Сохраняет свой пост первый вице-губернатор и премьер областного правительства В. Анпилогов. Но появление второго первого вице-губернатора Ивана Станиславова уже породило слухи о судьбе первого первого. Иван Станиславов явно получил от губернатора очень серьезные полномочия, он проводит в отсутствие Анпилогова заседания правительства. Возможно, тренируется.
Наиболее серьезные кадровые перестановки произошли как раз после череды летних губернаторских нагоняев. В. Чуб показал нерадивым сподвижникам, что команда может обновиться не только в результате выборов. Так что хватит бездельничать.
В условиях послевыборной эйфории («на пять лет теперь все дозволено») это были самые эффективные способы воздействия на разгулявшийся аппарат. Конечно, судить о влиянии кадровых перестановок на социально-экономическую ситуацию еще рано, но на умы чиновников третьего-четвертого эшелона такие перемены не могли не повлиять. Да многих уже и снесло этой кадровой волной.
Журналист всегда рискует, хваля кого-либо, но все же надо признать: губернатор выдержал испытание своего аппарата «медными трубами». Теперь, и в Кремле могут убедиться, что на Дону ситуация под контролем и необходимые меры вроде бы приняты.
Жаль только, что для этого понадобился целый год, в течение которого собственно управление социально-экономическими процессами в области было просто провальным. Весь год был посвящен, по сути, аппаратным разбирательствам да финансовым авралам (пенсии, недоимки, зарплаты бюджетникам). Кредитов набрали выше крыши. За послевыборный год успели еще больше окрепнуть олигархические связи, в результате чего успешно развиваться могут лишь несколько больших проектов. Не получив должного внимания со стороны властей, инвестиционный потенциал региона растрачивается впустую.
Говорят, что президент первый срок работает на перевыборы, а второй — на историю. Губернаторство двумя сроками не ограничено, но все ж таки Владимир Чуб губернаторствует уже второй срок. Проблемы с командой вроде удалось уладить. Сразу в начале нового года администрация предложила областному Собранию законопроект о поддержке инвестиционной деятельности. В российском правительстве 8 января утверждена программа социально-экономического развития Ростовской области, предполагающая государственную поддержку инвестпроектов донских предприятий. Все это хорошие предзнаменования: похоже, в 1998 году власти, изрядно обновившись, смогут уделить больше внимания развитию местной экономики.
Январь 1998 года.
Кумовская Россия vs правовое государствоО борьбе россиян с веяниями европейской демократии. 1999 г
Многие ценности перестройки, столкнувшись с российскими реалиями, дали странные метаморфозы. В этой статье рассматривается конфликт пресловутого «правового государства» с традиционным укладом российского общества, где главные вопросы решаются не по праву закона, а по праву знакомство.
В России созданы все необходимые демократические институты: выборные президент и парламент, многопартийность, местное самоуправление и т. д. Однако существуют эти институты как будто в специально выделенном пространстве. Страна же на самом деле живет по каким-то иным законам.
Открытие дела, получение кредита, защита от бандитов, приобретение дома или машины, обучение детей в приличном месте и многое другое — для всего этого есть правовые, социальные и экономические механизмы, установленные государством. Но все знают, что решение больших и малых жизненных проблем эффективно лишь тогда, когда есть нужные связи.
Знакомство с нужными людьми, прямое или через общих знакомых — вот главный социальный капитал россиянина. Перекрещивание этих знакомств образует квазиобщественную систему неформальных связей, основанных на кровном или приобретенном родстве, совместном обучении или работе, принадлежности к определенной территории и т. д. В русской традиции это явление называют кумовством.
Члены кумовского сообщества связаны некими взаимными обязательствами, которые предполагают обычно обмен услугами. Кто чем располагает, тот тем и должен порадеть за своего (естественно, с поправкой на иерархический статус), зная, что в нужный момент и за него порадеют. И это не «услуга за услугу», а потому что «свои люди», потому что так прилично между «своими».
Кумовская мораль крепко держит ценз — как прилично и неприлично поступать. Если кто-то поступит неприлично, то он рискует впоследствии потерять возможность пользоваться услугами членов кумовского клана, а то и стать отверженным, скатиться по социальной лестнице. Кстати, не зря местечковые сообщества боятся «залетных отморозков» — те не включены в систему взаимного морального сдерживания и потому несут угрозу кумовской общественной упорядоченности.
Сегодня именно кумовство спасает небольшие сообщества от криминального беспредела. Как бы ни кривились цивилизованные люди по поводу азиятских обычаев российской глубинки, но именно провинциальное кумовство остается единственным, если не последним, моральным предохранителем против тех способов конкуренции, которые применяются в столице.
