ась от вторжения в СССР, Япония не начала планируемый Сибирский поход, Румыния, Италия, Венгрия стали искать возможности для выхода из войны и заключения сепаратного мира с Великобританией и США…7
– …которые, несмотря на это, второй фронт открывать не спешат, а? – парировал Шахурин.
– Да, рейхсфюрер, но…
– А почему не спешат?
– Я полагаю, что выжидают время, – парень тарабанил как по писаному. – Германия еще достаточно сильна, и потому даже объединение с ее вчерашними союзниками не дает США и Великобритании гарантий победы. Кроме того, США вообще не находятся на нашем континенте и потому защищены от раскройки политической карты мира. Они будут думать до последнего – и не будут исключать союз с Гитлером как с капиталистом. Им важно получить территории Японии в Тихом океане. Кому Гитлер решит отдать предпочтение на финальном этапе войны – Японии или США – вот вопрос. От этого и зависит их решение.
– Все верно, группенфюрер. А что может РККА без второго фронта?
– Практически мало. Сталинград порядком измотал наши войска морально и физически, а вермахт готовит прорыв в районе Курска. Если там произойдет стратегическое наступление в тыл Советского Союза, то исход войны можно считать решенным, – изначально сомневавшийся Реденс говорил такими четкими и выверенными формулировками, что постепенно начал убеждать себя и всех присутствующих.
– Откуда такие суждения? – тихо спросил Серго Берия.
– К нам приходил на днях Молотов дядя Слава. Вот я за ним и записал. И мне его слова представляются очень даже правдивыми…
– Все так и есть. Вероятность прорыва в тыл – очень высокая. А это значит, что не сегодня – завтра войска вермахта будут у стен Кремля, – довольно говорил Шахурин. – Москва – это не Крым, не Украина и не Краснодар. Это сердце России. Партизанское движение будет тут еще очень сильно некоторое время. От настроений в Москве во многом зависит успех завоевания всей России. Потому построить тут всех в ряд и по команде направить в концлагерь не выйдет. Да и задача так не стоит. Не так ли, рейхсмаршал? – Шахурин перевел взгляд на сына Берия. Кто, как не он, мог знать о донесениях разведки из штаба вермахта? Тот согласно кивнул. Хозяин продолжил:
– А как стоит задача? Сформировать здесь правительство. Со Сталиным никто разговаривать не будет, он дискредитировал себя. А с кем будут? Не с улицы же людей набирать? Правильно, с нами. С детьми ближнего круга. И руки чистые, и авторитет родителей имеется, и знание жизни, и главное – молодость. Желание работать и менять жизнь народа, который уже 20 лет за нос водят. И мы к этому должны быть готовы. Мы должны представить ему наш нынешний состав в качестве «теневого правительства» СССР.
– А что это? – спросила Нина Уманская.
– Альтернативное руководство государства на случай резкой смены политического курса. Как, например, у де Голля во Франции – правительство в изгнании.
– Кстати, о де Голле, – заговорил вдруг молчаливый Берия. – Отец недавно рассказывал, что он во время Первой мировой в плену у немцев был с нашим Тухачевским. Потом много лет дружили. Говорят, за это Сталин и невзлюбил маршала…
– И хорошо, что невзлюбил. Будь Тухачевский жив, неизвестно, чем бы война кончилась и началась бы вообще или нет. И кем бы тогда были мы? Обычными школьниками. А мы не обычные! Мы избранные! Только нам, и никому, кроме нас, предстоит держать в руках бразды правления страной! Как говорится, не было бы счастья… Кстати, бригаденфюрер, предварительная политическая программа разработана?
– Так точно, рейхсфюрер, – поднялся с места Степан Микоян. – При руководстве страной целесообразно использовать квинтэссенцию положений марксизма о перераспределении собственности и основных положений экономической теории о свободе договора. Как и обещали, землю раздадим крестьянам безо всякого их принудительного отправления в колхозы. Возделывал землю, работал на ней – получи в собственность. Доходы тоже. Продавать разрешим сколько надо, а налоги сделаем минимальными. На первом этапе, конечно, ослабленную войной экономику надо будет восстанавливать, потому с налогами придется поднажать. А лет через 10 снизим…
– Не то ли предлагал во времена НЭПа ваш отец, бригаденфюрер?
– Было дело. Я из его ранних работ это все и взял, – улыбнулся Степан и продолжил. – Фабрики и заводы раздадим рабочим в самоуправление, сделав их такими же участниками рынка и налогоплательщиками. В общем, построим все по законам коммунизма, но по методам капитализма. Такого прецедента в мире еще не было! Если бы тогда НЭП не задушили…
– Опять же повторяю – неизвестно, где бы мы с вами были сейчас. Отлично, бригаденфюрер. Мне нравится ваш настрой. Тем более, есть у нас еще туз в рукаве, против которого Гитлеру, приди он в Москву, сложно будет противостоять.
– Какой же?
– Об этом после. Как сделаем. Чтобы не сглазить. А пока все. Итоги подведены, ясность внесена. Собираемся через две недели у бригаденфюрера. Все свободны.
