Это лукавство, эта тайная суета придворных при помпезной возвышенности царедворца — суть родной и знакомый византийский стиль, который выражается в особых формах политической презентации.
Европейская политическая культура предполагает, например, обнародование своей программы. «Какая у вас программа? Как, что будет?» — вопрошают избиратели. Образный ответ Путина можно сформулировать так: «Буду я». Власть от Бога, а не от народа — это и есть византизм. Впрочем, для России это нормально.
Таково наше знание о Путине. Теперь можно суммировать известные черты его политической репутации:
1. Санкция большинства, провоцирующая превосходство целесообразности над ритуалом. Стоящие в этом же ряду прагматизм и твердость в достижении цели…
2. Неполитичность и как следствие — возможность играть любой политической картой.
3. Невысокое напряжение харизмы, определяющее еще меньшие параметры харизматичности на нижестоящих уровнях.
4. Элементы византизма.
Кремль постарался обеспечить Путину санкцию большинства еще в декабре. Да, декабрьская победа имеет важное моральное и политическое значение, она уже сформировала политический образ Путина (в том числе образ действии). Но юридический статус санкция большинства может обрести только в марте.
А если его не удастся получить? Если между моральным и юридическим правом властвовать вдруг образуется разрыв, как будет реализовано это моральное право, уже полученное?
К чему может привести заведомая безальтернативность? Ясно, что неизбежен некоторый откат общественного мнения в сторону основных конкурентов — Зюганова и Явлинского. Откат даже не столько политический, сколько настроенческий. Ясно также, что эти же настроения могут привести к большому удельному весу голосования «против всех». Другая опасность для Кремля состоит в том, что эти самые «антибезальтернативные» настроения могут привести к низкой явке. Важный фактор, влияющий на явку, — невысокий накал персонального соперничества. При безальтернативности острого личного состязания не будет, а значит, интерес обывателей к выборам будет невысоким, что, опять-таки, тоже снизит явку.
Выборы могут быть признаны несостоявшимися в двух случаях: если «против всех» будет отдано голосов больше, чем за победителя, или если не хватит явки. Это еще не смертельно, Путин сохранит статус и. о. и возможность баллотироваться вновь. Но рейтинги и прогнозы переменятся, и переменятся очень сильно.
Как поведут себя элиты в ситуации «Акела промахнулся»? Как поведет себя Кремль, вложившийся в Путина? Как поведет себя сам Путин, уже потрогавший руками «скипетр» — президентский экземпляр Конституции? Какие гримасы «целесообразности» проявятся в действиях правящей, но «недолегитимной» власти?
Явка — вот главный вопрос мартовских выборов. Впрочем, сценарий «холостых» выборов все-таки маловероятен. Ведь вопрос явки — вопрос технический. Явку, в принципе, обеспечить даже легче, чем «нужное» голосование. Маленькая деталь: в окружных комиссиях на девять членов каждой комиссии приходится три-четыре чиновника во главе с управделами районной администрации. Так что Путин, скорее всего, все-таки станет президентом.
За последние годы элиты привыкли к постоянству власти. Единственным фактором нестабильности был сам ее гарант, если ему вдруг приходило на ум отправить правительство в отставку или еще что-нибудь. Но и его непредсказуемость была вещью предсказуемой и вообще — родной. Страну потряхивало прилично, но система власти в России на протяжении десяти лет оставалась достаточно стабильной. По крайней мере по сравнению с тем, что предстоит ей пережить в ближайший год — во время перехода к новой форме постоянства. Можно предположить, что теперь страну будет трясти гораздо меньше, а власть — гораздо больше. Новый президент, исходя из своей неполитичности, скорее всего, будет изживать политичность из властного аппарата. При Ельцине ведь дошло до того, что руководители-функционеры постепенно стали руководителями-политиками. Губернаторы, министры, чиновники сверх бюрократических функций увлеклись еще и политическими играми. Путин наверняка станет менять политиков обратно на функционеров.
Руководители новой волны должны будут отвечать нескольким условиям:
1. Они не должны иметь опыт существования при другом лидере. А то возомнят, что могут выживать при любом лидере, а значит, абсолютно неважно, какой сейчас в Кремле лидер… Не будет этого.
2. Они должны быть достаточно серыми, чтобы не сиять ярче путинской харизмы. Идеальный вариант — номенклатурщики второго-третьего звена на каждом этаже властной пирамиды, незаметные сейчас, но имеющие предметный бюрократический опыт.
Из этого следуют три тезиса-приговора:
1. Совершенно не важно, присягает сейчас руководитель ведомства или региона Путину или не торопится. Высокие шансы пролететь мимо кассы имеют как примкнувшие, так и колеблющиеся. Как те, кто выстраивался, так и те, кто отстраивался. Особенно смешно в этом случае будут выглядеть «верные сторонники» из числа примкнувших в едином порыве.
