Правда, с этой веселой, жизнерадостной мебелью не очень гармонировала стоявшая тут же доска Почета. Это крупногабаритное сооружение, выкрашенное под серый мрамор и увенчанное звездочкой, напоминало монумент на братской могиле. С монумента смотрели строгие, решительные лица уксусовцев, заслуживших вечную, славу и гражданский почет. Чтобы не было несправедливых обид и ненужных кривотолков, местком и администрация распорядились повесить на доску всех без исключения сотрудников. Почет — каждому!
Но тонкий умиротворительный ход не мог усыпить вполне понятного беспокойства сотрудников.
«На доске быть, конечно, хорошо. А что кроме этого? Медаль мне, понятно, не дадут, но на премию имею право. Или на часы. А вдруг часы дадут не мне, а соседу? А чем он лучше меня? С бюллетенем на работу ходил? А что в этом хорошего? Только других гриппом заражал. И вообще он на службу рвался не из геройства. Честно сказать, он забыл в столе купленные в буфете яйца. Боялся, что протухнут и тогда начальник отдела прикажет взломать стол».
…Петр Филиппович приколол последний значок к груди замыкавшего и направился к себе в кабинет. Сотрудники, что курили в коридоре, побросали папиросы и проследовали за начальником.
То, что через несколько секунд открылось из взору, не могло не вызвать неподдельного изумления и самого искреннего восторга.
Петр Филиппович испытывал только что установленное на его рабочем месте кресло «ДБ-1». Оно несколько походило на зубоврачебное, но в то же время резко отличалось от него.
Канцелярский стол с чернильным прибором и лампой, а также круглый столик для телефонов были вынесены. Они теперь попросту не нужны. Все это заменяет чудо техники — «ДБ-1» с множеством кнопок, рычажков, сигнальных глазков, а также с педалями, рефлектором, селектором, озонатором, магнитофоном и даже телеэкраном, позволяющим видеть, что делается в приемной.
Сидя в кресле «ДБ-1», можно все знать, видеть, слышать, всем управлять и даже ставить на бумаги резолюции, не дотрагиваясь до авторучки, для этого есть специальное приспособление — «электрокомпостер».
Сотрудники УКСУСа не могли насмотреться на диво, на этот совмещенный узел управления, они стояли молча, не находя слов. Наконец кто-то выразил общее мнение умиленной репликой:
— Фантастика!
В приемную вошла старушка.
— Мне товарища Груздева. Лично, — сказала она первому повстречавшемуся ей человеку. Им оказался Ферзухин.
Ферзухин просиял: сейчас можно будет наглядно продемонстрировать еще одно достоинство системы «ДБ-1».
Он подвел старушку к секретарскому столику, на котором стоял магнитофон, нажал кнопку и предложил ей:
— Беседуйте с Груздевым.
— А где же он? Я его не вижу.
— Зато он вас видит. Он все видит!!
И действительно — старушка в тот же миг появилась на телеэкране.
— По какому вопросу? — спросил Груздев.
— С конвертом я. От товарища Шилова.
— Давайте, давайте. Проходите сюда.
Над креслом вспыхнули плафоны, и озаренный матово-голубым светом глава УКСУСа огласил поздравительное послание товарища Шилова. Его слушали не только те, кто был в кабинете, но и остальные сотрудники, на всех этажах, по радио.
Вслед за старушкой, удостоившейся чести первой попасть на телеэкран, пришло еще несколько посыльных. Потом еще. От них не было отбоя.
Чтобы не допустить сутолоки внутри здания, начальник канцелярии Свинцовский спустился вниз и там, прямо у дверей, стал отбирать у курьеров и почтальонов поздравительные послания, складывая их в месткомовскую урну для голосования.
Потом к УКСУСу стали подъезжать «Волги», «Чайки», автобусы. Это прибыли гости из других, родственных УКСУСу контор и управлений. По полосатым халатам нетрудно было узнать представителей солнечной Средней Азии, а в черноусых поджарых мужчинах легко угадывались посланцы Кавказских гор.
Ох, каким суматошным был этот день в УКСУСе!
— Остались какие-нибудь билеты? — нервничала Гречишникова. — Беда, Свинцовский, облсовпроф пропустили!
— У меня билеты только для ансамбля. На шестой ряд. Остальные — личный резерв Груздева.
— Но я не могу к нему пробиться: он принимает делегации.
— Ромашкин, где Люся-Мила? Она же должна регистрировать прибывших!
— Товарищ Чарушин, что делать с вином, которое привезли товарищи с Кавказа?
А вечером счастливые обладатели пригласительных билетов устремились к клубу завода электронных машин. «Глобус» сиял огнями. Из раскрытых окон на улицу вырывалась музыка. Духовой оркестр лесогорского пароходства играл «Врагу не сдается наш гордый «Варяг». У подъезда клуба слышалось жужжание толпы и неуверенные мольбы оставшихся за бортом празднества: «Нет ли лишнего билетика?»
Но о билетах хлопотать было уже поздно. Тысяча человек заняла тысячу мест и устремила свой взор на сцену, где появились Шилов, Груздев, Гречишникова и еще сорок человек в одинаковых костюмах и с одинаковыми дерматиновыми папками. Исключение составляли представители Средней Азии в полосатых халатах и посланцы гор в черкесках. Но и они держали в руках те же папки.
