Возмущение старичка можно было понять – не так он был воспитан, чтобы на страницах книги, которая выйдет под его авторством и которую прочитают миллионы, которая вдобавок будет посвящена самому значимому событию ХХ века, в коем он принимал самое живейшее участие, писать неправду, даже если она очень угодна Генеральному секретарю ЦК КПСС! Ведь звали его Георгий Константинович Жуков.
Легендарный маршал Победы числился пенсионером союзного значения и спокойно доживал свои дни в подмосковной Пахре за написанием мемуаров, которые носили рабочее название «Воспоминания и размышления» и которые издательство «Воениздат», два года назад заключившее с ним договор на их написание и даже выплатившее аванс, сейчас упорно отказывалось печатать. Редактор кивал на Брежнева и его «роль в войне», но Жуков знал – вряд ли амбиции почти обезумевшего от алкогольного делирия партийного функционера касаются его, давно забытого верхушкой отставного маршала. Там закон простой – вышел на пенсию, считай, что умер. Скорее всего, кто– то из его лизоблюдов решил выслужиться и блеснуть своим давлением на маршала. Но не такой он был человек.
Придя домой, со злости бросил рукопись в дальний угол стола и стал ходить по комнате взад– вперед.
– Ну нет, нет. Кто угодно, только не Брежнев, – бормотал он себе под нос. – Я самому Сталину правду говорил, а здесь начну писать, что я якобы ездил перед ответственным сражением за советом к политруку – !!!– 18 армии полковнику Брежневу! Маршал – к полковнику, да еще и политруку, которые в боях не участвовали, а, подобно заградотрядам, сзади шли и в своих же стреляли, если они отказывались погибать. Ну ладно бы еще сказал, к командующему той же армией генерал– полковнику Лиселидзе, но к Брежневу! Чушь собачья. Таких, как этот Брежнев в конце 30– х усатый к стенке только так ставил. Вокруг него много было замполитов, которые то и дело норовили власть себе прихапать. Взять хотя бы тот же Блюхера…
Маршал перевел взгляд на памятное оружие, подаренное ему Сталиным за разоблачение Блюхера. Этот самый «красный маршал» не только был в действительности немцем и бывшим офицером кайзеровской армии, невесть каким чудом затесавшимся в ряды РККА после Первой мировой, но и японским шпионом, как установило командование и в чем убедился сам Жуков, проведя с ним несколько дней у озера Хасан в 38– ом… В докладе Главвоенсовета, в заседании которого по итогам провальной Хасанской операции принимал участие сам Жуков, было сказано: «Только после приказания т. Блюхеру выехать на место событий т. Блюхер берется за оперативное руководство. Но при этом более чем странном руководстве он не ставит войскам ясных задач на уничтожение противника, мешает боевой работе подчиненных ему командиров, в частности командование 1– й армии фактически отстраняется от руководства своими войсками без всяких к тому оснований; дезорганизует работу фронтового управления и тормозит разгром находящихся на нашей территории японских войск. … т. , выехав к месту событий, всячески уклоняется от установления непрерывной связи с Москвой, несмотря на бесконечные вызовы его по прямому проводу народным комиссаром обороны. Целых трое суток при наличии нормально работающей телеграфной связи нельзя было добиться разговора с т. Блюхером. Вся эта оперативная „деятельность“ маршала Блюхера была завершена отдачей им … приказа о призыве … 12 возрастов. Этот незаконный акт явился тем непонятней, что Главный военный совет в мае с. г., с участием т. Блюхера и по его же предложению, решил призвать в военное время на Дальнем Востоке всего лишь 6 возрастов. Этот приказ т. Блюхера провоцировал японцев на объявление ими своей мобилизации и мог втянуть нас в большую войну с Японией. Приказ был немедля отменен.»
С такой подачи Блюхера вскоре арестовали. Командование следующей стратегической операцией вблизи Маньчжурии, на территории фактически подконтрольной японцам Монголии, у Халхин– Гола поручили уже Жукову. Ну тот он справился блестяще…
Вот – медаль от МВД и боевой пистолет, подаренный ему Берией после войны. С этим человеком они дружили, если не сказать больше. Всю войну Берия, хоть и не регулярно бывавший на передовой, поддерживал связь с Жуковым, оставался в курсе всех новостей с фронта, оказывал поддержку путем влияния на Ставку, если требовались маршалу дополнительные и резервные части. Если кто– то в Москве был не согласен с его мнением – Берия находил слова, чтобы переубедить критика и объяснить ему: иначе, кроме как с Жуковым, войну СССР не выиграет. И всегда оказывался прав. Подтверждала это сама история. Не желая терять связи со своим боевым товарищем и с целью наиболее оперативного исполнения поручений маршала в столице, истинно руководствуясь принципом «Все для фронта, все для Победы!», Берия направил к нему своего порученца – генерала Ивана Серова. Тогда в войсках заговорили: мол, не хочет ли Берия тотально контролировать Жукова, коли уж соглядатая за ним приставил?
