— Нет у нас лифтера. Третий день где-то пропадает. Вам это не заметно: вы сидите на первом этаже. А мы на пятом.
— Вы опять о лифте, да? Я говорю: сбегал бы кто-нибудь. Та же Петушкова.
— Петушкова, тут уже говорили, в отпуске.
— Но ее кто-то подменяет?
— Ее подменяет Салазкина, которая кормит ребенка. Мальчика.
— Ох-хо-хо! — бессильно вздыхает управляющий. — Значит, во всем виноват мальчик?
— Почему мальчик? Если бы мне сказали…
— Зачем вам говорить, Берендейская? Вы должны были сами позаботиться, чтобы своевременно отправить…
— Я думала, что это уже сделала Маргарита Петровна.
— Понятно. Ну, а вам, Маргарита Петровна, когда вы вернулись из банка, не пришла в голову мысль о заказе номер тридцать три?..
— Мне? Но я же не могу везде! — контратакует Маргарита Петровна. — И кроме того, я думала, что Берендейская его уже отправила. А Маргарита Ивановна — она у нас новенькая…
— Но кто же тогда послал чертежи не по адресу? Позовите сюда представителя экспедиции.
В кабинет входит «представитель экспедиции» — худенькая, маленькая девушка со школьными косичками. На совещание ее, видимо, никогда не приглашали, и взгляд у нее удивленно-испуганный.
— Извините, как вас зовут? — спрашивает управляющий.
— Зина.
— Скажите, Зина, вам не приходилось отправлять бандероль в Ростов-на-Дону?
— Отправляла.
— Кто вам ее принес?
— Тетя Паша, курьер. Сказала: «Прямо и не знаю, Зина, что делать? Все ушли, а вот эту бумагу — рулончик такой — бросили, вроде забыли. А ведь всю неделю, видела, вокруг нее суетились, говорили: не позже тридцать первого надо в Ростов отправить».
— Так, так… А вы спросили, Зина, в какой Ростов?
— Спросила. Она сказала: «В большой»… А название завода на рулончике уже было написано.
— Название завода — это еще не все, Зина. А город? Город надо было уточнить, спросить у кого-то, если не были уверены.
— А у кого же спрашивать? Я уже сказала: все ушли, никого не было, а тетя Паша говорит: «Давай спасать положение».
— Ясно, Зина, все ясно. Вы свободны. Ох, и надоела эта карусель! Я ведь, товарищи, позвал вас совсем по другому делу… А вот, кстати, и ответственный за это дело идет — Пришпандерин. Я позвал вас, чтобы сказать: слабо еще у нас внедряется НОТ — научная организация труда. Ну, кое-что, конечно, мы сделали: графики начертили, схемы, часы в каждой комнате повесили, обязательства новые разработали… Но этого, конечно, недостаточно. Я думаю, товарищ Пришпандерин нам сейчас доложит, как у нас идет внедрение научной организации труда. Кстати, объясните, Пришпандерин, почему вы не вовремя явились на совещание?
Еще не отдышавшись, опоздавший отвечает:
— На телефоне сидел. Вот так. Петропавловск в Казахстане долго не давали. Вот так. Все с минуты на минуту. Вот так.
— А зачем вам, Пришпандерин, понадобился Петропавловск в Казахстане?
— Зачем? Затем, что кто-то из наших загнал туда документацию, которую надо было отправить на Камчатку…
1972
ВЧЕРАШНИЕ НОВОСТИ
Рядовые сотрудники редакций и даже члены редколлегий в отпуск уходят незаметно. Вчера был, сегодня нет.
Редакторы — главные редакторы — в отпуск уходят иначе.
Коллективу об этом становится известно примерно за месяц. И в отделах уже считают: до отпуска главного осталось двадцать пять дней, до отпуска главного осталось…
Кто-то считает с затаенной тревогой, кто-то — с радостным нетерпением. Ибо одним надо, чтобы их материал обязательно посмотрел и подписал «сам», другие убеждены, что лучше, если это сделает «зам».
А главный тем временем все чаще запирается в кабинете с заместителем, инструктируя его, как жить в предстоящем трудном периоде. Иногда главный диктует «завещание». Обычно это перечень мероприятий, которые он сам не сумел провести в течение года. Зам должен осуществить далеко идущие планы «шефа» за двадцать четыре рабочих дня. Иначе вернется главный и скажет с горечью и укоризной: «Что вы тут без меня делали? Уж и отдохнуть нельзя!»
Конечно, может, я чрезмерно обобщаю. Возможно, в иных редакциях подготовка к отпуску происходит совсем по-другому. Но во «Вчерашних новостях» было заведено именно так.
Вообще эта редакция славилась стойкостью традиций. Что-то заведенное раз уже не менялось.
Перед отпуском главный запирался с заместителем. Иногда запирался один.
— У него есть кто? — спрашивали сотрудники секретаря.
И секретарь отвечала:
— Никого нет. Но он думает.
Поглядеть, как редактор думает, никому не удавалось.
Так было и сейчас. С той, пожалуй, разницей, что «думал» редактор больше обычного.
Но наконец кабинет его опустел, и уборщица вынесла в коридор корзину с непошедшим.