2. Смена руководителей на ключевых постах властной вертикали может породить новую «войну первых и вторых секретарей», наподобие той, к которой привели кадровые баталии времен раннего Ельцина.
3. И самое главное — для руководителя, особенно руководителя территории, теперь абсолютно не важно, был ли он опорой в борьбе с коммунистами или не был. Коммунисты больше не враги Кремля (и не друзья; так — игральная карта). Отныне те, кто связывал свои перспективы со своей антикоммунистической репутацией, должны искать другие аргументы и козыри.
Невиданное освежение ожидает, скорее всего, всю вертикаль исполнительной власти. Но это не будет политический переворот или смена курса — этого бояться вряд ли стоит. Просто прополка и прореживание.
Кстати, даже низовые чиновники предчувствуют что-то такое и с тревогой прислушиваются к интеллигентским дебатам по поводу грядущего «авторитаризма». Еще бы — к концу 1990-х чиновничество стало одним из самых успешных видов предпринимательства в России. Если новый режим будет более жестким, то он начнет закручивать гайки. А у каждого чиновника можно найти что-то такое, отчего при закручивании гаек может резьба полететь.
Первые же губернаторские выборы покажут, оправдывается этот прогноз или нет. Поддержит Кремль действующего губернатора, например, в Питере или, покивав «примкнувшему» Яковлеву в знак согласия, поставит нового человека — допустим, Матвиенко или Степашина? Станет также ясен и другой аспект: если Кремль и затеет прополку, то окажется ли кремлевская тяпка достаточно эффективной в губернаторских и мэрских вотчинах?
Видимо, это и станет политическим содержанием следующего года — борьба местных элит с усиливающимся кремлевским вмешательством. Если элиты, почуяв какие-то новые свои перспективы от смены власти на местном уровне, еще и сами передерутся, то Кремль вполне может осуществить желаемые замены.
Но это тревоги и заботы чиновников и политиков. Чего же ждать остальной стране? Пока с именем Путина связаны как большие надежды (замирение Чечни, возрождение армии, ВПК и всей промышленности, укрепление авторитета России), так и большие опасения. Причем одновременно. Но ждать осталось недолго.
Февраль 2000 года.
Грани
Мировая интеграция и российское простодушиеИностранная помощь в России и помощь россиян иностранцам. 1994 г
Мы всегда любили Запад за его блестящесть так же крепко, как и ненавидели (причем за то же самое). Но нежность взаимоотношений с Западом в первую половину ельцинского правления была просто потрясающей, страна была готова раствориться во всем западном. От советской закрытости маятник общественных настроений летел к противоположному полюсу своей амплитуды — к полной открытости, обнаженности.
Эта статья вызвала отклики в тогдашней ФСК — они тоже все активней занимались вопросами «международного сотрудничества». Спустя некоторое время в центральной прессе появились инспирированные нашими спецслужбами «утечки», в которых прямо указывалось на различные «аспекты деятельности» тех или иных западных организаций в России. А летом того же 1994 года в Ростовской области прошел большой семинар по проблемам информационной безопасности с участием губернатора и высокопоставленных представителей спецслужб из Москвы. Появились циркуляры, хоть как-то регламентирующие отношения чиновников с иностранцами.
Рассуждая на эти темы, всегда рискуешь увалиться в шпиономанию и клаустрофобию. Не избежал этого и я — фигурными скобками обозначены места, где я уж явно перегибал палку, разоблачая происки мирового капитала. И тем не менее определенный заказ времени выступления, подобные этому, в ту пору выполнили.
Сейчас, когда отношение россиян к Западу стало более настороженным (по многим причинам), как-то даже трудно восстановить ту атмосферу радушия, а точнее простодушия и подобострастности. Доходило до того, что иностранным организациям с сомнительной репутацией предоставляли бесплатно хорошие офисы в центре города (к примеру, в одном из них сейчас располагается Ростовская ТПП).
Проблема не в том, что иностранцы, даже шпионы, такие уж коварные. Это нормально, для себя стараются. Ненормально то, что сами россияне непонятно зачем содействовали их усердию. Вот этому и посвящена статья.
Простейшая классификация внешних контактов Ростовской области, проведенная N, выявила следующую картину. Наши иностранные партнеры делятся на две группы. Одни страны налаживают с нами деловые партнерские отношения. <…> Другие страны подряжаются все больше на консультационную помощь, заявляют желание инвестировать самые толковые наши проекты. Это США, Франция, Германия, Великобритания — страны далекие, но сильные. Считается почему-то, что именно они ведут нас к рынку, всемерно консультируя и обещая инвестиции. Пришло время задуматься о назначении этого мифа.