Почему? — удивился Костя.
— Ты пришел в дом не с добрыми намерениями, пришел в дом, можно сказать, своего врага, значит, не должен в этом доме есть хлеб. Помнишь графа Монте-Кристо?
— Сравнил! Тоже мне! Короче, я ни про какого графа Монте-Кристо и не вспомнил, мне надо было все выяснить, информацией разжиться!
— Ой, ребята, — воскликнула Мотька, — да вы сейчас прямо как Жеглов с Шараповым! Митька — Шарапов, а Коська — типичный Жеглов! Здорово! Теперь у нас настоящая следственная бригада, или как там это называется!
— Давай, продолжай! — потребовал Митя.
— Сам же меня перебил!
— Давай, давай, рассказывай!
— Ну вот, сидим мы с Казимировной, пьем чай, балакаем о том о сем, и вдруг дверь открывается и входит господин Мусьяк, собственной персоной. Видит меня и смотрит на мать, мол, кто это тут? «Гришенька, познакомься, это Костя, он очень хотел взглянуть на Тарзашин портрет» и т. д. и т. п. Я, конечно, вскочил, поручкался с Гришей, опять заговорил про кошек, но вижу, он очень недоволен. Значит, пора мне линять. Я попрощался, расшаркался и ушел.
— Ну и что? — спросила я.
— В каком смысле? — не понял Костя.
— Ну и что ты выяснил?
— Во-первых, я убедился, что в квартире он краденое не держит.
— Почем ты знаешь, может, там кладовка есть, антресоли, стенные шкафы. Что ж он, по-твоему, картины выставит, шубу на вешалку повесит? Не похоже, что он полный идиот!
— Ты хочешь сказать, что я полный идиот, так что ли? — взорвался Костя.
— Ничего подобного я не говорила! Только, по-моему, зря ты туда сунулся!
— Это почему?
— Потому что теперь Гриша не только нас с Мотькой опознать может, но и тебя. Что ж, прикажешь одному Мите там дежурить? Нам ведь надо Узкоплечего найти, он-то уж точно в этом замешан, а Гриша еще только под подозрением.
— Зато сколько против него улик! И что это ты так его защищаешь?
— Да я и не думала его защищать, просто нам теперь следить сложнее будет, вот и все.
— Да, старик, действительно, ты тут маху дал! Представляешь, как он насторожится, если вдруг приметит тебя во дворе?
— Да что вы на меня наезжаете! Я хотел как лучше!
— Видишь ли, твоя инициатива в данном случае оказалась не просто бесполезной, а даже вредной для следствия. Такие вещи надо обсуждать коллегиально, а не лезть самому на рожон!
— Ну и пожалуйста, я могу вообще бросить это дело! — обиделся Костя. — Очень надо! Расследуйте сами, а я погляжу, что у вас получится!
— Ишь, какой обидчивый! — возмутилась Мотька. — Сам же напортачил, и сам же обижается!
— Я? Напортачил?
— Еще как! Тебе бы сказать: ребята, простите, виноват, но на это у тебя мужества не хватает, и ты предпочитаешь просто сделать ноги. Конечно, так проще! Я не я, и лошадь не моя! — вопила Матильда. — Эх, выходит, я в тебе ошиблась!
Костя покраснел до корней волос. От Матильды он такого наскока не ожидал. Помолчав немного, он все-таки выдавил из себя:
— Ладно, ребята, больше не буду.
— Ну и хорошо! — примирительно сказал Митя. — Все, больше про это ни слова. Забыли.
— Ну забыли, так забыли, — проворчала Мотька.
— Значит, завтра действуем, как договорились? — осторожно спросил Костя.
— Да, — отвечал Митя. — В половине первого я буду там.
— Ой, — вспомнила я. — Митя, а ведь Гриша тебя тоже видел! Помнишь, когда они с Ненормой выходили?
— Да, верно, а я и не сообразил. Но, в конце концов, не запоминает же он всех, кого мельком видел на улице. Тебя-то он, конечно, уже запомнил, ну и Костю нашего тоже. А мы с Матильдой, думаю, не так запали ему в память.
— Да, уоки-токи! — воскликнула Мотька. — Совсем из головы вон, надо же вам их отдать!
— Ничего страшного, — сказал Митя, — я завтра вполне обойдусь, а вы захватите их, когда придете дежурить, и одну трубку отдадите Косте, на всякий случай. А дальше будем передавать при смене.
На том и порешили.
Глава XIVУ НАС ОПЕРАЦИЯ!
Утром тетя Липа разбудила меня на час раньше, как я ее просила, и я засела за химию, будь она неладна. Когда наконец моя голова была уже набита формулами и всякой другой химической пакостью, я осторожно, чтобы не растрясти по дороге с таким трудом приобретенные знания, вышла из дому. Мне навстречу попался Витька Воскобойников.
— Привет, Монахова!
— Привет!
— Ты чего такая?
— Какая?
— Обалделая!
— Химию учила, вот и обалдела! Витек, не приставай, а то я опять все забуду!
— А ведь химия сегодня на третьем уроке, как же ты додержишься?
— Сама не знаю, отвяжись! Едва я переступила порог школы, как ко мне подлетела Верочка, первая красавица.
— Слушай, Аська, а что за ребята вчера были с вами на сквере?
— Ребята как ребята, наши знакомые.
— Может, вы их пригласите к нам на дискотеку, а то сама знаешь, у нас мальчишек не хватает!
