Ну, смелее, дуралей!
Выпьем, душенька-подружка?
Сердцу будет веселей?
Просите, просите защиты!
Глухой, неприветливый мир!
Вернулся ограбленный, битый
Из бара сердитый банкир.
И видит: любовник в постели
Предался беспечному сну.
И руки его захотели
Убить молодую жену.
Убил. Но ведь будет же сниться…
И — липкая краска ножа…
И бросился женоубийца
С тринадцатого этажа.
Летел проклиная, сердито,
Но ждало его торжество:
Он прямо упал на бандита,
Который ограбил его!
Заутра на шумном вокзале
(Ведь ясен преступный мотив!)
Любовника арестовали,
В убийстве его обвинив.
А день был сухой и весенний,
И Ангел Расплаты затих,
Усталый от всех преступлений
И всех наказаний земных.
Когда Адам брюхатил Еву,
Нас даже не было. Но Бог
Нас наказал, поддавшись гневу.
Адам, распутник, чтоб ты сдох.
И вот – с полвека, на работу!
На холоду и в темноте…
Как будто бы в штрафную роту
Свободы ради? Те-те-те!
Да, Богу будто бы угодно
(Что знают книжники о Нем?),
Чтоб мы пришли к Нему свободно
(Хоть и сгибаясь под ярмом).
Бог — всеблагой и всемогущий,
Всеведущий? Зачем Ему
Испытывать меня? (Я в гуще
Смолы кипящей все пойму?)
Мне говорят, что я агностик
(Я этим прозвищем не горд),
И мне показывает хвостик
Худой зелено-черный черт.
Ах, к черту черта! Я три года
Готовлюсь к райскому лучу.
Зачем, о Господи, свобода?
Блаженства светлого хочу!
Все загадки бытия
Мы недавно разгадали.
Дождь и солнце, ты и я.
Над большим кустом азалий
Светит каждая струя.
На асфальт кидай, роняй,
Ливень, светлые медали!
Дождь прошел, и от перил
Тень по мраморному полу.
(Нет, не тень, а только полу-.)
Парус набирает сил.
Красной лапкой зацепил
Желтый листик белый голубь.
Спит зеленая змея
В синеватом ярком иле.
В пышном парке ты и я.
Много далий, много лилий.
Замок в мавританском стиле.
Что ж загадки бытия?
Мы о них совсем забыли.
Свет, сенокос, ветерок —
Помнишь? Июньский? Осенний?
Помнишь – веселый щенок
Лаял: собака на сене.
Весело в мире явлений.
Видишь? — Наводит сирень
Легкую тень на плетень.
Черный теленок, мыча,
Скачет в телячьем восторге.
Свинка в сияньи луча
Ест апельсинные корки.
Черные перья грача
Помнишь на светлом пригорке?
Светлый, задумчивый сад.
Жук переходит дорожку.
Помнишь — галчата галдят?
Две синехвостки глядят
Сверху на черную кошку.
Нет, не о зле и добре
На деревенском дворе!
Мечеть Омара в Ерусалиме –
Как тучный хан в золотистом шлеме
В кафтане, вышитом бирюзой.
А церковь нежная Магдалины
Свои девические воланы
Возносит, радуя белизной.
И охраняет башня Давида
Сон и торговлю пестрого люда
(Город могучих, могучих стен!),
Но уведет от базарных будней
Светлая церковь Молитвы Господней.
(Стань, помолись, не вставай с колен!)
В церкви нарядной Гроба Господня
(Там у мозаик всегда обедня)
Плачет Мария. «Мать, не рыдай…»
Недалеко Вифлеем, где справа
От лавок — храм Рождества Христова.
Мудрых волхвов приводит звезда.
Я не вернусь в Египет, в Абу-Симбел,
Где храмина Рамзеса, дивный символ
Империи, которой больше нет.
Но в Англии, в шекспировском театре
Я поклонюсь бессмертной Клеопатре:
На сердце от нее легчайший след.
Я помню луч на синем скарабее
В Каире, в примелькавшемся музее.
(Да, пирамиды. Помню, да. Закат.)
