– Мам, папа спрашивает, сможешь ли ты забрать нас с Лилькой в зоопарк в воскресенье?
– Передай папе, что я могу забрать вас к Николаю на все выходные. Он разрешил, если вы не будете шуметь.
– Мам, а папа спрашивает, сможешь ли ты после первого сентября возить нас на танцы?
– Конечно, смогу. Передай папе, что я свой долг матери выполню обязательно, пусть он выполняет свой долг отца!
– Мам, папа говорит, что у него этот долг отца уже в… я не поняла, что он сказал. Где, пап?
– Дай ему трубку! – Это был, по-моему, единственный раз за все лето, когда мы с ним поговорили лично пару минут.
– Что ты хочешь от меня? – устало спросил Алексей.
– Тебе надоело быть отцом? Без меня не все так просто? – на всякой случай уточнила я. – Это для тебя отличная возможность получше узнать собственных детей. И помни, дорогой, каждый день помни, что ты сам выгнал меня из дома. Ты сам изменил мне…
– Если бы ты знала, как ты бываешь невыносима. Неужели ты не видишь, что я пытаюсь до тебя достучаться?
– Не туда стучишь, – подвела я черту под разговором. – И давай договоримся сразу. Я теперь работаю и совсем не так свободна, как раньше. Я буду возить девочек на танцы и английский, а ты, будь любезен, проверяй у них по вечерам уроки. Раз ты считаешь, что прекрасно справишься и без меня, то действуй!
– Рыбенок, я ничего такого не считаю, – с неожиданной грустью сказал Алексей.
Но я, как только услышала знакомое слово «рыбенок», взбесилась окончательно. Я наорала на него, потребовав, чтобы он забыл, как я вообще выгляжу. И чтобы он больше никогда мне не звонил и никогда не вспоминал меня, потому что у него же теперь совершенно другой «рыбенок»!
Но, естественно, я совсем не это имела в виду. Мы, женщины, никогда не имеем в виду то, о чем говорим. Потому что фиг два бы я дала ему обо мне забыть. Особенно теперь, когда получила самую лучшую работу на свете. Домохозяйка – это звучит гордо. Разве нет? Называйте это как хотите, приклеивайте ярлыки, но только теперь я с чувством глубокого уважения к себе каждое утро садилась в ясноокую серебристую «Хонду», машину, о которой не могла раньше даже и мечтать, и неторопливо выезжала с подземной парковки, отправляясь по магазинам. Я закупала продукты, готовила, убирала, стирала, разводила цветы на балконе, раскладывала обувь по ящикам для обуви. В общем, занималась привычными вещами. Я делала то, что делала всегда, живя с Алексеем. Алексей… Одно его имя отдавалось болью в моем сердце и отнимало у меня сон. Хотелось бы мне сказать, что я совсем о нем не скучала. Честное слово, было бы здорово, если бы моя новая работа заставила меня его забыть. Прошлое. Мы когда-то были знакомы, а теперь почти не видимся. Алексей Светлаков? Кто это? Ах да, что-то припоминаю! Ну, и как у него дела? Он же был, кажется, с этой, как ее там, с Никой? Что, расстались? Жаль. Ну, передавай ему привет.
Именно этого у меня совсем не получалось. Я много думала о нем. Я много думала о нас, гораздо больше, чем следовало. Он мне снился, и я еще больше ненавидела его за это. А теперь, когда у меня появились определенные возможности, я думать не могла ни о чем другом, как о том, чтобы доказать ему, как он ошибался на мой счет. Я – не бесполезный балласт, висящий на его шее. Я – подарок судьбы. А он почему-то его не оценил. И план «Первое сентября» я решила воплотить в жизнь на полном серьезе. Доказать Алексею, как он ошибался.
Правда, подруги не были со мной согласны.
– Дорогая, но это же глупо. Ты ничего никому не докажешь, потому что мужик в таких случаях думает не головой, а… – пыталась вразумить меня Машка, когда я объяснила ей, чего хочу.
– Не уточняй, и так все понимаю, но… хочу, и все. Пусть просто увидит меня. Просто увидит и ПОЖАЛЕЕТ.
– Ты можешь купить красивую тряпку, ты можешь разукрасить морду лица, ты можешь подъехать на своей отполированной тачке хоть прямо к дверям школы, – раздосадованно увещевала Машка. – Но ты не скинешь двенадцати лет вашей жизни, того, что ты для него – прочитанная книга.
– Не можешь, а должна! – вставила Любка.
Этот разговор произошел за неделю до пресловутого Дня знаний.
– Никогда старая жена не впечатлит мужа больше молодой любовницы, – добавила Каринка, однако Любка оказалась на моей стороне.
– Девочки, кто говорит об этом кобеле? Давайте сделаем это для себя. Взорвем школу. И потом, ведь, как ни крути, у нашей Юльки теперь реально шикарная тачка.
– Ага, – благодарно подхватила я. – И надо успеть всем этим блеснуть, пока у меня всего этого не отобрали.
– А что, есть шанс все потерять? – моментально уцепилась Машка. Ей было очень сложно принять мое превращение из Золушки безработной в Золушку с десятитысячным контрактом. Но она старалась, как могла.
– У меня вообще иногда появляется странное чувство, что я сплю. Вот стою, строгаю авокадо, укладываю на клубнику, а сама думаю – сейчас проснусь, и окажется, что я проспала, а Лешке нужно кофе и дочкам бутерброды в школу…
– Н-да, ничего себе ночной кошмар.
– Кошмар в том, – вздохнула я, – что я никак не просыпаюсь. И все строгаю и строгаю авокадо.