Снова приветственный жест гитлеровцев – и все отправились по домам. Володя же подошел к накрытому телефону, снял с него тряпку и нарочито четко бросил в трубку:
– Теневое правительство!
«Все равно тупые и ни за что не догадаются, – подумал он. – Лучших– то к стенке поставили, а с оставшимися Гитлеру двери в страну нараспашку открыли. Ну ничего. Не было бы счастья…»
5 июня 1943 года, здание Генеральной прокуратуры СССР на Большой Дмитровке
Лев Романович Шейнин был не просто следователем. Он был типичным продуктом своего величественного времени, про которых Максим Горький – кстати, лично знакомый со Львом Романовичем – говорил: «человеки– чудодеи», «гиганты», «стоики». Наличия таких людей требовало время, так быстро и решительно спрессовавшееся перед лицом двух революций и мировых войн, стольких социальных и политических катаклизмов как в стране, так и в мире. Не будь таких людей – первый же удар слабого еще, молодого советского государства о скалы истории поверг бы его в состояние смертельного кораблекрушения. Время велело быть сильными, стойкими, разносторонними, образованными и хваткими. Много было таких людей или нет, теперь уже доподлинно сказать нельзя, да и критики не позволят. Но вот утверждать о том, что на плечах таких, как Шейнин все держалось, можно смело.
Человек разнообразных талантов, профессиональный путь начал он с должности журналиста в ленинградской газете. Статьи и фельетоны, а также многочисленные короткие рассказы, вышедшие из– под его пера быстро привлекли внимание читающей аудитории, среди которой был и высоко оценивший его автор «Матери» и «Буревестника». В квартире Горького на Кронверкском уже видевший себя в большой литературе начинающий журналист Шейнин бывал часто. Здесь он познакомился со Шкловским и с Фединым, с Эренбургом и Андрониковым, с Маяковским и Леоновым. Все шло как нельзя лучше, пока внезапно органы ГПУ не объявили массовую мобилизацию. После Гражданской кадров не хватало, а преступность была на очень высоком уровне, так что мобилизация подлежащего призыву гражданского населения была единственным решением вопроса. Шейнину выпало попасть на службу в органы защиты правопорядка.
Поначалу он совмещал работу оперуполномоченного с написанием заметок о жизни сотрудника уголовного розыска,8 но потом работы стало так много, что на личное пространство времени практически не осталось. Ситуация немного изменилась в лучшую сторону, когда в 1931 году его перевели на работу в Прокуратуру СССР на должность старшего следователя. Тут, в Москве, он познакомился со знаменитыми советскими драматургами братьями Тур, в соавторстве с которыми написал сценарий фильма «Ошибка инженера Кочина». Нашел время, чтобы поучаствовать в работе лаборатории по разработке «детектора лжи».9 Эта работа могла бы продолжиться и дальше, но в планы Шейнина– писателя и ученого неожиданно вмешалась война.
Как всегда, в сложные исторические моменты, преступность полезла изо всех щелей, и стране снова понадобился талант Шейнина– следователя. Его литературный и житейский опыт, приобретенный на делах об убийстве Кирова и измене группы Каменева– Зиновьева, как считало его руководство, мог потребоваться и при расследовании этого странного, если не сказать больше, преступления.
В пику таланту Шейнина его помощник Михаил Юрьевич Рагинский, хоть тоже и увлекался написанием «следственных записок» в свободное от работы время, такой одаренностью, конечно, не блистал. Как доктор Ватсон, он только стремился и жаждал всей душой походить на своего сиятельного шефа, но до очевидных результатов пока было далеко. Как в любимой Шейниным физике противоположности притягиваются, так и блистательный следователь не меньше своего ретивого слуги дорожил обществом подчиненного. И вовсе не потому, что выгодно выделялся на его фоне, нет. А потому, что общение с ним иногда наводило Льва Романовича на поразительные выводы. Как известно, лицом к лицу лица не увидать, а истина рождается в споре – вот и получается, что компания обычного, рядового человека иногда поразительно нужна человеку талантливому.
– Лев Романович, – начал Рагинский, появившись сегодня в кабинете Шейнина, – ваше поручение выполнено. Допросил одноклассников и знакомых Шахурина и Уманской. Утверждают, что последнее время часто ссорились на почве ревности. Выдвигают такую версию.
– Как шекспировские герои? Что ж, для их возраста вполне возможно.
– Ну как же… Не думаю.
– А что думаешь?
–Я думаю, что бы могла значить эта странная фраза – «теневое правительство»? Не связано ли это убийство с деятельностью какой– нибудь контрреволюционной антисоветской организации?
– Везде тебе политика мерещится, Миша.
– Вы не согласны?
– Не согласен. Во– первых, потому, что теневое правительство – это правительство в изгнании. Ну или альтернативное правительство на случай смены власти. Оно само никаких действий по свержению действующей власти не предпринимает и просто спокойно ждет своей очереди. Существование его никакой опасности не несет, а напротив, является гарантией демократических прав и свобод в государстве. А во– вторых, потому, что человек этот был уверен, что в квартире прослушка. Именно поэтому мы ни одного слова толком не разобрали, кроме этого злосчастного «теневого правительства».