— Вы довольны осмотром, госпожа исследовательница? — постарался отвлечь себя разговором Константин.
— Вполне. Вы великолепны, — выдохнула она и облизнула пересохшие губы острым розовым язычком.
— А вы сводите меня с ума.
Он лег рядом, притянул ее к себе, и его руки, лаская и возбуждая, начали совершать привычные движения. Александра замерла, сосредоточенно прислушиваясь к себе. Его губы терзали ее губы, вновь породив горячий искристый поток, скользили по шее, плечам, затем, влажное прикосновение к груди. Она чуть не закричала от полоснувшего все ее тело наслаждения. Его пальцы прошлись по гладкому животу, вниз по бедру, приподняли колено и нечаянно задели нежную кожу за ним. Александра испытала почти землетрясение, на миг чуть не потеряв сознание. Ей даже показалось, что она закричала. Его пальцы замерли, затем опять вернулись у чувствительному местечку. И опять сладкая мука потрясла ее.
— Бог мой, Алекс, — услышала она его шепот, — вы меня поражаете. Даже здесь ухитряетесь быть оригиналкой.
— Я больше не могу… Пожалуйста… Умоляю…
Вронский не заставил себя долго просить, тем более что сам все это время еле сдерживал желание вторгнуться в нее. Он двигался в ее горячих, влажных глубинах, чувствуя как стремительно подступает кульминация, которую он не в силах будет сдержать. Нужно срочно что-то предпринять. Чуть откинувшись, Константин воспользовался недавним открытием и нежно провел рукой под ее полусогнутым коленом. Взрыв последовал незамедлительно, лишь на несколько мгновений опередив его освобождение.
Александра с трудом приходила в себя. Права была Настя, она, казалось, действительно, умерла и родилась вновь. Тело почти звенело от торжества, конвульсивно вздрагивая от пережитого наслаждения, как будто по нему до сих пор водили легким щекочущим перышком. Она повернула голову, медленно подняла отяжелевшие веки, встретилась взглядом с Вронским и только и нашла силы, чтобы проговорить:
— Бог мой…
— Я польщен, Алекс, но не стоит все же так меня величать, — сморщил он губы в ласковой усмешке.
— Если я и преувеличила, то совсем чуть-чуть, — улыбнулась она в ответ. — Скажи, неужели подобное можно повторить?
— Дай мне четверть часа, и ты в этом убедишься.
— Но возможно ли пережить подобное еще раз? — засомневалась Александра. — Я не о тебе, о себе говорю.
— Мы постараемся, тем более что у меня есть тайное оружие, — хитро блеснул глазами Вронский.
— Какое это? — загорелась любопытством Александра.
— То тайное местечко под твоей прелестной коленкой, — уже открыто заулыбался Константин. — Феерично. Кто бы мог такое предположить. Хорошо хоть, что не пятка.
— Будешь издеваться — вмиг получишь этой самой пяткой прямо в лоб, — попыталась она парировать.
— Интересная мысль при выборе новых любовных поз, — притворно задумчиво произнес он. — А ты весьма изобретательна, ангел мой.
— Каких таких поз? — опять заинтересовалась Александра.
— Я обязательно тебе покажу, и ты будешь потрясена, — легко чмокнул он ее в нос.
— Обещаешь?
— Не сомневайся, моя прелесть. А сейчас, может, поужинаем? — предложил Константин. — Чертовски аппетит разыгрался.
— А мне пить хочется.
— В таком случае за стол! У нас там, кажется, и шампанское имеется.
Он встал, накинул архалук, вынув его из нижнего ящика шкапа.
— К сожалению, для дам здесь пеньюаров нет. Придется тебе довольствоваться простыней на манер древнегреческих богинь или же остаться обнаженной. Я подкину дров, и тебе не будет холодно.
Александра, несколько поколебавшись, все же предпочла простыню, обернула ее вокруг тела под мышками и села к столу.
— А чей это домик? Олсуфьева? — спросила она, утолив первый голод и смакуя шампанское.
— Нет. Мой, — ответил Константин. — Я давно уже купил часть земель по Медведице. Теперь это мои охотничьи угодья.
Александра уже более внимательно осмотрела убранство комнаты.
— Странно как-то… Ты и этот домик…
— Полагаешь, что такой вертопрах, как я, должен жить исключительно в столицах, быть без ума от балов и развлечений и скакать из постели в постель? — почти обиделся Вронский.
Уже давно Константин сделал охотничий домик своим тихим убежищем, куда он время от времени сбегал от суеты московской жизни, навязчивых любовниц, беспечных приятелей. И впервые он привез сюда женщину. Это тоже был своеобразный эксперимент. Еще в Москве Вронский старательно спланировал всю операцию, вот только сама Каховская внесла в нее собственные изменения, но общий замысел от этого ничуть не пострадал, а скорее приобрел некоторую пикантность.
— Нет, вовсе нет, — смутилась Александра в ответ на его замечание. — Извини, если мое удивление прозвучало грубо. Но мы ведь не очень хорошо знаем друг друга, и еще до знакомства у каждого из нас была некоторая предубежденность. Кто лучше меня знает, что внешность бывает обманчива, и за ней не всегда легко разглядеть правду. Ты ведь тоже считал меня чудачкой.
