должен скрыть свое злодеяние ради семьи, – и спрятал труп в кустах. Потом я перенес его на табачное поле, поздно ночью пришел туда с лопатой и зарыл его…
Вдруг Том вскакивает с места и кричит:
– Наконец я понял, в чем дело! – Тут он махнул рукой старику с величественным видом и прибавил:
– Садитесь! Убийство было совершено, только вы никогда не принимали в нем участия!
Настала такая тишина, что можно было слышать падение булавки. Старик опустился на свое место смущенный и растерянный, а тетя Салли и Бенни до того были поражены, что смотрели на Тома, разинув рты и не понимая, что творится кругом. И все присутствующие находились в таком же остолбенении. Никогда еще я не видал людей в таком беспомощном недоумении, никогда еще не видал стольких глаз, так бессмысленно вытаращенных и таких неподвижных…
– Господин судья, могу я говорить? – спросил Том с невозмутимым спокойствием.
– Ради бога, говорите! – отвечал судья, до того пораженный и смущенный, что решительно ничего не понимал.
Том постоял на месте несколько секунд, не говоря ничего, чтобы вышло «эффектнее», как он называет это, а потом начал своим обычным спокойным тоном:
– Около двух недель тому назад на дверях этого судебного здания было вывешено небольшое объявление, предлагавшее награду в две тысячи долларов тому, кто доставит пару бриллиантов, украденных в Сент-Луисе. Эти бриллианты были оценены в двенадцать тысяч долларов. Но я возвращусь к этому вопросу позже. А теперь перейдем к убийству. Я расскажу вам об этом убийстве все: как оно произошло, кто совершил его, – словом, все детали.
Можно было видеть, как все стали усаживаться удобнее, чтобы слушать с полным вниманием.
– Брэс Дунлап, так жалобно хныкавший сейчас о своем брате, на которого он, как вам известно, не обращал никакого внимания, хотел жениться на этой молодой девушке, но она отказала ему. Тогда он пригрозил дяде Сайльсу, что заставит его пожалеть об этом. Дядя Сайльс знал, что Брэс Дунлап – человек влиятельный, что с ним трудно бороться, а потому был испуган этой ссорой и стал прилагать все усилия, чтобы их размолвка поскорее забылась. Ради этих соображений он взял даже к себе на ферму Юпитера Дунлапа и платил ему жалованье из своих скудных средств, когда он вовсе не нуждался в работнике. А Юпитер между тем, по наущению своего брата, делал все, чтобы оскорбить дядю Сайльса, раздражить его, вывести из себя и принудить к такому поступку, который погубил бы его в общественном мнении. И цель была достигнута. Все начали относиться враждебно к дяде Сайльсу, распространяли о нем самую нелепую клевету, и это постепенно разбивало ему сердце. Он был так оскорблен и так измучен, что временами терял рассудок. Ну, так вот, в ту субботу, которая доставила нам столько беспокойства, двое из свидетелей, присутствующих здесь, Лем Биб и Джим Лен, проходили мимо того места, где работали дядя Сайльс и Юпитер Дунлап, – до этого пункта показания их правдивы; все же остальное – ложь. Они не слышали, чтобы дядя Сайльс говорил, что убьет Юпитера, они не слышали никакого удара дубиной; они не видели убитого человека; и они не видели, чтобы дядя Сайльс прятал что-нибудь в кустах. Взгляните на них, вот они сидят перед вами, сожалея, что позволили так много наболтать своим языком; во всяком случае, я заставлю их пожалеть об этом, прежде чем закончу. Вечером, в эту же самую субботу, Билль и Джо Уитерсы видели, как один человек тащил на спине другого. До этого пункта их слова тоже правдивы, но остальное – ложь. Сперва они подумали, что это негр тащил в мешке украденный у дяди Сайльса хлеб, – заметьте, как они недовольны и смущены тем, что кто-то, оказывается, слышал, как они говорили об этом. Они недовольны, потому что им известно, кто именно нес убитого человека; они знают также, почему говорили здесь, что у этого человека была походка дяди Сайльса, между тем как им известно, что это был не он; и однако же они давали эти ложные показания под присягой.