Египет. Без жрецов, без фараонов.
Песок холмов, песок пустынных склонов.
(Верблюды, Сфинкс. Я помню двух ягнят.)
Я не вернусь в святилище Карнака
И тайного магического знака
Не разгляжу в сиянии луны.
Но я храню на сердце — посмотрите! —
Тот милый облик нежной Нефертити,
Бессмертной фараоновой жены.
Здесь есть дольмены. Но друидов нет,
А я бы повидал друидов.
Солнцепоклонник пел, встречая свет;
Теперь не празднуют восходов.
Друидов нет. Есть миллионы жертв,
Но нет ни жертвоприношений,
Ни пения магических торжеств,
Ни погребальных заклинаний.
Мы бардов слушали в таверне на реке.
Какие скучные баллады!
Сказали нам на гэльском языке,
Что были магами друиды.
А в замках сумрачных, где гулок звук,
Мы не встречали привидений.
Им так наскучило пугать зевак,
Любителей старинных зданий.
Готические лилии у луж —
Аббатство, дождь, и путь к руинам,
И солнце, озарившее витраж,
Уже не видное друидам.
Пестрые домики, узкие улочки.
Двигалась мерно процессия.
Трон кружевной раззолоченной куколки
Пели монахини в честь Ее.
Как разрумянено мелкое личико!
Разве Она — Богородица?
Что ж, заступись и за нас, невеличка,
Нежная вестница Сына, Отца!
Знойная глушь голубой Португалии,
Серые ослики, пыльный дизель.
Как эти люди здесь умирали и —
Верили в вечную жизнь!
Верили в то, что замолит Пресветлая
Темные наши грехи,
Что воссияют у Бога Предвечного
Души, беспечно легки.
Голубь и луч в тишине баптистерия,
В мраморной чаше вода.
Так надоело мое маловерие,
Ангел Хранитель мой… Да?
Карнавальные Офелии,
Все Корделии, Коппелии
С нами знаться не хотели.
Мы на них – плевать хотели,
В небо с ярмарки летели.
В голубой Виолончелии,
В нежно-розовой Свирелии
Собирали асфодели,
На Психеюшку глядели.
А на деле — пили, пели — и,
Ох, устали от вращения
Обветшалой карусели!
(На зверей со скуки сели.
Всё одно – до отвращения.)
Лет так семьдесят назад
Мы лежали в колыбели,
Ангелочками глядели.
Хочется, браток, назад –
С карусели – в колыбели!
А росли, брат – не в Свирелии!
Не в Свирелии. В Метелии.
В нашей грустной Оскуделии.
Чуть душа держалась в теле.
Выжили. И постарели.
С горя песенку свистели
О Психее в черном теле.
Русское словцо на е…
Не тае, брат, не тае.
Зря лечили от печали
Нас на скучном карнавале,
Где Психею затолкали
В суете и толчее.
Вместе дошли до седьмого круга –
А теперь — какой разговор?
Обуревает лучшего друга
Старческий злобный задор.
Все он корит, жужжит, упрекая
Меня в тягчайших грехах.
Словно бы гарпия, фурия какая
Подъемлет пепел и прах.
Чудится ему, что зелием черным
Хочу его извести,
Что сердце его склюю черным вороном
В конце земного пути.
О'кей, бай-бай, прощай, улыбнемся,
Злюка, скажи «изюм».
Мы скоро уснем, уснем, не проснемся,
Зачем этот скучный шум?
Святой блаженствует в экстазе и
Златую осушает чашу,
А нам за наши безобразия
Покажут кузькину мамашу.
Пребольно выпорют бездельников,
Пропишут ижицу — а дальше,
Ой, надававши подзатыльников,
Пошлют куда-нибудь подальше.
В аду, гостеприимной пристани,
Нас черти приютят, наверно,
Но скоро, присмотревшись пристальней,
Пренебрегут высокомерно.
Что ж, посидим над мелкой речкою,
Следя за ангелом крылатым.
Мы не были ни Богу свечкою,
Ни черту кочергой… Куда там!
Ложится свет на листья винограда,