перец.
Милый рот певучий, алый, не накрашен:
Сладкопевец, запоздалый псалмопевец,
Пой о нежности, о сладости, о нашем.
Ничего и не узнали друг о друге,
И в глазах, неясных, искорка и дымка.
Где душа твоя? В аду? В котором круге?
– Незнакомка, невидимка, неслышимка.
Эгейский ветер, шорох слабый
Как будто издавна знаком.
Как в море маленькие крабы,
Часы бегут бочком, бочком.
В корзине шевелится рак,
Тенистый дворик – вроде сада,
И под навесом полумрак
Курчавых кружев винограда.
Уже созрелый виноград
Ласкают пальцы Навзикаи,
И пьет вино Алкивиад,
Из дали светлой возникая.
А после — комната и мгла,
Ременный пояс, теплый мускул,
Тот запах пота и тепла
(Отчасти уксус, больше мускус).
Как Телемах, как Ипполит,
Как тонкий профиль Александра.
И счастье легкое лежит –
Соломинка и саламандра.
Пушок на щеке – почти абрикосик.
Ты зорька, радуга, херувим.
На песке у моря, светлая осень,
И мы не скажем твоим родным.
И разве возможно не соблазниться
Прелестью этой, смуглым теплом,
Когда загорелая ключица
Мне кажется ангельским крылом?
И разве правда, что нужно расстаться?
Не расставаться нас научи!
И волоски слегка золотятся,
Как будто крохотные лучи.
На апельсины похожи колени,
Только цвет их милый нежней, нежней.
И кажется осень такой весенней
От света этих нескольких дней.
Так Ева с Адамом, в розовом зное,
В сиянии райского тепла,
Кусали яблочко наливное,
Счастливые, не зная зла.
Оранжево-розовые фламинго –
Почти не птицы, скорей цветы.
Стоят над озером и тропинкой
Частицы нежной красоты.
Они похожи на тонкие ноты,
Как будто музыка от них.
Блаженно-розовые длинноты –
Как будто зов миров иных.
Бывают ли души такого цвета?
Не в адском огне, а в том краю,
Где, как во Флориде, вечное лето,
Но все интересней: в «том» краю?
На длинных ногах стоят и ходят,
Как легкое пламя — гляди – горят
И понемногу переходят
В оранжево-розовый закат.
Всё глупостями занимаемся,
О пустяках всё беспокоимся —
А между тем какое таинство,
Какое небо нам откроется…
Ты посмотрела недоверчиво
На смутное ночное облако.
В нем не было ни капли вечности.
Одна звезда висела около,
Похожая на каплю светлую,
А может быть, ее и не было
Уже, и только давний свет ее
Еще мерцал с большого неба нам.
(P.S. Но ей, как я, симпатизировал
Светляк — и каплей запоздалой
Земной ответ сигнализировал
На те небесные сигналы.)
В яркой и знойной Флориде
(Нет, не в раю, не в аду)
Странную птицу я видел
В пышном цветистом саду.
Голубоватый и алый
Клюв удлинен, искривлен.
Из бирюзы и коралла
Кажется сделанным он.
Черная, с желтым и красным.
Тонкий по клюву коралл:
Точно Пикассо пикассно
Алый зигзаг написал.
И обвести постарался
Глаз — голубым ободком.
Странно, что Бог занимался,
Скажешь, таким пустяком?
Как это сделано! С чувством
Краски, игры, красоты!
Может быть, чистым искусством
Смеешь увлечься и ты?
Здесь острые башенки замка
Еще голубее, чем небо.
Волшебная лживая сказка!
О, дайте нам зрелищ — не хлеба!
В магическом царстве кудесник
Торгует ключами к веселью,
И сказочный замок прелестный
Построен с коммерческой целью.
И плавает ящер поддельный
В подводной пещере фальшивой.
Посмотрим, от нечего делать,
На это недивное диво!
Привет, заменители чуда!
Так мало чудесного в жизни.
А сердцу без этого трудно,
Как верно почувствовал Дизни.