Видели также при лунном свете, что какой-то человек зарывал убитого в землю на табачном поле, но этот человек не был дядя Сайльс. Дядя Сайльс в это время спал в своей постели.
Теперь, прежде чем я продолжу далее, позвольте мне спросить у вас, не замечали ли вы, что люди, находящиеся в задумчивости или чем-нибудь взволнованные, имеют привычку делать какие-нибудь непроизвольные движения своими руками, причем они совершенно не замечают этих движений. Иные поглаживают себе подбородок; другие трут себе нос; третьи проводят рукой по шее; четвертые крутят цепочку от часов; пятые вертят пуговицу; а некоторые имеют привычку рисовать пальцем букву или цифру на щеке, на шее или на нижней губе. У меня есть такая привычка. Когда я встревожен, раздосадован или задумаюсь о чем-нибудь глубоко, я вывожу пальцем прописное «V» у себя на щеке, на нижней губе или на шее, и всегда только одно прописное «V», причем я долго не замечаю, что делаю это.
Как это странно! И у меня есть такая привычка; только я пишу «О» вместо «V». Тут я заметил, что присутствующие кивали головой друг другу, точно хотели сказать: «Это правда».
– Теперь я продолжу. Ночью, накануне этой же субботы, пристал пароход к лесистому берегу, на сорок миль выше нашего места. Ночь была темная, дождливая и бурная. На этом пароходе скрывался вор, укравший те два бриллианта, за которые объявлена награда. Он украдкой сошел на берег, с дорожной сумкой в руке, и скрылся в темном лесу, надеясь безопасно добраться до нашего местечка. Но за ним следили на пароходе два его товарища, и он знал, что они убьют его при первой возможности и возьмут себе бриллианты, потому что они втроем украли эти бриллианты, а он их стащил у товарищей и скрылся. Не прошло и десяти минут, как его товарищи уже знали, что его нет на пароходе. Они тотчас же сошли на берег и кинулись в погоню за ним. Вероятно, при помощи зажженных спичек они нашли его следы на мокрой земле. Как бы то ни было, но они преследовали его весь день в субботу, стараясь, чтобы он их не заметил. Перед солнечным закатом он пришел к группе сикомор, позади табачного поля дяди Сайльса; он пришел туда затем, чтобы, спрятавшись под сикоморами, переодеться в другое платье, которое лежало у него в сумке, и тогда уже появиться в нашем местечке; заметьте себе, что все это он проделал вскоре после того, как дядя Сайльс ударил Юпитера дубиной по голове, потому что он, действительно, ударил его. Но как только преследователи увидели, что вор скрылся под сикоморами, они выскочили из кустов и проскользнули вслед за ним. Они кинулись и дубинами убили его наповал. Да, несмотря на все его крики и вопли, они без всякой жалости заколотили его до смерти. Но двое людей, которые шли в это время по дороге, услышали крики и прибежали на помощь. Убийцы, видя, что они обнаружены, кинулись бежать, а два человека гнались за ними некоторое время; но вскоре они вернулись под сикоморы. Что же они стали делать, вернувшись? Я сейчас расскажу вам, что они стали делать. Вернувшись, они увидели, что вор успел вынуть из сумки платье, готовясь переодеться; тогда один из них надел это платье на себя.
Том остановился на минуту, для большего «эффекта».
– Человек, который надел на себя платье убитого, был Юпитер Дунлап!
– Великий Боже! – крикнули все в один голос, а старый дядя Сайльс казался совершенно пораженным.
– Да, это был Юпитер Дунлап. Он и не думал быть мертвым, как видите. После этого они сняли с мертвеца сапоги, надели на него старые стоптанные башмаки Юпитера Дунлапа, а на Юпитера Дунлапа – сапоги, снятые с убитого. После этого Юпитер остался под сикоморами, а другой человек перенес мертвое тело на табачное поле дяди Сайльса. Затем поздней ночью он отправился в дом к дяде Сайльсу, взял его старое зеленое рабочее платье, всегда висевшее в коридоре между домом и кухней, отыскал на дворе лопату с длинной ручкой и, отправившись на табачное поле, зарыл в землю убитого человека.