В кабинет главного стали ходить сотрудники — смотреть новый телевизор. Потом в кабинет переселился заместитель. Сразу переселяться не принято. Могут сказать: заместитель рвется в кресло главного.
Потом заместитель назначил летучку. Летучка началась с опозданием минут на пятнадцать: ждали редактора иностранного отдела. Он пришел, извиняясь и бормоча: «Пресс-конференция, сами понимаете». Но этому никто не верил, ибо бормотал редактор иностранного отдела каждый раз одно и то же.
На летучке выступал редактор сельскохозяйственного отдела и говорил, что материалы промышленного отдела не отражают технического прогресса. Выступал редактор промышленного отдела и говорил, что сельскохозяйственные корреспонденции не отличаются глубиной. Выступал заведующий отделом писем и говорил, что отделы держат у себя письма трудящихся и не хотят на них отвечать. Кто-то обратил внимание на то, что передовая крайне суха. Ответственный секретарь заметил, что в последние дни увеличилось количество правки в полосах. И добавил, что фотографии в газете стали невзрачные, бледные, малосодержательные: фотокоры спят.
И вдруг в кабинете, где шла летучка, раздался басовитый голос… главного. Все вздрогнули от неожиданности, а заведующий отделом писем — у него болело сердце автоматически полез в карман за валидолом.
— Я думаю, товарищи, надо уже закругляться, — предложил главный. — Но у меня есть несколько замечаний. Во-первых, летучку опять давно не собирали. Во-вторых, когда наконец редактор иностранного отдела перестанет опаздывать? Так нельзя работать, товарищи. Я согласен с тем, что материалы промышленного отдела технический прогресс отражают слабо, а сельскохозяйственные корреспонденции поверхностны. И передовая, конечно, суховата. И фотокорреспонденты наши должной зоркости не проявляют. Они, прямо скажу, спят. Что касается увеличения правки в полосах…
Сотрудники продолжали сидеть ошарашенные. Осторожно озирались, но главного в кабинете не было…
— …что касается увеличения правки в полосах, то это нетерпимо. И совсем уж нетерпимо мариновать письма трудящихся! Этой теме мы посвятим специальное собрание. И пусть каждый тогда отчитается… Вот так.
— Да он же всю нашу летучку по телевизору видел! — воскликнул заведующий отделом науки. — Ха-ха! Этот новый телевизор с одной стороны может показывать изображения, а с другой — передавать… Обратная связь! Посмотрите: он же не выключен. Опыт управления на расстоянии! Москва — Кисловодск — Москва. Даже в отпуске главный не оставляет редакцию! Эффект присутствия.
На какое-то мгновение злому экспромту поверили. Но телевизор ни при нем. Голос звучал из динамика, к которому шел провод от магнитофона. Перед отъездом главный записал свое выступление на пленку и попросил секретаршу включить магнитофон в конце ближайшей летучки.
Впрочем, запись можно было пускать летучкой раньше или летучкой позже, годом раньше и годом позже — от этого ничего не менялось. Редактор иностранного отдела неизменно запаздывал. Передовые были сухими, летучки собирались нерегулярно и т. д.
В редакции газеты «Вчерашние новости», как я уже сказал, традиции держались стойко.
Нет, я вовсе не хочу сказать, что в редакции газеты «Вчерашние новости» ничто не менялось и жизнь обходила стороной этот небольшой коллектив.
То, что главный редактор записал на магнитофонную пленку свое выступление на летучке — уже говорит об определенном движении.
Кстати о летучках. На них говорили не только о том, что передовые «суховаты», а в отделах лежат «неотвеченные письма».
Выдвигались предложения, каким образом осовременить, модернизировать работу редакции, чтобы все было в духе времени:
— Почему считают, что наша газета слабая? Ну хотя бы потому, что техника — точнее оргтехника — у нас отсталая. Мы остановились на эпохе гусиного пера. В других редакциях на каждом столе пишмашинка «Эрика». И каждый сотрудник сидит и печатает…
Главный прислушался к критике и купил десять «Эрик».
Газета оставалась слабой.
— А откуда ей быть сильной? Такой, например, простой вещи, как магнитофон, у нас нет, а другие газеты давно приобрели.
И был куплен магнитофон.
— Магнитофон у каждого мальчишки сейчас есть. А в приличных редакциях — повсюду диктофоны. Надо, скажем, продиктовать передовую, эмоционально продиктовать — пожалуйста. Надо взять интервью…
И вот уже повсюду на столах стоят диктофоны.
— А кто будет печатать с ленты? Наверное, не мы. В каждом отделе должна быть секретарь-машинистка-стенографистка.
Предложение о секретарях-машинистках-стенографистках руководство учло.
Работа от этою не улучшилась. Пожалуй, даже наоборот, ибо с увеличением штата возросло количество склок.
— Секретари-машинистки явно перегружены. Они не успевают отвечать на телефонные звонки. Хорошо бы к телефонам подсоединить роботы. «Вас слушает робот. В комнате никого нет. Говорите. Я записываю».
Возможно, оснащение новейшей техникой редакции газеты «Вчерашние новости» продолжалось бы и дальше, если бы не подвели бездушные роботы.
На вопросы читателей они, естественно, не отвечали. Но кто и где назначал секретарям-машинисткам свидания, они записывали аккуратно.