И пусть пролетая синеет
Обманчиво Синяя Птица
И нежная Золушка млеет
В объятиях ложного принца!
Индуски, китаянки и японки
Толпой по лондонскому Пикадилли
Гуляли долго. Помню облик тонкий
И нежность их – как нежность роз и лилий.
Краснел кружок на белом лбу индуски,
Алмаз, приколотый к ноздре, светился.
На кимоно японки ирис узкий
К атласной хризантеме прислонился.
И лотос, золотой, на опахале
Качался в ручке белой китаянки.
Желтел закат, и девушки гуляли –
Одни, как амазонки-лесбиянки.
Но может быть, у них скучало сердце,
Томилось, азиатское, упорно
По том английском мальчике — гвардейце
В мундире алом и высокой черной
Медвежьей шапке, — том, который браво
Стоял с другим красавцем, охраняя
Вход во дворец, где бродит королева,
Вся белая — белее Гималаев.
Мы гуляли по Бродвею. Сколько огней!
Это Таймс-сквер, где разные таймские скверны
И шаги наркоманов неровны и нервны,
И в сияющих барах пьяней и тесней.
Здесь наряды поярче цветов и зари:
Видишь, нравятся грешникам райские краски!
Ходят негры, японцы, мальчишка с Аляски —
В голубом, темно-розовом, желтом — смотри!
Пляшет краля, и всё у нее — ходуном.
И в сиреневых брюках стоят сутенеры,
И парик золотой, точно кудри Авроры,
На продажном мальчишке с лиловым пятном.
Изумрудная дева дает нам совет:
В одиночку-то — вдоволь наспитесь в могиле!
Поспешите грешить, если вы не грешили! —
И лиловые негры смеются в ответ.
Темным блеском сияют большие глаза,
И вино, как рубин, замерцало в бокале.
И стекляшка – сапфир на раскрашенной крале
Выпей, краля! А пьют-то – не против, а за!
И мы прошли парижской толчеей,
В толпе Латинского квартала,
И вот сошли в средневековый строй,
В музейный и готический покой,
В тот розоватый пламень зала,
Где бледно-розовые гобелены.
Вне
Земного бытия, в раю нестрогом
Здесь Дама дивная живет наедине
С таинственным Единорогом:
Он ей явился в розовой весне
Каким-то странным полубогом.
Как надоели римские гробницы!
Ну были римляне, поумирали,
А мы живем, гуляем и глазеем,
Кусаем уголки горячей пиццы,
И пьем вино и воду «минерале»,
И бегаем по мраморным музеям.
Стоят богини, вовсе неодеты,
На них глядят Ромео и Джульетты
(Порфирный пол и звонкие шаги),
А желтая бумажка от конфеты —
Как мотылек, у мраморной ноги.
Что может быть в жизни плачевней
Арабского сора и хлама –
А небо над крепостью древней
Горело большой орифламмой.
Старуха хлебнула лекарства
(Рука – Иоанна Предтечи),
А птицы — нездешнее царство
Над грудами грузной мечети.
С высокого неба раздастся
Медлительный зов муэдзина,
И сумерки — синяя астра,
Синеющий веер павлина.
Я знаю, сейчас мы узнаем
О чем-то нездешнем и лучшем.
И небо сливается краем
С напевом блаженно-тягучим.
В мечети султана Ахмета
Простор, тишина, пустота.
Забудем стамбульское лето:
Мечеть холодна и чиста.
Цветы неизвестного рая
На синих ее изразцах.
На них, вероятно, взирает
Невидимый людям Аллах.
Огромно-пустое пространство,
Вверху — полутьма, полусвет.
Прими от меня, иностранца,
Аллах, иностранный привет.
И мы от незримого Бога
Хотим очевидных щедрот.
…Левей Золотого Рога,
Как роза, небо цветет.
Как хорошо, что люди мы, а не
Шакалы, или мыши, или крысы,
Что говорим, стихами, о весне
В Италии: про лунный крап теней,
Про улочку с Мадонной на стене