Густо пыля, проехал мимо новоселов автобус. Люся-Мила прочитала на белом щитке надпись: «Первый карьер — Индия».
— Костя, или я совсем обалдела после, беседы с Тюриковым, или у меня галлюцинации. Ты видел, по какому маршруту идет автобус?
— Нет, ты совсем нормальная. Только невнимательная и ненаблюдательная. Помнишь, когда мы ехали в поезде, рядом с нами сидели два парня? Они говорили об Индии. Здешняя Индия — это поселок индивидуальных домов. Но длинных скучных названий люди не любят. И они придумали короткое и красивое. Так оно и вошло в обращение.
После новых двухэтажных домов снова пошли допотопные развалюхи. Чуть дальше, на пригорке в лесу, стояла высокая ажурная мачта.
— Это, Люсик, местное телевидение. Актиния сказала, что на днях покупает телевизор…
— А ты говорил, что здесь культура хромает.
Новоселы свернули влево, к главному шоссе, где началась Инженерная улица. Она состояла из добротных кирпичных коттеджей с гаражами. Коттеджи и гаражи были обнесены надежной металлической изгородью.
К изгороди был прикреплен большой красный щит: «Товарищи строители, экономьте материалы!»
— Красиво! — восхитилась Люся-Мила. — Это, наверно, ясли или детские сады.
— Нет, Милочка, ты ошибаешься. Здесь наверняка живут товарищи Росомахин, Чаевых, Тюриков и некоторые другие.
— Откуда ты знаешь?
— Невелика мудрость, — сказал Костя. — Я о таких Инженерных улицах сто раз фельетоны читал.
Около главного шоссе, у автобусной остановки, на двух столбиках стояла доска объявлений.
— Почитаем! — предложил Костя. — Я очень люблю объявления.
На доску были налеплены листочки разносортной бумаги: «Меняю место в детском саду первого карьера на место в детском саду второго карьера», «Сниму комнату, одинокий…», «Пропала корова черной масти, обращаться…», «Продается аквариум с рибками…»
— С «рибками» — это здорово! То, чего не хватает для полного счастья, — заметил Костя, и в это время за спинами новоселов прозвучал приятный женский голос.
— Новенькие? Интересуетесь объявлениями? Здравствуйте!
Перед Костей и Люсей-Милой стояла женщина средних лет, очень миловидная, в квадратных очках без оправы, с фотоаппаратом через плечо.
— Можно с вами познакомиться? — мягко спросила она и представилась: — Специальный корреспондент газеты «Слово за слово» Сусанна Сударченко.
— Очень, очень рад, — подчеркнуто приветливо ответил Ромашкин. — Я еще никогда не беседовал со специальными корреспондентами.
Сусанна достала из кармашка автоматическую ручку, блокнотик и спросила:
— Кем вы были до сих пор?
— Тунеядцами, — не раздумывая, ответил Ромашкин.
— Тунеядцами? Интересно. Миленько.
— Да, да. Тунеядцами, — подтвердил Костя.
— То есть как? Вас выслали, потому что вы нигде не работали? Вели праздный образ жизни? А теперь взялись за общественно полезный труд?..
— Нет, мы работали в УКСУСе. Существовало такое никому не нужное учреждение, — пояснила Люся-Мила.
— И решили оттуда сбежать, — добавил Костя.
— Так, так, хорошо! — подхватила Сусанна Сударченко. — Патриотический почин! Интеллигенция едет на стройки! Туда, где она нужна! По чьему призыву вы приехали?
— Это Костя меня позвал, — ответила Люся-Мила.
Сделав несколько заметок в блокноте, корреспондентка спросила:
— Вы муж и жена?
— Да.
— Кто по национальности?
— Я — русский. Жена — украинка.
— Прекрасно! — восхитилась Сударченко. — Дружба народов! Где вы жили?
— В Лесогорске.
— У вас была хорошая квартира?
— Нам давали, но мы не взяли.
— Тем более прелестно! Это же зримые черты коммунизма.
— Если бы в Лесогорске у нас была интересная работа, мы бы остались там, — сказал Ромашкин.
— Костя, ты, кажется, сегодня очень болтлив и говоришь лишнее.
— Лишнего не скажу. У среднего человека язык работает безостановочно тринадцатую часть жизни. Лимита не превышу.
— Откуда у вас такие оригинальные знания? — спросила Сударченко.
Ромашкин скромно, почти застенчиво ответил:
— Пополняю недостаток своего образования чтением отдела «Знаете ли вы?» в популярных журналах.
— Очень миленько! Растущий уровень! А все-таки скажите, что вас привлекло на эту стройку? Романтика? Масштабы? Вы знаете, я вычислила, что со времени ее начала самосвалы вывезли столько земли, что из нее можно было бы насыпать пирамиду Хеопса. А когда рудник вступит в строй, то он даст руды больше, чем…
Ромашкин перебил:
— Тралия, Валия, Трындия и Брындия, вместе взятые.
— Совершенно верно. Вы, вероятно, читали мои корреспонденции.
— Читал. Но прежде чем так многократно унижать Тралию и Валию, надо построить рудник. Тут работы, работы…
— Бесспорно! Но под руководством товарища Росомахина…
— Вы его хорошо знаете?
— Разумеется, — Сусанна Сударченко вдохновенно сверкнула стеклами очков. — Это руководитель высшего типа! И очень любит нас, журналистов.
К Актинии пришел Василий Типчак.