Том остановился, помолчал с полминуты и вдруг спросил:
– Как вы думаете, кто был этот убитый человек? Это был – Джек Дунлап, пропавший без вести вор!
– Великий Боже!
– А как вы думаете, кто такой этот кривляющийся идиот, который сидит здесь сейчас и который притворялся все это время глухим и немым? Это – Юпитер Дунлап!
Боже мой! Все так завыли и закричали, такой подняли гвал, что я никогда в жизни не слыхал ничего подобного. А Том подскочил к Юпитеру, сдернул с него очки и фальшивые бакенбарды, и все увидели перед собой убитого человека совершенно здоровым и невредимым! А тетя Салли и Бенни, рыдая, повисли на шее старого дяди Сайль са и так усердно целовали и ласкали его, что после их объятий он казался еще более смущенным, обезумевшим и растерянным, чем когда бы то ни было. Затем публика начала вопить:
– Том Сойер! Том Сойер! Замолчите все, дайте ему говорить. Том Сойер, продолжай!
Это было для Тома чрезвычайно лестно, потому что он страшно любил выделяться в обществе, быть знаменитостью, героем дня, как он называл это. Когда все утихло, он продолжил:
– Мне остается досказать немногое. Когда Брэс Дунлап довел дядю Сайльса до такого раздражения, что он, вне себя от гнева, ударил дубиной Юпитера, тогда Брэс, я полагаю, вздумал воспользоваться этим случаем. Юпитер спрятался в лесу, намереваясь, вероятно, с наступлением ночи бежать отсюда. Тогда Брэс постарался бы убедить всех, что дядя Сайльс убил Юпитера и спрятал его тело где-нибудь в лесу. Это погубило бы дядю Сайльса, принудило бы его покинуть страну и даже, может быть, довело бы его до виселицы. Но когда они нашли под сикоморами своего убитого брата, не узнав его, – так обезображено было его лицо, – они увидели, что могут устроить гораздо удобнее: переодеть обоих – живого и мертвого, и похоронить Джека в одежде Юпитера, а затем подкупить Джима Лена, Билля Уитерса и остальных, чтобы они дали под присягой ложные показания! Вот каков был их план, и они привели его в исполнение. Они сидят теперь здесь, и, как я предсказал им, что они пожалеют о своей лжи еще раньше, чем я закончу, – так это и случилось, судя по их виду. Я и Гек Финн, присутствующий здесь, ехали на одном пароходе с этими тремя ворами, и тот из них, который теперь мертв, рассказал нам все насчет бриллиантов и говорил, что товарищи, наверное, убьют его, если представится случай. Мы обещали помочь ему чем только возможно. Сойдя с парохода, мы направились к сикоморам, но вдруг услыхали оттуда крики и поняли, что кого-то убивают. Однако на другой день утром, когда мы пришли на это место, там не оказалось никакого трупа. И когда после этого в нашем местечке появился Юпитер Дунлап, расхаживавший по соседним фермам в том самом костюме, который собирался надеть Джек, и притворившийся глухонемым, – как хотел притворяться и Джек, – мы, конечно, приняли его за Джека. Когда все уже перестали искать труп, мы с Геком принялись за поиски и нашли его. Мы гордились этим; но дядя Сайльс вдруг поразил нас как громом, сказав, что это он убил Юпитера. Тут мы сильно опечалились, что нашли этот труп, и решили спасти дядю Сайльса от виселицы во что бы то ни стало; а спасти его было нелегко, потому что он не согласился, чтобы мы помогли ему бежать из тюрьмы, как старому негру Джиму прошлым летом. Я сделал все, что мог. Целый месяц, день и ночь, придумывал я средства спасения дяди Сайльса, но ничего не мог придумать. И сегодня, когда мы вошли в судейскую залу, в голове у меня было пусто, и я нигде не видел спасения. Но постепенно кое-какие ничтожные факты начали привлекать мое внимание и заставили меня думать. Они так малозначительны сами по себе, что о них не стоит и упоминать, но они заставили меня ду