Груздев сделал доклад — не очень короткий и не очень длинный. Он начинался со «славного пути», который прошел УКСУС, и заканчивался патриотическими здравицами. В нем были цифры, призванные «говорить сами за себя», фамилии передовиков, «которые, не щадя сил», две цитаты: одна, касающаяся внутреннего положения, другая — международного, и две русские народные пословицы, после которых в напечатанном тексте доклада в скобках заранее стояло слово «смех».
Вслед за Груздевым несколько прочувствованных слов сказал товарищ Шилов. Когда он стал обнимать и целовать Груздева, в шестом ряду рявкнули: «Ура!»
Сразу же после этого под сводами клуба раздалась барабанная дробь и звуки горна. Между рядов прошли пионеры в белых рубашках, за ними нестройно двигался детский сад.
Уксусовцы растрогались, полезли в карманы и сумочки за носовыми платками, когда маленькая девочка, стоя на табуретке перед микрофоном, продекламировала:
Наш районный детский сад
Вас приветствовать рад!
Ей вторил хор голосистых сверстников:
Товарищ Груздев, детвора
Сегодня вам кричит «ура»!
Детский сад двинулся в обратный путь, а один мальчонка, специально задержавшийся на сцене, подошел к микрофону и бойко выкрикнул:
Простите нас:
Нам спать пора.
Зал бурно аплодировал. Товарищ Шилов улыбался. Детская программа, видимо, ему понравилась: неплохо составлена и с юмором.
Вслед за детьми выступали гости. Они читали адреса «от имени и по поручению» и складывали на стол дерматиновые папки. Однообразный ритуал был нарушен посланцами гор, которые вместе с поздравительным адресом вручили Груздеву кавказскую бурку.
Потом трибуну предоставили Свинцовскому. Давно не стоял он вот так перед тысячью слушателей, почти десять лет… Свинцовский огласил приветственные телеграммы, и это очень здорово у него получилось. Он читал их с такой патетической дрожью в голосе, что у сидевших в зале мурашки по коже бегали.
Тем, кто знал Свинцовского много лет, казалось, что вот-вот он поднимет руку и, обращаясь к залу, выкрикнет: «Да здравствует лучший друг снабженцев…»
Торжество достигло своей высшей точки, когда товарищ Шилов огласил указ о награждении начальника УКСУСа Петра Филипповича Груздева орденом. Зал снова дрогнул от аплодисментов. Кто-то выражал свои искренние чувства не только руками, но и ногами. Кажется, Ферзухин. Потом награждали других, однако аплодисменты с каждым разом становились жиже. Чарушину — часы от совнархоза. Гречишниковой — часы от дирекции. Нолику — грамоту от месткома, Полине — 10 рублей. А Оглоблиной в знак поощрения доверили вести концерт.
И она не обиделась. Что ей грамота? Не дали — и ладно. Зато она, одинокая женщина, весь вечер на сцене в новом вечернем платье, сшитом Софьей Абрамовной. Озаренная огнями рампы, она представляет публике заслуженных и народных.
Гости спрашивают: «Кто это такая? Тоже из Москвы?» А уксусовцы отвечают: «Нет, это наша Оглоблина».
…Был концерт. И была ночь. А может, ночи и не было. Она в июле коротка. Едва возбужденные уксусовцы отошли ко сну, как начало светать, а утром надо было собираться на пикник-банкет.
Юбилейный банкет устроили в загородном ресторане «Поплавок». У него существовало и другое название, неофициальное, — «Незнакомка». Расположенный километрах в десяти от города, на реке Лесогорке, «Поплавок» представлял собой идеальное место для интимных встреч. Пары, не афиширующие своих отношений, предпочитали отправиться в «Незнакомку», а не торчать у всех на виду в ресторане на Первой Встречной. Неписаный закон «Незнакомки» гласил: если ты повстречал здесь соседа по квартире с чужой женой, то сосед не узнал тебя, а ты — соседа.
Руководство УКСУСа выбрало «Незнакомку» местом банкета не случайно: причина та же — подальше от любопытных глаз. Мало ли что бывает на банкетах, лучше не рисковать, а предусмотрительно уединиться, наслаждаясь полной свободой.
…Качался на волнах быстрой Лесогорки «Поплавок». Качались на палубах под тентами участники банкета. Звенел хрусталь бокалов и звучали тосты. После десятого тоста Ферзухин пустился в пляс с Оглоблиной, Гречишникова спела под гитару «Шаланды, полные кефали», а Шалый и Малый подсели к Груздеву.
— Прольем бальзам на раны! — Воскликнул Груздев, но Шалый и Малый пролили его уже достаточно и пить не хотели.
— Обошли нас, обидели, премии не дали, — пожаловался Шалый. — В душу плюнули!
— Ну, и нам плевать в таком случае, — продолжил Малый.
…Очередную здравицу произносил Свинцовский. Он встал, одернул китель, поднял бокал вина и, перекрывая своим мощным голосом все шумы, начал:
— Товарищи, позвольте мне… э-э-э… — но больше он ничего не сказал. В глазах у него появилось выражение испуга, и он бросился к перилам. — Стойте, Малый, прекратите! — крикнул он, глядя вниз. — Что вы делаете?!