– Кому бы жаловаться! – фыркнула Машуня.
Я пожала плечами.
– У меня самая чудесная работа в мире, но я очень скучаю по ним всем. И по нему. Хоть он и подлец на самом деле.
– Тогда пошли и сделаем все, чтобы он кончился при одном взгляде на тебя, – хлопнула меня по плечу Любаша, и мы прямо в тот же день отправились по магазинам.
Что ни говори, а определенные положительные стороны у денег есть. Теперь я могла купить то платье, на которое ни за что не решилась бы раньше. И я узнала его сразу же. После часа хождения по огромному торговому центру я вдруг остановилась около одной витрины.
– Девочки, смотрите! – восхищенно присвистнула я.
Там, в сияющем электрическом свете, стояла она. Лысая пластиковая чурка в платье моей мечты. Красное платье в крупный белый горох, где идеальный крой умело подчеркивал достоинства натуральной шелковой ткани. Скромно и в то же время так сексуально, что даже страшно! В этом платье, да еще с красиво уложенными волосами, да с идеальным макияжем я могла бы свести с ума и директора школы – седого и очень суетливого человека, обожавшего детей. Но не он был моей целью.
– Это оружие массового поражения, а не платье, – кивнула Любка.
– Господи, ты действительно купила платье за восемьсот долларов? – чуть не лишилась дара речи Машка, когда я отошла от кассы с пакетом в руках.
В общем, третьего сентября, в понедельник, я готовилась к Дню знаний так, словно это был конкурс красоты для мам. Я поднялась в полшестого, потому что до ухода мне еще надо было накрыть стол к завтраку, сделать макияж и все такое. О линейке я предупредила Николая еще с вечера, и он не стал возражать, только напомнил мне, что к трем планирует обедать дома с одним «хреном» из комитета. Что это значит, я не поняла, но уже приучилась вообще не задумываться над спецификой работы Николая. Что-то из области то ли политики, то ли экономики. То ли чего-то, о существовании чего я вообще не догадываюсь. Главное, что обед надо делать по высшему разряду. Отлично, не вопрос, а пока я наложила на лицо маску, прямо в пижаме сварганила завтрак № 38 – долгоиграющий: тонкие блинчики из заранее сделанного теста с красной икрой, ягодным соусом, сметаной и еще парой начинок на выбор. Подогреть, накрыть круглой стальной крышкой тарелку и молиться, чтобы хозяин встал не слишком поздно и все это не остыло. Так, салфеточки, кофе я налью прямо перед выходом, а вместо сока сегодня ягодный мусс с киви. Очень полезно, много витаминов. Здоровье хозяина надо беречь.
Я носилась электровеником по дому, замедляя темп и проходя на цыпочках по коридору мимо лестницы наверх, чтобы не потревожить монарший сон. Потом несколько минут мучилась, выбирая макияж. Все-таки надо понимать, что иду на детское мероприятие и краситься под женщину-вамп нельзя. А очень хочется. Так, ладно, останавливаемся на ярких глазах и естественных блестящих губах. Последний штрих – шифоновый белый шарфик к моему красному платью, и я была готова к генеральной битве. Уже в туфлях (четыреста долларов, вау!) я прошмыгнула на кухню и налила в автомобильный термос кофе, чтобы он не остыл. Вот вроде бы и все.
– Люля, это вы? – неожиданно раздался голос за моей спиной. – Кажется, вы говорили, что идете на детскую линейку в школу, а не на свидание.
– Ну да, какие уж тут свидания в восемь утра, – неопределенно пожала я плечами, почувствовав себя ужасно неловко. Ну, не рассказывать же моему сонному взлохмаченному боссу о том, что хочу ранить мужа в самое сердце при помощи платья в крупный горох.
– Вы что, решили кого-то совратить? – спросил Николай.
– Примерно так.
– Да? И кого? – полюбопытствовал он. – Какого-нибудь старшеклассника? Вы знаете, что это противозаконно?
– Нет-нет, вы все не так поняли! Это просто… там будет мой муж. И вот я подумала… мне бы хотелось…
– Что? – нахмурился Николай. – Вернуться к нему?
– Нет-нет, – запоздало испугалась я. – Просто… чтобы он…
– Ну, все ясно. Чтобы он увидел, кого он потерял. Стандартная женская идиотическая мечта, от которой никакого проку. О, отличные блинчики! Прекрасно. Ладно, идите, – милостиво отпустил меня Николая.
Я не заставила себя уговаривать и быстро поцокала на каблуках-шпильках к выходу. Затем спустилась на лифте вниз, в подвал. Там еще раз придирчиво осмотрела отполированную до блеска «Хонду» (прямо не верю, что это как бы моя машина!), посмотрела в зеркало на свои прекрасные (чего там скрывать) глаза и вырулила на дорогу. Как же хорошо, что Николай живет на «Университете», а не где-нибудь, скажем, на «Соколе». Вот бы оттуда я ехала на линейку к дочерям целый год. А так полчаса, и я буду на месте, если, конечно, на моем пути не встретятся два одиночества, которые перекроют своей дурацкой мелкой аварией пару полос, из-за чего весь автомобильный народ никуда не сможет попасть и везде опоздает. Ох уж мне эти мелкие аварии! В самом деле, ну почему из-за какой-то дурацкой справки с парой штампов надо часами куковать на дороге в ожидании злых и грубых инспекторов? Кому от этого легче? Тут у меня зазвонил в сумке телефон, и я, осторожно косясь на дорогу, достала аппарат.