Широко раскрыл дверь, степенно шагнул сапогом через порог, рывком снял кепочку, остановился, сказал басовито:
— Здравствуйте, Актиния Никаноровна! Принимайте гостя!
Это был рослый чубатый парень с детским плутовским лицом.
Поздоровавшись, оп прошел к столу, достал из одного кармана вельветовой куртки «пузырек беленького», из другого — «флакон красненького», спросил:
— А Настя дома?
— Сейчас придет.
Костя и Люся-Мила сидели в своем закутке, отгороженном от общей комнаты матерчатой ширмой — «простыней на веревочке», как говорил Ромашкин.
Типчак скинул куртку, повесил ее на спинку стула.
— Уф, жара! Как жизнь, Актиния Никаноровна?
Актиния, сухонькая бабка в платочке горошком, засуетилась, собирая на стол. Она бегала по комнате, приговаривая скрипучим голосом:
— Жизнь, Вася? Ничего, ничего, ничего…
— А вы не бегайте, Актиния Никаноровна.
— Так уж привыкла: успевать надо. Вот и приходится все делать лётом, лётом…
Типчак был для нее желанным гостем. Актиния видела в нем будущего зятя. Молодой, веселый, в жизни опытный, хозяин отменный. И рука у него во всем мужская. Рано оставшись вдовой, Актиния всегда мечтала о мужской руке в своем доме. Баба ведь и гвоздь не так забьет, не говоря уже о том, что она ничего не понимает в перегоревших электрических пробках. А у настоящего мужчины, вроде Типчака, все ладится. За пять минут починил керогаз!
А Настя к Типчаку равнодушна. Так, может, раз когда улыбнется, слушая его необыкновенные рассказы о том, где он жил и что видел. Глупая она еще, Настя. За такого крепкого мужика только держаться. С ним нигде не пропадешь. Надо дровишек — привезет, крышу покрыть — толя раздобудет. И денег много не спросит. Не то что Петрович. Тот притащит с холодильника мясо или рыбу — все цену набить старается. А ей-то, Актинии, от продажи мяса и пирожков тоже что-то должно остаться… Вроде Петровича и другой сосед Актинии — Михаев. Скареда. И куда ему столько денег! Каждый день из пекарни полные карманы муки уносит. И какие карманы! В них по три кило входит… Жена ему специальную куртку сшила.
В свои коммерческие дела с Типчаком, Петровичем и Михаевым Актиния Настю не посвящала. Спросит иногда дочь, откуда, мол, у нас мясо, Актиния скажет:
— А помнишь, теленочка прирезали? Вот мясо до сих пор и тянется. Уметь надо, Настенька, домашнее хозяйство вести.
…— Так хорошо, значит, живем, Актиния Никаноровна? — в который раз спрашивал Типчак.
— Хорошо, хорошо. Кости только болят. К непогоде, наверно.
— Дождь будет?
— Конечно, дождь. Все про то говорит. И собаки землю роют, и куры ощипываются, и воробьи в песке валяются.
— Интересно. Не знал, ежели воробьи валяются… Давайте-ка по рюмочке, Актиния Никаноровна!
— Что-то вы торопитесь, Вася. Я уж вижу: пили сегодня.
— Петровича встретил. Кстати, он говорит: за мясо Актиния задолжала.
— Тсс! — просвистела Актиния, указав на ширму. — Там квартиранты.
Захмелевший: Типчак на ее слова внимания не обратил и продолжал говорить о Петровиче. Так Ромашкин и Люся-Мила стали невольными свидетелями весьма познавательной для них беседы.
«Полупроводники! Электроника! — думал Ромашкин. — А воруют по-старому, самым примитивным образом… И что они только там морозят в счет восьмидесятого года?!»
Потом пришла Настя. Типчак поднялся из-за стола и, стараясь быть галантным, подал ей стул.
— Как жизнь, Настенька?
— Ничего.
— Что вы с мамой все отвечаете: «ничего, ничего»? Ничего — пустое место. Жизнь должна быть полной чашей! Эх, Нина, то есть Настя, мало ты видела. Вот на Севере я был. Это жизнь! Нанялся в геологическую партию рабочим. Ничего не делать — только ломом во льду лунки долбить. Где укажут — там и долбишь. А за это и одевают, и обувают, и поят: двести граммов спирта в день бесплатно! И помидоры свежие круглый год! Был у меня один кореш, лет на десять постарше. Решил он осесть в Москве, жениться. Пошел в милицию, а там очередь на прописку; сунулся в магазин — очередь за колбасой; костюм хотел справить — обратно очередь… Плюнул и опять уехал лунки долбить. Там ни очередей, ни прописки. Сегодня под Мурманском, завтра на Чукотке. А костюм нужен только, если пролетом в Москве или Ленинграде в ресторан зайти, погулять. Вот так, Валя, то есть Настя! Ну, развернулись мы исключительно. Денег — вагон! Пульман! И девать их некуда! Сидим в ресторане «Якорь», пьем, заказываем разные шницеля уже который час, и вдруг подходит к столику администратор нашей геологической партии: «Где же вы, ребята, пропали? Вас самолет ждет. Я вас везде ищу, все московские рестораны объездил». Что дальше получилось — не помню. Только проснулись мы на другой день уже на Таймыре… Вот какая жизнь была! А потом подался в Красноводск к рыбакам. Ну их, думаю, эти лунки, к чертовой матери! А в Красноводске черную икру ложками ели! Еще по рюмочке? А?