– Вы меня прям утешили, – театрально прикладываю руки к груди. – Чем больше я вас узнаю, Богдан Аркадьевич, тем больше вы меня удивляете!
– Давайте, Надежда, перейдем на «ты», мы еще долго будем друг с другом общаться, но, – Коршунов выставляет перед собой указательный палец перед собой. – Не влюбляться.
– Вас это тоже должно касаться, – хитро прищуриваюсь, забавляясь ситуацией. – Не влюбляйтесь в меня, а то можете остаться с разбитым сердцем.
– Этого никогда не случится.
– Ну-ну, – хмыкаю.
Я бы не стала так уверенно заявлять о том, чего не случится, ибо уже знаю, что жизнь не предсказуема штука. Ты сегодня будешь уверен в одном, а завтра вся твоя уверенность станет пылью.
11 глава
– Надежда –
До выходных время пролетает пулей. Мы с Вернучиком каждый день ездим в бассейн. Так распорядился Коршунов, считая, что ребенка нужно закалять и развивать. Малышке вода приходится по вкусу, и она без капризов занимается.
Возит нас Олег. Молчаливый водитель, такой же скупой на улыбки, как и его босс. С самим Богдан редко пересекаемся. Живем в одном доме, а видимся мельком, как соседи по подъезду. Ольга Петровна увеличила между нами дистанцию. Присматривает за Верой, если я прошу. Зря Коршунов меня посадил с собой за стол, вряд ли он такое хоть раз предлагал своей домработнице и водителю.
Ближе к субботе меня начинает бить нервная дрожь. Я дико волнуюсь, сто раз проверяю список нужных вещей, собираю их, выкладываю на кровать, а потом обратно раскладываю по местам. Будь Вера чуток постарше, когда сон у нее короче, а период бодрствования больше, у меня не было времени себя накручивать. А так… В моей голове такая чушь, страшно кому-то вслух ее произносить.
Я пытаюсь в пятницу дождаться Богдана, чтобы задать пару вопросов по поводу поездки, но в итоге меня вырубает в девять вечера после кормления Веры. Коршунов домой к девяти не явился.
Просыпаюсь от желания пить. Сетую на себя, что не додумалась поставить на тумбочке стакан. Сморю на время: полночь. Встаю с кровати, проверяю малышку, она крепко спит. На цыпочках, подобно приведению, спускаюсь на первый этаж и испуганно вскрикиваю, когда в темноте на кого-то натыкаюсь. Отшатываюсь, спотыкаюсь об ступеньку, падаю. Распластаться на лестнице мне не дают.
– Все в порядке? – слышу обеспокоенный голос Коршунова.
Значит это его руки меня удерживают. И его тепло передается мне через тонкую ткань пижамы. Он так близко, что я ощущаю его горячее дыхание на своем лице. Сердце замирает, потом медленно-медленно начинает стучать, набирая скорость. Кровь волной бежит по венам.
Как-то мельком пробегает в голове мысль: что же испытывает Богдан, держа меня почти голой? Если прислушиваться к его дыханию, оно слишком частое.
– Что вы делаете посреди ночи на лестнице? – шепотом спрашивает Коршунов. Боится, что Ольга Петровна нас застанет в неприличной позе?
– Я попить хотела, – так же шепотом отвечаю. Не сдерживаюсь и хихикаю. Мысль о домработнице не отпускает.
– Что-то не так? Почему вы смеетесь?
– Я просто представила, что если нас сейчас увидит Ольга Петровна.
– И? – Коршунов явно не догоняет, в какой он пикантной ситуации находится.
– Я как бы не совсем одета, – давлю смешок, почувствовав, как руки с моей спины смещаются к рукам. Меня ставят на ноги, удерживаю за локоть и тянут за собой. Я не сопротивляюсь.
– Ой!
Зажмуриваю глаза, когда кухня внезапно освещается светодиодной лентой. Не ярко, просто неожиданно. Когда открываю глаза, вижу, что Коршунов стоит неподалеку от меня и придирчиво разглядывает. Краска смущения заливает мое лицо. Аж прикрыться захотелось.
– Рабочий день закончен! – воинственно приподнимаю подбородок, а на груди скрещиваю руки. Взгляд Коршунова непроницаем.
– По-моему у вас круглосуточная работа, все двадцать четыре часа семь дней в неделю без выходных. Иначе, за что я вам плачу?
– За красивую улыбку? – улыбаюсь. Почему-то хочется его подразнить, только вот угрюмое выражение лица биг босса на корню убивает игривое настроение.
– Я поняла, завтра закажу пижаму со штанами и рубашкой, – передергиваю плечами, скрещиваю ноги. Коршунов отворачивается. Мне остается разглядывать его спину в белой рубашке. Он видимо только вернулся.
– Вы сегодня поздно.
– Я просил на «ты». Сегодня была важная встреча.
Богдан возвращается ко мне с двумя стаканами воды. Один протягивает мне, встает напротив, оперевшись об кухонную столешницу. Я опираюсь об кухонный островок. Смотрим друг на друга, каждый крутит уже ненужный стакан в руке. Что-то заставляет меня пристально в Коршунова всмотреться. Вроде внешне как обычно, но…
– Все в порядке?
Любому человеку, даже самому сильному, хочется поддержки. Неважно, что его сейчас заботит, что тревожит, а просто спросить «все в порядке». И когда Богдан улыбается, ничего мне не говоря, я по глазам вижу, как он мне благодарен за этот банальный вопрос. Человек, который при деньгах, со связями, которого априори не должно окружать одиночество, на самом деле одинок.