— Я и сейчас так считаю, но именно это меня в тебе и завораживает. — Он игриво вскинул бровь. — Может, продолжим твой «научный эксперимент»?
— Я не прочь набраться опыта, только на этот раз ты мне покажешь свои тайные местечки.
— Самое главное из них уже вполне готово к ведению боевых действий, — поднялся из-за стола Константин, продемонстрировав Александре несомненное подтверждение своих слов.
Они занимались любовью, пили шампанское, болтали обо всем на свете и ни о чем. Уснули на заре, когда над горизонтом начало подниматься солнце и издалека донеслось до них страстное бормотание токующих косачей.
— Как только мы заявимся к Олсуфьевым с пустыми руками, — сонно пробормотала Александра, стремительно погружаясь в дрему. — Стыдобища. Горе-охотники.
— Не тревожься, любовь моя, — погладил ее по голове Константин, вспомнив о наказе, который он дал своему егерю, — об этом я тоже позаботился.
17
— Алекс, это, в конце концов, смешно. Весь город судачит о нашей связи. Матушка из Харькова! Из Харькова! — даже туда слухи дошли! — шлет мне слезные письма, требует незамедлительной женитьбы. Мне, в конце концов, уже тридцать четыре! Даже почти тридцать пять — самое время обзавестись женой. Что еще мне надо сделать, чтобы получить твое согласие? Подняться на твоем дурацком монгольфьере и всему миру возвестить, что я тебя люблю?! — патетически восклицал Вронский, возведя очи к потолку и для пущего эффекта воздев руки к небу.
Страстная тирада Константина не производила на Каховскую должного впечатления, потому что произносил он сию речь, нагишом разгуливая перед ее кроватью, а подобное обстоятельство направляло мысли Александры совсем в иное русло.
— Иди ко мне, — поблескивая глазами, позвала она.
— Ну уж нет, мадам, — остановился он прямо перед ней, — ты не получишь более моего тела, покуда не дашь решительного ответа. Причем принимается только положительный!
— Что-то подсказывает мне, что не все с тобой согласны. — Она бросила лукавый взгляд несколько ниже центра его фигуры, потом лениво перекатилась на живот, представив на обозрение округлую попку.
Вронский с досадой посмотрел на свое возбужденное естество.
— Предатель, — пробормотал он. — Ладно, уступлю ему. Но в последний раз!
Подобные споры случались у них все чаще. Александра понимала, что пора принимать решение. Связь с Вронским, задуманная ею как некий кратковременный «эксперимент» естествоиспытательницы, продолжалась уже полгода и все дальше затягивала обоих. Настоятельная потребность видеть друг друга постоянно только усиливалась, заставляя искать встреч и помимо тайных ночных свиданий.
В свете сие обстоятельство моментально было замечено и вызвало массу пересудов. «Что нашел блистательный Вронский, пристрастный ценитель женской красоты, в чудаковатой дамочке, которую красавицей явно не назовешь?» — задавались вопросом одни. «Как могла такая умница, как Каховская, увлечься легкомысленным пустым вертопрахом?» — вопрошали другие. Удивление, недоумение, жгучее любопытство одолевало и тех и других. Дошло до заключения разнообразных пари — долго ли продлится эта странная, противоестественная связь, и кто первый пойдет на разрыв. Только вот вероятность женитьбы не обсуждал никто.
Надо сказать, что сия светлая мысль пришла в голову Вронского в тот момент, когда он выходил из охотничьего домика на берегу Медведицы. «Может, жениться на ней?» — ни с того ни с сего подумалось ему. От неожиданности он так крепко приложился лбом к низкой притолоке, что искры из глаз посыпались. Возможно, в связи с этим обстоятельством роковой вопрос крепко засел в голове и возникал все чаще и чаще. Несколько месяцев спустя он, как бы между прочим, бросил пробный шар:
— Алекс, меня утомляет каждый раз прокрадываться к тебе по ночам, аки вору, и ни свет ни заря тащиться домой. По утрам я обожаю поспать. Давай поженимся, и все эти трудности исчезнут сами собой.
— Глупости, — отрезала Каховская. — Нам и так хорошо. А хочешь, — она заговорщически понизила голос, — я буду пробираться к тебе? Разве не забавно?
С первого раза не прошло. Не прошло и со второго, и с третьего. В конце концов он спросил прямо, как в омут головой сиганул:
— Ты меня любишь?
— Да, люблю, — ответила Александра, чуть помедлив.
— Я-то ведь тоже тебя люблю! Значит, никаких препятствий нет, — сделал он вполне логический вывод.
— Ты не понимаешь… — начала она.
— Я все понимаю! Ты говоришь, что любишь меня, но совсем не доверяешь. Да ты просто трусишь!
Последнюю фразу Вронский сказал специально, зная, что она подействует на его порывистую возлюбленную, как красный плащ тореадора на быка. Александра едва не захлебнулась в праведном гневе и потом целых два дня избегала с ним встреч.
Сегодня он решился пойти ва-банк. Но Александра обладала удивительной особенностью постоянно путать все его расчеты. И все же при расставании он сказал то, что намеревался сообщить в самом начале.