Дураки, что они могли понимать? Разве говорили тогда громко о том, что по всей линии фронта за неудачные операции сплошь и рядом арестовывают и расстреливают генералов и маршалов?! Разве могли они понимать, что дружеское сердце Берия не могло допустить такого в отношении Жукова, который – как и всякий человек – тоже иногда допускал ошибки?! А что могло быть лучшей гарантией и защитой для маршала? Только присутствие рядом старшего оперуполномоченного МВД в звании генерала. Тогда любому проверяющему борзописцу, который захотел бы «съесть» маршала, кивая на его промахи и недоработки, всегда можно было дать отповедь: операция согласована с МВД, а значит, со Сталиным. За такое на то, что не сажают, а думают лишь о том, как бы самим ноги унести. Вот такая у них дружба была!
При этом надо сказать, что на счету Берии после смерти Сталина (а при жизни он не мог ничего, ибо вся власть принадлежала одному человеку) было немало добрых дел, за которые его следовало бы уважать. И Жуков уважал, потому что было, за что.
После смерти Сталина в 53– ем Берия подписал:
– Знаменитое Постановление об амнистии, в результате которого оказались открыты двери тюрем и лагерей. Сотни тысяч человек оказались на свободе, включая того самого Солженицына, о котором маршал только сегодня оговорился;
– Приказ о создании комиссий о пересмотре «дела врачей», заговоре в МГБ СССР, Главартупре МО СССР, МГБ Грузинской ССР. Все фигуранты указанных дел были реабилитированы в двухнедельный срок;12
– Приказ о создании комиссии по рассмотрению дел о депортации граждан из Грузии;13
– Записка в Президиум ЦК КПСС о реабилитации лиц, проходящих по «делу врачей».14 В записке признавалось, что ни в чём не повинные крупнейшие деятели советской медицины были представлены шпионами и убийцами, и, как следствие – объектами развёрнутой в центральной печати травли на антисемитской почве. Дело от начала и до конца является провокационным вымыслом бывшего заместителя МГБ СССР Рюмина, который, встав на преступный путь обмана ЦК ВКП(б), для получения необходимых показаний, заручился санкцией И. В. Сталина на применение мер физического воздействия к арестованным врачам – пытки и жестокие избиения. Последующее постановление Президиума ЦК КПСС «О фальсификации так называемого дела о врачах– вредителях» от 3 апреля 1953 г., предписывало поддержать предложение Берии о полной реабилитации указанных врачей (37 чел.) и снятия Игнатьева с поста министра МГБ СССР, а Рюмин к тому моменту был уже арестован. Таким образом Лаврентий Павлович снова оказывал жест доброй воли по отношению к доброму имени Жукова, которого Игнатьев (с подачи Абакумова) в свое время пытался безвинно арестовать;
– Записка в Президиум ЦК КПСС о привлечении к уголовной ответственности лиц, причастных к смерти С. М. Михоэлса и В. И. Голубова;15
– Приказ «О запрещении применения к арестованным каких– либо мер принуждения и физического воздействия».16 Последующее постановление Президиума ЦК КПСС «Об одобрении мероприятий МВД СССР по исправлению последствий нарушений законности» от 10 апреля 1953 г., гласило: «Одобрить проводимые тов. Берия Л. П. меры по вскрытию преступных действий, совершённых на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР, выражавшихся в фабриковании фальсифицированных дел на честных людей, а также мероприятия по исправлению последствий нарушений советских законов, имея в виду, что эти меры направлены на укрепление Советского государства и социалистической законности»;17
– Записка в Президиум ЦК КПСС о неправильном ведении мингрельского дела.18 Последующее постановление Президиума ЦК КПСС «О фальсификации дела о так называемой мингрельской националистической группе» от 10 апреля 1953 г.19 признаёт, что обстоятельства дела являются вымышленными, всех фигурантов освободить и полностью реабилитировать;
– Записка в Президиум ЦК КПСС «Об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей».20 Это касалось не только высылок и лагерных поселений – это касалось и лишаемых паспортов колхозников, которые теперь могли смело выходить из этих «соцзагонов», мигрировать в города или переезжать в другие села без опаски быть наказанными председателем.
А начиналась эта дружба странно, если не сказать больше. Прямо перед войной, в 1939 году, была похищена жена тогдашнего замнаркома обороны, начальника главного артиллерийского управления РККА маршала Кулика – дама довольно противоречивая, часто вступавшая в подозрительные контакты с иностранцами, Кира Симонич. Кулик сразу начал бить во все колокола, все без толку. Пропал человек. В действительности Берия увез ее к себе в кабинет в Варсанофьевском переулке, где пытался провести с ней разъяснительную работу. Она, как видно, не далась, что побудило его застрелить ее без суда и следствия. Москва – город маленький, и вскоре Кулик обо всем узнал. С тех пор не было мероприятия, на котором он бы не поддел Берию, не попытался бы уличить его в чем– то – пусть даже в шутливой форме, – не подколол бы его с намеком на то, что «что– то знает». Поначалу Берия словно бы чувствовал себя виноватым, хотя, по твердому убеждению Жукова, ничего предосудительного не совершил – работа с потенциальными шпионами должна протекать тайно, а контрразведчик всегда должен действовать по обстоятельств