В Москве нет достаточной плотности кумовских отношений: слишком большое разнообразие интересов, да еще и географически многие представленные в Москве интересы имеют немосковскую прописку, нет чувства сбережения «своего» места и т. д. От этого действуют законы дикой конкуренции: расчистить место, подставить, кинуть, убить «чужого» — не зазорно. А если так, то потом возникает соблазн и со «своими» не церемониться…
В провинциальных кумовских сообществах этого нет и вряд ли появится, потому что «у нас так не принято», «у нас свои обычаи». Как ни парадоксально, эти пресловутые «рука руку моет», «круговая порука», «как не порадеть за родного человечка» — последний рубеж, на котором удерживаются общественные представления о приличии, последний рубеж человечности.
Делай что прилично — и будешь членом кумовского клана и сообщества кумовских кланов со всеми вытекающими отсюда благами и оберегами. Если будешь прилично и подобающе себя вести, то с возрастом будешь подниматься вверх по кумовской иерархии, так как ее верхние этажи естественным образом освобождаются. Размеренный, благообразный и надежно упорядоченный ход жизни, который принципиально не нуждается в юридическом регламенте. Закон такому обществу не нужен! Закон не учитывает человеческий фактор, он сделан для незнакомых между собой людей, он принципиально бесчеловечен.
Закон — это предъявленная форма регламента для сообществ, размеры которых не позволяют действовать кумовскому регламенту. Закон — регламент более крупного сообщества, где все не могут быть знакомы со всеми, пусть бы и через общих знакомых. Поэтому кумовское сознание, в принципе, признает верховенство закона. Но это лишь дань кумовского общества цивилизации. На самом же деле кумовство принципиально противостоит закону, нарушает закон (но «по-приличному»; приличия надо соблюдать!). В своей вотчине (а этой вотчиной остается вся Россия в масштабе местечек) кумовской регламент главнее, потому что ближе к телу — из-за своей человечности, хоть и понимаемой по-азиатски. Такой вот двойной стандарт — закон вроде выше, а кумовской регламент главнее.
Правовой регламент предписывает и карает, традиционный или обычный (основанный на обычаях) регламент тоже предписывает и карает. Правовая мораль судит с точки зрения «законно — незаконно», обычная мораль судит с точки зрения «прилично — неприлично». Где-то посередине, по идее, должна находиться общественная мораль, которая должна удостоверять, с одной стороны, прямую зависимость между «приличным» и «законным», а с другой — прямую зависимость между «неприличным» и «незаконным».
Но если обычный регламент противостоит правовому, то куда склонится общественная мораль? Какими общественными предписаниями руководствоваться человеку, если он видит, что от бандитов, например, лучше защитят кумовские связи (даже с теми же бандитами), чем закон? Если бизнес успешнее делать в соответствии с кумовским, а не правовым регламентом? Социальная практика показывает: эффективно то, что «прилично» по кумовскому регламенту, а не то, что «законно» по правовому регламенту. По полному кругу жизненных проблем кумовской регламент оказывается эффективнее, надежнее и человечнее правового.
Так возникает конфликт, в ходе которого кумовской регламент становится теневым, а правовой регламент просто предъявляется на уровне публичных или политических отношений. Оба института не в силах подчинить друг друга. В конце концов в конфликте правового и кумовского сознания наступает своего рода паритет, устраивающий всех, — правовому сознанию удобно быть фасадным, кумовскому сознанию удобно быть теневым.
Зависимость «теневое реально и эффективно, реальное и эффективное — в тени» постепенно укрепилась. Правовая, «белая» экономика разрушается, а теневая экономика амортизирует для рядового человека последствия этого разрушения. Безумные налоговые и экономические законы, которые в принципе не могут быть подкреплены общественной моралью («законно-прилично-эффективно»), выбрасывают человека на улицу, где его, если он хоть на что-то способен, подбирает теневая экономика, которая дает ему рабочее место на рынке или в банде. Так возникает теневой рынок труда, который питает теневую экономику, с ее теневым налогообложением, теневым оборотом капитала, теневыми «правоохранительными» органами и т. д. Там люди находят спасение от реформ. Как кумовская мораль спасает провинцию от криминальной анархии, точно так же теневая экономика спасает более-менее проворного человека от разрушительного последствия экономических реформ. Если бы не теневая экономика, социальный протест уже давно приобрел бы масштабы революции. Ну а так протестуют только те, кого не пригрело теневое государство, кто пал жертвой государства номинального: шахтеры, учителя, военные…