– Спасибо за вопрос. Его мне редко задают, – Коршунов опускает глаза. – Все хорошо. Мои проблемы никак тебя не касаются.
– Настаивать не буду, – бурчу, но чувствую, как мне становится зябко от его отстраненного тона.
– Но я тебе благодарен, что не осталась равнодушной, – Богдан выпивает воду, ставит стакан на столешницу. – Я хотел бы завтра выехать до обеда. Это возможно?
– Вера просыпается в три и потом в шесть, думаю, что в дороге она будет спать.
– У малышки режим, – Коршунов улыбается. – Будем наслаждаться моментами ее сна, когда она подрастет, прощай покой и тишина.
– И вы готовы смириться с бардаком, который возникает с появлением детьми? – скептическим приподнимаю бровь.
Жутко интересно, насколько хватит терпения Богдана изображать из себя лояльного папочку, учитывая, как он помешан на порядке.
– Это такие мелочи. Тебе стоит идти спать, завтра будет день немного утомительный.
– А что мы будем делать загородом? И какие вещи брать?
– Будем отдыхать, берите удобные вещи. Вечерние платья и шпильки там будут лишними, – Коршунов лукаво улыбается.
Он наблюдает, как я выпиваю воду, протягивает руку, чтобы забрать стакан, наши пальцы встречаются. Пробегается разряд. Я едва не роняю стакан, но Богдан его удерживает. Резко отводим глаза друг от друга. Ага, значит ни одну меня шандарахнуло!
Сталкиваемся на выходе кухни. Сначала чуть не упираемся друг в друга. Почти впритык, почти вплотную. Так чужие люди не стоят рядом. А мы стоим. Это длится недолго. Чуть меньше секунды, но вполне хватает для того, чтобы напитаться одним воздухом на двоих, задержать дыхание.
Отшагиваем назад. Вроде дышать становится легче, но что-то сразу как-то зябко становится. Ведь рядом с Богданом мне внезапно стало тепло. Точнее жарко. Стоит ему отдалиться, как пламя внутри меня начинает гаснуть, словно без подпитки теряет свою силу.
Коршунов жестом руки призывает меня первой покинуть кухню. Я торопливо иду мимо него, но тут же спиной чувствую, как Богдан следует за мной буквально. Между нами, наверное, минимальное расстояние, иначе я бы так остро не реагировала на его присутствие позади себя.
Я настолько сосредотачиваюсь на том, что творится сзади меня, что опять чуть не растягиваюсь на лестнице. Опять меня ловят. Прижимаю. Я у меня внезапно, а может это уже следствие, сводит живот. Нет от несварения желудка. Этот спазм удерживает в одном месте тепло, которое опускается вниз. Я жмурюсь и не шевелюсь. Мне становится невыносимо хорошо. Я словно плавлюсь от ощущений, от прикосновений, от всего, что вокруг происходит. Пусть внешне все по-прежнему чинно и прилично, внутри определенно сейчас переворот.
– Аккуратно.
Затылок опаляет горячее дыхание Богдан. Мне кажется или он действительно теснее ко мне прижимается. А может прижимает меня к себе. Кожа, которая неприкрыта тонкой ткань пижамы, соприкасается с прохладной тканью его рубашки.
Сколько можно так стоять? Секунды три? А можно минуту? Точнее две, но не против буду если все пять. Коршунов словно слышит мои мысли, может быть сам того же желает, что и я, не спешит отпускать меня.
В голове мыслей нет. Есть только чувства, которые вырываются из-под контроля. Есть то, что ранее лично я никогда ни с кем не испытывала – это ощущение уместности своего нахождения рядом с человеком, держащего тебя своими руками. Совсем не хочется терять это ощущение, поэтому я напитываюсь им до краев, чтобы потом в ночи вспоминать, каково это греться теплом мужчины. Который нравится. Нравится?
– Вы можете меня отпустить, – от потрясения из-за открытия мой голос звучит глухо.
– Точно? – голос Богдана не уступает моему. Сипит. Мы одновременно заболели? Вирус схватили одновременно?
– Да, – твердо произношу. Меня отпускают, мне кажется с неохотой, но, наверняка, мне только кажется.
Я не оглядываюсь, не хочу продолжения или испытать разочарование, торопливо поднимаюсь на второй этаж и еле сдерживаюсь, чтобы не посмотреть на Коршунова. Он по-прежнему стоит у подножия и наблюдает за мной. Откуда знаю? Между лопатками печет, словно лучик солнца прожигает меня.
Каким-то чудом, не растянувшись нигде на полу, я дохожу до комнаты, залетаю в нее и, закрыв дверь, сначала прислоняюсь спиной, а потом сползаю на пол. Смотрю перед собой, выравнивая сбитое дыхание.
Как же мы будем завтра наедине друг с другом? Вера такая дуэнья, как из меня женщина-кошка. Я совершенно теряюсь рядом с Коршуновым, точнее от эмоций, которые он во мне будит. Надо придумать, как себя одергивать.
Например, напоминать себе, что он женат. Правда, развод не за горами, но вдруг жена одумается. Я бы на ее месте одумалась, такие идеальные мужчины на дорогах не валяются, а выпуск был лимитирован, точнее единичный. То, что с дефектом… Не такая уж беда, дети в наше время обходятся дорогу. Даже богачи не всегда рожают себе футбольную команду, что говорить об обычных людях.