20 декабря. Весь день мы переправляли необходимые грузы с „Калипсо“ в лагерь. Утром я забрался в вертолет к шефу и Джерри сделал рекогносцировочный зигзаг над проливом, отделяющим Контуа от Юкатана. В прозрачной воде с высоты очень хорошо просматривались возможные пути миграции лангустов. Большинство подводных троп должно пройти севернее острова, где море глубже; именно там, кстати, и ждали добычи рыбацкие сети. Миграционные дорожки слегка искривлялись и терялись на возросшей глубине. Перед началом шествия лангусты соберутся маленькими группами вблизи северного берега Юкатана, в окрестности мыса Каточе.
С вертолета все казалось простым. Но аквалангистам предстояла нелегкая работа. Обширная площадь, которую следовало держать под наблюдением, очень узкие зоны прохождения ракообразных и краткая продолжительность миграции — все это заставляло значительно увеличить число дневных и ночных погружений, чтобы не лишиться целостной картины.
После полудня я изучал окрестности лагеря вместе с Мишелем Делуаром и Бернаром Делемотом. На берегу мы обнаружили груды оторванных голов лангустов и панцирей мечехвостов. Сильный запах разлагающейся рыбы насторожил нас. Он исходил от четырех огромных акул-молотов, выброшенных на песок. Нельзя было определить, убиты ли они рыбаками или погибли естественной смертью.»
Жизнь лагеря наладилась: доставка пресной воды, кухня, мытье посуды… и, конечно, безжалостные ниа-ниа. Они ухитрялись проникать даже через тонкую противомоскитную сетку.
«Однажды утром, — рассказывал Бернар Делемот, — я проснулся и подпрыгнул: наш зодиак болтался в море, в 50 м от берега. Тревога! Я было приготовился вскочить во вторую лодку, чтобы перехватить его, когда заметил в нем Делуара, Джаколетто и Каркопино, которые сбежали в море от москитов. Они не могли уснуть и разожгли огонь, чтобы отогнать ниа-ниа. Напрасные старания! Каркопино только спалил себе брови… Прекратив сопротивление, они ушли ночью в море».
Чтобы не упустить начало миграции, команда дважды в сутки — днем и ночью — направляла разведывательную группу, состоящую из осветителя и оператора, к рыбачьим сетям. Пока в них попадали только небольшие синие крабы, различные рыбы, а также морские птицы, которых аквалангисты освобождали, если это было не слишком поздно.
Остров Контуа впечатляет разнообразием красот. Лагуна, в которой Альбер Фалько и его команда поставили зодиаки для защиты от шквалистого северного ветра, составляла лишь часть сложной системы внутренних водоемов, в которых царят мангры.
Эта экосистема имеет особую флору, состоящую из деревьев авиценнии, цериопсов и их опорных корней. Странные растения, принадлежащие к ризофорам (семейство Rhizophoracies), обеспечивают существование растущего камбиального слоя в тине благодаря мощным, выступающим над водой воздушным корням — пневматофорам. У деревьев очень жесткие листья и цветы, собранные в чашечки. Семена вместо того, чтобы, созрев, падать на землю, дают побеги непосредственно на ветвях, по мере роста удлиняющиеся и свешивающиеся вниз. Отделяясь в таком виде от родительской ветки, они падают в воду и зацепляются где-нибудь в тине; там они пускают корни и образуют новые деревья.
В этом фантастическом переплетении опорных и воздушных корней, листьев и ветвей существует своя фауна, которую нельзя найти ни в каком другом месте.
На Контуа, где был разбит лагерь, среди прибрежных скал мы обнаружили свалки высохших полуобрубленных панцирей лангустов, оставленных рыбаками.
Шлюпки осторожно продвигаются в горьковато-соленой воде: в любой момент здесь можно попасть в природную ловушку. Потревоженные коричневые пеликаны выплывают из зарослей и, взлетая, громко протестуют — этот мир не привык к вторжению…
«Погрузившись с аквалангами в воду, — говорит Альбер Фалько, — мы мягко скользили в теплой недвижной воде. Глубина ее не превышала полутора метров, и при каждом чуть более сильном толчке ластами вздымалось облако ила, ухудшавшего видимость и оседавшего столь медленно, что это приводило в отчаяние.
Даже когда вода не была взмучена, все на дне казалось покрытым слоем пыли, как в старом заброшенном доме, с мебели которого лет тридцать не снималась пыль… Мы продвигались в сплетениях гниющих корней и нагромождениях разлагающейся студенистой растительности, покрытых пятнами омертвевших водорослей, распадавшихся от прикосновения к ним».
Подводный мир Контуа по прелести не уступает тому, что мы видели вблизи Мюжере. Аквалангист проходит под удивительной триумфальной аркой коралла Антипатария (шипастые кораллы), разветвлением напоминающего иву.
Лангуст тропиков, украшенный рубинами и агатом, ожидает добычу у выхода из трещины, которая служит ему убежищем. Если другое ракообразное приблизится сюда, он прогонит его со своей территории.