Жди, думаю, дожидайся! Но вслух отвечаю:
— В принципе, можно, если Колобок разрешит (Колобок — это наша завуч). Ты же знаешь, она не любит чужих пускать на вечера.
— Ну, если бы ты за них поручилась…
— Еще чего, я не так близко их знаю, и потом, что я за персона такая, чтобы за кого-то ручаться?
— Похоже, ты очень даже важная персона, вон как химичка с тобой цацкается!
— Она не персона, у нее дед персона, поэтому-то с ней и носятся — подвякнула Лялька, Верочкина рыба-прилипала.
Тут уж у меня вся химия из головы вылетела, и я треснула Ляльку по шее.
Она вцепилась мне в волосы, но мальчишки нас растащили.
— Что тут у вас творится? — подоспела запыхавшаяся Мотька.
— Аська с Лялькой подрались!
— Нашла с кем связываться! — напустилась на меня Мотька. — Пошли отсюда! — И она потащила меня в класс. — Химию выучила?
— Да выучила, только с этой дурой уже все забыла!
— Ерунда, давай быстренько повтори, благо сейчас литература, и Кузьминична тебя сегодня явно не спросит.
Наша литераторша Марфа Кузьминична никогда никого не спрашивала два раза подряд. Все об этом знали и пользовались.
Я действительно освежила в памяти те два параграфа, которые зубрила утром, но следующий урок — геометрия — потребовал от меня такого напряжения, что на второй перемене я опять ощутила полную пустоту в голове.
— Моть, я ничего не помню! — в ужасе простонала я.
— Чего не помнишь?
— Химию!
— Да ладно тебе, не придуривайся!
— Моть, ей-Богу, все выветрилось!
— Ну возьми скорее учебник и погляди, сразу вспомнишь!
Я схватила учебник и судорожно начала его листать, вот они, эти окаянные параграфы. Ну за что, за что мне такие мучения?
Начался урок. Окинув взглядом класс, химичка сказала:
— Так, первым делом вызову Монахову, а то до конца урока она может все позабыть, верно, Ася?
— Верно, только я, кажется, уже все забыла!
— Ты что же, отказываешься отвечать? — рассердилась Нина Васильевна.
— Нет, почему…
— А ну, иди к доске! Скажи-ка мне…
Она задала добрый десяток вопросов, я смогла ответить только на четыре, и то с грехом пополам.
— Так, ну что ж, могло бы быть и хуже. Тройку ты честно заработала, хотя и с минусом. Садись. В следующий раз опять спрошу. Я теперь тебя буду на каждом уроке спрашивать. Может, втянешься.
— Нина Васильевна! Это несправедливо! — вступился за меня Вадик Балабушка. — Вы собираетесь уделять Монаховой слишком много внимания!
— Хорошо, Балабушка, в таком случае я и тебя буду на каждом уроке спрашивать, чтобы ты не чувствовал себя обделенным. Тебя это устроит?
— Меня-то устроит, но как же другие?
— Не волнуйся, Балабушка, я всех успею спросить, а если уж ты такой борец за справедливость, то уж ладно, буду спрашивать тебя после уроков, тем более что ты отнимаешь у меня слишком много времени своими разговорами. Так, после Монаховой я должна отвести душу. Воротынцева, к доске! Порадуй меня своими знаниями.
Ну, кажется, меня оставили в покое. К счастью, химия у нас только два раза в неделю!
— Поздравляю, отмучилась! — шепнула Мотька. — Дежурить пойдешь?
— А как же! Надо не забыть уоки-токи!
— И еще надо одеться потеплее, а то на холоде торчать удовольствие ниже среднего! У тебя валенки есть?
— Валенки? Моть, ты спятила, что ли? Хорошая картинка — в валенках и с уоки-токи!
Мотька прыснула, недостатком воображения она не страдает. А я со смеху чуть со стула не свалилась.
— Что там за веселье? — вскинулась химичка. — Монахова, ты так рада тройке с минусом? А ты, Матильда, вероятно, радуешься, что тебе сейчас предстоит отвечать? Ступай живо к доске!
Но Мотьку она врасплох не застала. Та все ответила и получила пятерку. Можно сказать, играючи. Просто завидки берут!
В начале пятого Матильда зашла за мной.
— Ну, ты и упаковалась! — воскликнула я. На Мотьке была старая шуба ее мамы и теплый пуховый платок.
— Советую и тебе одеться потеплее, там холодина, а нам два часа на улице торчать. Носки шерстяные надень! — посоветовала она.
Я послушно надела носки.
— И рейтузы! — потребовала Мотька.
— Еще и рейтузы?
— Да ведь под брюками их не видно, зато будет тепло!
Пришлось натянуть и рейтузы, хотя я почти никогда их не ношу.
— Не беда, пар костей не ломит! — уговаривала меня Матильда.
— Да, Мотька, ты и вправду артистическая натура — напялила теплый платок и говоришь уже как деревенская старушка. Вжилась в роль!
Матильда усмехнулась.
— Давай, надевай теперь дубленку!
— Еще чего, я из нее уже выросла!
— Не беда, подумаешь, рукава немножко коротки! Зато она теплая и все подлиннее твоей куртки!
— Мотька, перестань разыгрывать из себя заботливую бабушку! — возмутилась я, но все-таки достала из шкафа дубленку.
— Ну и видок у нас!
— Зато не замерзнем и уж точно, что в глаза бросаться не будем!
— Ася! — воскликнула вышедшая в переднюю тетя Липа. — Что за вид у вас? Куда это вы так укутались?