Но эта обширная впадина, пребывающая в состоянии непрестанного разложения, представляет собой не только кладбище. Илистая с белесым оттенком вода лагуны кишит живыми организмами. Для роста и воспроизводства они должны усваивать вещества простого строения, возвращенные разлагающимися организмами в экологический круговорот органических веществ. Таков лик природы: она одновременно и могила, и колыбель. Умирающее возвращает свою материальную субстанцию зародившемуся.
В подобных биотопах вода слабо перемешивается и очень бедна растворенным кислородом, поэтому крупные водные животные там почти отсутствуют. Напротив, личинки многих видов находят здесь среди покоя, тепла и обилия органических элементов благоприятные условия для развития. Как и болота, мангровые пространства — буферная зона между сушей и морем — представляют собой не только экосистемы чрезвычайной продуктивности, но и необходимое переходное звено к другим экосистемам. Тем более безрассудны действия человека, стремящегося по соображениям «оздоровления среды» и экономической рентабельности к уничтожению мангров.
Среди животного мира лагуны острова Контуа находятся медузы кассиопеи. Лагуна кишит ими. Бернар Делемот удачно называет их салатными медузами. Речь идет именно о медузах, но перевернутых: рот их обращен наверх и окаймлен большими прозрачными щупальцами, фаршированными крошечными одноклеточными зелеными водорослями. У кассиопеи с этими растениями симбиоз. Их сожительство заключается в том, что медуза получает некоторую часть питательных веществ и кислорода, взамен предоставляя водорослям возможность быстро развиваться за счет хорошей освещенности и постоянного притока воды, обеспечиваемого колыханием зонта медузы.
Бернар Делемот осторожно доставил одну Кассиопею со дна лагуны, чтобы присмотреться к ее реакциям. Предоставленная себе, она принимала свое обычное положение зонтиком вниз. Странная адаптация … У всех медуз рот обращен вниз. Какая игра генов побудила Кассиопею в процессе эволюции к столь необычному поведению?
Аквалангисты пробирались в сплетениях опорных корней, затянутых разноцветными водорослями, среди фиолетовых, желтых и красных губок. Нельзя сказать, чтобы рыбы отсутствовали здесь совсем, но попадались они редко. Бернар Делемот и Альбер Фалько со своими спутниками заметили морских щук средних размеров, а также большое количество лютьянов (Lutjanus), которые походили на своих собратьев в открытом море, отличаясь от них более бледной окраской и скромными размерами.
Но вот, расталкивая колонию салатных медуз, на сцену выползает оливковый, с бронзовым отливом танк. Несомненно, это животное, однако его вполне можно принять за машину, сделанную из металла… Речь идет о мечехвосте, которого из-за формы панциря прозвали крабом-подковой, несмотря на то, что он, собственно, не относится к крабам.
Мечехвост бесцеремонно продирался вперед, топча кассиопей. Широко расставленные глаза не позволяли ему видеть препятствия, находившиеся непосредственно перед ним. Он, подобно миниатюрному танку, либо сметал их с пути, либо отступал перед ними…
Мечехвосты, как и ракообразные, относятся к обширному типу членистоногих, но не образуют собственного подтипа последних. Их можно отнести, скорее, к паукообразным и скорпионам. Действительно, членистоногие подразделяются на два больших подтипа: подтип имеющих усики, или антеннулы (ракообразные, многоножки и насекомые), и на подтип имеющих органы, называемые хелицерами, представителей которого именуют хелицеровыми, образующими класс меростомовых, паукообразных и морских пауков (Pantopoda).
Мечехвосты, снабженные хелицерами — небольшими отростками у рта, входят в первый из трех классов подтипа хелицеровых, а именно в класс меростомовых.
Эти водные животные дышат жабрами. Иногда их называют еще ксифосурами (от греческого xiphos — меч и ura — хвост) из-за хвоста (в действительности — тельсона), имеющего форму треугольного клинка. Они — подлинные живые ископаемые, появившиеся в эпоху кембрия, около 300 миллионов лет назад; и с тех пор почти не изменились. Панцирь мечехвоста, напоминающий лошадиную подкову, состоит из срединного гребня и двух боковых, на которых расположены глаза. Брюшко в форме двух трапеций с общим основанием также защищено панцирем и имеет с каждой стороны по ряду подвижных шипов. Под головогрудью перевернутого мечехвоста видны шесть пар отростков: пара хелицер (по обе стороны верхнего края рта, с маленькими клешнями на концах) и пять пар конечностей, которые, кроме пятой пары, заканчиваются клешнями, несущими зазубрины для размельчения добычи. Брюшко также несет шесть пар конечностей: первая пара закрывает гениталии, а остальные в состоянии покоя прикрывают жабры.
Хорошо защищенный своим хитиновым панцирем, прочным, но не кальцинированным, в отличие от панциря ракообразных, мечехвост практически не знает врагов в прибрежной полосе теплых морей, где он обитает. Он почти не встречается на глубине более 9 м и относится к донным животным, использующим заднюю пару конечностей, чтобы углубляться в песок или ил. Для плавания он пользуется брюшными конечностями, которые позволяют ему также переворачиваться в нормальное положение. Мечехвосты плотоядны, они лакомятся моллюсками и кольчатыми червями, однако известно,